Мой адрес — Советский Союз! Книга вторая - Геннадий Борисович Марченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свет на сцене почти полностью погас, на большом экране пошли кадры военной хроники, хорошо освещался только небольшой пятачок у микрофона, где уже занял своё место Магомаев во всём чёрном, включая бабочку на белоснежной сорочке. Заиграло вступление, свет рампы освещал мужественное лицо исполнителя. Я покосился на правительственную ложу. В полусумраке видны были только тени, в одной из которых угадывался кряжистый Генеральный секретарь ЦК КПСС.
Малая земля. Кровавая заря,Яростный десант. Сердец литая твердь…
Хорошо поёт! Не хуже, чем в оригинальной версии. А вживую я эту песню вообще слышу первый раз. Раньше она мне казалось слишком уж пафосной, официозной. Но сейчас пронимало, у меня даже мурашки по коже побежали.
Малая земля. Товарищи, друзья…Вновь стучит в сердца тот яростный прибой.Малая земля — великая земля.Вечный путь — из боя в бой!Малая земля — великая земля.Вечный путь — из боя в бой!
Песня закончилась, на несколько долгих мгновений наступила гробовая тишина, затем взорвавшаяся аплодисментами. Кто-то в первом ряду встал, следом пошла цепная реакция, начал вставать весь зал, продолжая аплодировать. Я тоже встал и хлопал в ладоши, ощущая себя в идиотской ситуации. Получается, аплодирую сам себе. Снова перевёл взгляд на правительственную ложу. Сейчас при практически нормальном освещении видел, что и там члены Политбюро во главе с Брежневым аплодируют стоя. И что это? У генсека глаза блестят? Он плачет? Да нет, наверное, показалось. Хотя… Для него песня, как говорят урки, в масть. Пусть даже на самом деле факты о том, участвовал ли полковник Брежнев в обороне это клочка земли или нет, серьёзно разнятся. Хотя в сети мне когда-то попадалось фото, на котором якобы Брежнев был изображён на Малой земле в окружении бойцов десанта.
Аплодисменты затихли, народ начал садиться, Терешкова, прежде чем на сцене снова появилась ведущая, тронула меня за рукав.
— Евгений, вы большой молодец! Такую песню сочинили… Даже ком к горлу подкатил. Ну и Муслим, конечно, исполнил бесподобно. Вот если бы вы ещё что-нибудь про космос сочинили, про наших космонавтов…
Ха, да легко! «…и снится нам не рокот космодро-ома-а-а…». Что, это я вслух напел? Кажется, да, судя по заинтересованному выражению лица Терешковой. Но тут начались очередные пляски на сцене, и нам стало не до разговоров. Зато в следующей паузе она ко мне наклонилась и негромко спросила:
— А что это вы напевали? Про рокот космодрома?
— Так это, — немного смешался я. — У меня заготовка одной песни есть, как раз про космонавтов. Припев придумал, а куплеты пока ещё нет. Хотя музыку вроде бы сочинил и на куплеты, и на припевы, даже какая-то аранжировка есть.
Терешкова никак не успокаивалась, и в следующей паузе снова придвинулась ко мне. Её интересовало, когда можно будет ознакомиться с готовой вещью, на что я ответил, что уж к следующему Дню космонавтики песня точно будет готова.
— Это было бы здорово, — согласилась Валентина Владимировна. — Но до него почти целый год. Вот если бы вы пораньше её допридумывали, да выступили в Звёздном городке перед отрядом космонавтов…
— С гитарой? Всего с одной песней? — скептически поморщился я. — Тогда уж лучше подготовить нормальную программу, привезти нормальный коллектив, устроить для космонавтов и сотрудников городка нормальный концерт… В общем, чтобы приезд запомнился надолго. И съёмочную группу программы «Время» привезти, пусть об этом концерте узнает вся страна.
Понесло, короче говоря, как Остапа в Новых Васюках перед членами шахматного клуба… Но Терешкова, такое ощущение, к моим словам отнеслась более чем серьёзно. И в следующей паузе после песни «Тёмная ночь» предложила обменяться телефонами, чтобы в случае чего быть друг с другом на связи. А я внезапно вспомнил, что в моих залежавшихся хрониках есть упоминание о трагедии, которая должна случиться 30 июня с экипажем космического корабля «Союз-11» под командованием Георгия Добровольского. При отделении спускаемого аппарата произошло самопроизвольное открытие вентиляционного клапана, отчего давление внутри резко упало. Все трое членов экипажа — Добровольский, Волков и Пацаев — погибли. После этого последовал 2-летний перерыв в программе запуска пилотируемых кораблей, в течение которого была изменена концепция работы спускаемого аппарата, а космонавты стали пользоваться скафандрами, так что в случае разгерметизации у них был неплохой шанс выжить. Недаром говорится, что Устав пишется кровью. Так и космос ошибок не прощает.
Концерт завершился маршем «Прощание славянки», под который все участники концерта высыпали на сцену. Поклоны, аплодисменты, наконец двинулись к выходу. Не успел выйти из зала, как ко мне подошёл обычный с виду гражданин лет тридцати пяти, но с уже пробивающейся сединой на висках.
— Евгений Платонович? Вы не очень спешите?
— Да вроде не очень…
— Пройдёмте со мной.
Та-а-ак… Кажется, вежливый товарищ представляет весьма важное ведомство, и с ним лучше не спорить. Да я и не собирался. Интересно только, что ему или, вернее, тем, кто его послал, от меня понадобилось? Может, где-то крупно накосячил, что мною заинтересовались московские особисты? Может, обыск у меня дома устроили и нашли папки с «хрониками»? Да чего гадать, сейчас всё узнаем. Главное — не ссать, сохранять лицо, Евгений Платонович.
Мы прошли по боковому коридору, миновали одну дверь, попав в другой коридор, затем ещё одну дверь, попав в ещё один коридор, и наконец остановились у двери, возле которой стоял плечистый шатен с ледяным взглядом потомственного викинга. Ничего не говоря, приоткрыл одну из дверных створок, пропуская нас в помещение.
Если судить по накрытым столикам и стоя уплетающих всякие бутерброды под водочку и шампанское людям, я попал на обычный фуршет. Вернее, не совсем обычный, учитывая состав пирующих. Потому что это были очень солидные на вид дядьки, и первым из них я узнал Суслова. Главный идеолог страны (как ни удивительно, не в вечных калошах, а в приличных ботинках[4]) скромно стоял в сторонке, вроде бы с укором наблюдая за всеобщим возлиянием. Сам он держал в руке бутерброд с красной икрой, и такое чувство, не знал, что с ним делать.
— Подождите здесь, — попросил провожатый, а сам двинулся к небольшой группке из пяти-шести человек.
И в ней помимо Председателя Совета министров СССР Косыгина и Председателя Верховного Совета СССР Подгорного я увидел самого Леонида Ильича. Именно к нему обратился «седой», показывая движением головы в мою сторону. Брежнев поставил на стол пустую рюмку и, улыбаясь, двинулся ко мне.
— Ну здравствуй, Евгений!
Я пожал широкую ладонь, одновременно генсек левой чувствительно хлопнул меня по плечу.
— Так это ты сам сочинил и слова,
