Рукопись, написанная кровью - Анна Данилова

Он принялся целовать ее, но в эту минуту раздался жалкий, трусливый стук в дверь – это вернулся Берестов.

– Вот черт… Но ничего, мы еще наверстаем. Сейчас я повезу вас пообедать в один итальянский ресторан – он называется «Феллини», там потрясающе готовят, – а потом, поговорив с потенциальным президентом и дав ему парочку бесплатных, заметь, советов, я отправлю его обратно сюда, а тебя увезу к себе. Идет? Договорились? – Он произнес это так быстро, что уложился за несколько секунд, которые ему понадобились для того, чтобы достигнуть двери и впустить Берестова.

– Договорились, – прошептала она, глотая слезы.

Ее зазнобило от полной безысходности собственного положения. Больше того, Юля вновь ощутила ненавистное ей чувство унижения, повторившего всю тошнотворность вчерашнего, победного для Щукиной вечера.

Вот сейчас она наберет в легкие побольше воздуха, стряхнет с себя оцепенение, и ее посетит мысль – пронзительная, неожиданная, которая все перевернет в ее прошлых представлениях о жизни, любви и порядочности. И – она это вдруг остро почувствовала – она, Юлия Земцова, перешагнет свой очередной нравственный (или безнравственный) барьер, за которым начнется новая жизнь. Она на мгновение зажмурилась, прислушиваясь к тихому шелковистому шелесту протекающих в ее голове мыслей, и, что-то поняв для себя, успокоилась и снова открыла глаза.

Ей показалось, что в комнате стало светлее, а все предметы вокруг (включая мужчин) – ярче.

– Игорь Николаевич, – Юля подошла к Берестову и положила ему руку на плечо, – я прошу вас забыть все то, что сегодня произошло здесь, в этой чертовой гостинице, и постараться отнестись к этому просто. Совсем просто. Уверяю вас, что и я, и Крымов – мы на вашей стороне, и то, о чем вы рассказали нам с Надей вчера ночью, – все это останется лишь в нашей памяти. Я знаю, что говорю. Но начиная с этого момента наши пути расходятся… В том смысле, что я переезжаю к Крымову и ваше общение с ним будет протекать уже независимо от моего присутствия. Я привезла вас сюда в надежде устроить встречу с Женей, и, как видите, наш вояж оказался ненапрасным. Если вы хотите спросить меня о чем-нибудь, спрашивайте сейчас, потому что уже через некоторое время вы растворитесь в Крымове и своих проблемах, а меня скорее всего вы больше не увидите.

Она торопила события, подгоняла их, как бессловесное стадо полумертвых надежд, ставя Крымова перед фактом: да, она решила, что переезжает к нему, и пусть теперь он попробует ей отказать. Не имея сил физических, она вдруг окрепла духом, и это наркотически-обманное состояние неслыханной уверенности в себе Юля поспешила поскорее направить на свой реанимирующийся прямо на глазах роман с Крымовым.

– Вы себе представить не можете, как я благодарен вам, – вполне искренне произнес Берестов, целуя ей руки и непрестанно оглядываясь на стоящего в двух шагах от него Крымова. – У нас ничего не было, ничего не было, поверь, Женя. Просто Юля хотела тебя немного разыграть…

На него было неприятно смотреть, и Юля, отняв у него свои зацелованные им руки и с трудом сдерживая брезгливость, которая без труда читалась в ее взгляде, предложила Берестову быстро одеться и немедленно отправляться с Крымовым, куда тот скажет. Затем накинула пальто и, не желая ни минуты оставаться в этом, ставшем ей ненавистным номере, вышла следом за мужчинами, даже не взглянув на себя в зеркало.

Разглядывая афиши фильмов великого маэстро Феллини, которыми были украшены стены ресторана, Юля еще раз выслушала душещипательную историю Берестова о попытке Марины Бродягиной ограбить и убить его, после чего вынести из его квартиры деньги, а точнее, гонорар, который незадолго до описываемых событий вернул ему Крымов.

Теперь, когда она знала, чего хочет, и немного успокоилась, встретив Крымова, к ней вернулся аппетит, и она с великим удовольствием пробовала все, что было разложено на больших блюдах: и спагетти с баклажанами, и грибы, и жареный перец…

Крымов слушал Берестова внимательно и был потрясен, когда узнал, что в сумочке Марины Берестов обнаружил кольцо с отрубленного пальца отца Кирилла.

– Ты хотя бы понимаешь, кто собирался меня подставить? Марина! Марина, в которой я души не чаял и которая, кстати, была в прошлом любовницей Кирилла. Скажи, как могла она служить его убийцам, да еще прийти ко мне с ядом, чтобы отравить меня?! Разве это женщина? Да это самая настоящая дьяволица. Ты веришь мне, Крымов, ты веришь мне?

– Да успокойся ты, Игорек, не впадай в истерику. И постарайся не кричать на весь ресторан. Разумеется, я тебе верю. Больше того, сдается мне, что уже совсем скоро история с убийством всплывет и мы узнаем, кто зарезал бедного Кирилла…

– Ты думаешь, что этим занимаются люди Харыбина? – спросила Юля, чтобы хоть как-то вывести Крымова на разговор о ее муже. Ей казалось, что здесь, в этой расслабляющей обстановке, позабыв об осторожности, Крымов может проговориться о том, что ему известно о планах Харыбина (а уж то, что он знал и до встречи с Юлей, что Харыбин разыскивает его всеми мыслимыми и немыслимыми способами, было уже очевидным). И как бы в подтверждение ее догадок она вдруг услышала:

– Твой Харыбин охотится на другую дичь, зеленого цвета и вонючую, как протухшие устрицы…

Юля ничего не поняла и поэтому решила переспросить:

– Какую еще дичь? Что ты имеешь в виду?

– Ему нужны прежде всего деньги, доллары, но люди, на которых он работает и которые в тысячу раз честнее его, думаю, знают об этом, хотя и делают вид, что закрывают глаза на его постоянные командировки, отлучки, проколы… Они используют его таким же образом, каким он использовал тебя, моя дорогая. Он знал, что ты пойдешь по моему следу, а он – соответственно – по твоему, и вся дружная команда рано или поздно окружит меня, как свора псов… – Крымов устало махнул рукой.

Было досадно, что за столом, помимо них, находился Берестов, при котором можно было говорить далеко не все, а потому Юля, тихонько вздохнув и подавляя в себе желание расспросить Крымова об Аперманис, снова принялась за еду. Когда же принесли шоколадный крем, она и вовсе потеряла интерес к разговору.

– Выходит, я нашел тебя зря? Ты все равно не будешь искать убийцу? – Похоже, Берестов уже в тысячный раз упоминал убийцу отца Кирилла, от которого у Крымова разболелась голова.

– Объясняю тебе в последний раз: подожди совсем немного, и скоро всем все станет известно, – говорил с набитым ртом Крымов, уже не глядя на Берестова. – Мне незачем браться за это дело – мартышкин труд!

– Но откуда тебе это известно?

– Ты слушай меня…

Он откровенно хамил Берестову, пытаясь помягче дать ему понять, что от него хотят избавиться, но все было безрезультатно. После двух графинов с вином мужчины, как показалось переевшей Юле, смотрели друг на друга уже с ненавистью.

– Так что же, мне возвращаться домой? – икая, спросил Берестов и, опершись на локоть, поставил его, как оказалось, в тарелку с паштетом.

– Ты можешь потерпеть всего одну неделю?

– И что потом?

– А то, что через неделю ты откроешь газету и прочитаешь обо всем. Больше того, имя убийцы непременно свяжут с именем твоей любовницы, это как пить дать, поскольку уж слишком неопровержимые вещи указывают на это… одно только кольцо и яд, которые она принесла… Так что, Игорек, не бери ничего в голову, возвращайся домой – тебе нечего бояться. И если не хочешь рисковать во время бури – а то, что она будет и произойдет уже совсем скоро, это точно! – возьми жену и исчезни куда-нибудь на недельку… А я, как вернусь, тебе позвоню.

– Но когда? – У Берестова повлажнели глаза, он выглядел как человек, который только что наконец понял, что он здесь никому не нужен и все только и ждут, чтобы он исчез.

– Говорю же, через неделю… А ты возвращайся в гостиницу, отдохни, отоспись, затем закажи билет и спокойно лети в Москву. И про Земцову – никому ни слова, понял?

Когда он ушел, Юля, чувствуя себя чуть ли не преступницей по отношению к нему и испытывая угрызения совести из-за того, что Берестов возвращается домой несолоно хлебавши, покачала головой и, желая услышать от Крымова истину, все же задала ему вопрос, касающийся действительного положения вещей. И услышала в ответ:

– Конечно, я ему все наврал. Ну посуди сама, разве можно предположить исход расследования, неизвестно кем и на какие средства ведущегося, да еще и назвать при этом сроки?

– Но зачем ты это сделал?

– Чтобы он оставил нас, наконец, в покое. Разве не понятно? – Крымов склонился к Юле, обдавая горячим дыханием и касаясь ее лица своими шелковистыми темными волосами. Его ультрамариновые потемневшие глаза смотрели ей прямо вовнутрь, приглашая встать и немедленно последовать за ним. – Ну что, идем?

Ей повезло, если только можно такое считать везением. Едва они с Крымовым расположились в постели, как в дверь его огромной квартиры с видом на Люксембургский сад позвонили.