ПереКРЕСТок одиночества 4: Часть вторая - Руслан Алексеевич Михайлов

— в нишу ставится хлебный куда более тяжелый поднос, с большим пирогом вдобавок. Я знаю, насколько он вкусен — я только что испробовал эту фруктово-медовую сладость.

Пока я смотрел, в стене один за другим загорались и гасли огни. От вспышек рябило в глазах, а молчаливые старики продолжали сновать с тележками, ставить хлебные подносы в ниши и дергать рычаги.

Массовое кормление узников шло своим чередом…

Прошло, возможно, не более пары минут, а я уже поймал себя на мысли, что буквально… заворожен происходящим. Более точного слова и не подобрать. На что вообще я сейчас смотрел?

Массовый танец?

Священнодействие?

Жертвоприношение?

Все то, что происходило прямо сейчас за кирпичной перегородкой, выглядело идеально отрепетированным представлением и каждый из актеров точно знал, что ему делать и где быть в ту или иную секунду. Участников «представления» было не так уж и много, почти все они были стары, проходы между столами слишком узки, но несмотря на это, все шло своим быстрым, четким и предельно эффективным чередом. Лучше них справилась бы только роботизированная система — и то не факт.

Нагруженные тележки подходили к стене, хлебные подносы один за другим помещались в ниши, при этом тележка продолжала двигаться, разгружаясь буквально на ходу. Не успевал очередной «кормилец» миновать и четверть стены, а за ним следом уже двигалась другая тележка, за ней третья и все они разгружались с той сноровкой, что появляется лишь после долгих лет практики. При этом все происходило не просто «без сучка и без задоринки», а в неизменном темпе, что позволяло избежать любых столкновений и сбоев. Пока тележки совершали свой хоровод, торопливо шагающий кухонный персонал продолжал расставлять на столы новые подносы с едой.

Все заняло не больше получаса, при этом каждая из ниш «глотала» по порции пусть не каждые три секунды, но довольно близко к этому показателю. И это говорило не только о эффективности налаженного процесса, но и о количество ждущих кормежки узников. Разноцветные огни гасли и снова требовательно зажигались, жадно глотая изрядную порцию калорий, что сегодня не только спасет от голода очередного сидельца, но и утешит его измотанную одиночеством душу.

Я ненадолго перевел взгляд дальше — туда, где начинался зыбкий сумрак очевидно неиспользуемых кухонных помещений, кое-где разбавленных одиночными огнями. Их света хватало, чтобы показать еще с десяток темных фигур, занятых разливанием вина по бутылкам и закупоркой оных. Еще одна странность — откуда у них столько стеклянной тары и сколько же сейчас этих бутылок разбросано по снежным пустошам? Пусть сидельцы народ запасливый, но, когда число бутылок перевалит за пару десятков, ты поневоле начнешь избавляться от них единственно возможным путем, отправляя туда же, куда и весь мусор. Разве нельзя было как-то удешевить этот процесс? Раз тут нет пластиковой одноразовой посуды, то могли бы наливать вино в хлебные стаканы особой плотность… или зажаристости? Да возможно это бред, но все равно им стоило придумать нечто более эффективное, чем ежедневный налив немалого количества бутылок из пузатых старомодных бочонков. А их я уже видел, кстати — бочонки. Они стояли бок о бок тесными рядами в помещениях рядом с холодильниками и кладовыми.

Вернувшись к созерцанию кормления, я заметил то, что до этого упускал из виду — поведение тех, кто разгрузил тележку и спешил обратно к столам. Некоторые крестились. Другие выполняли нечто похожее, но менее размашистое и в районе сердца. Остальные просто что-то беззвучное себе под нос. И все они бросали быстрые взгляды в мою сторону — не конкретно на меня, а именно что в мою сторону. Поняв, что они смотрят на разделяющую нас невысокую кирпичную перегородку с «икебанами», я поднялся на носках, наклонился и увидел длинный узкий стол или даже полку, заставленный различными предметами, среди которых я разглядел и пару икон. Ясно… для большинства трудящихся в этой тайной столовой людей процесс отправки еды узникам на самом деле сродни священнодействию.

Вернувшись на свое место, я чуть смущенно и робко улыбнулся стоящему рядом седому повару из отдела десертов, а тот успокаивающе улыбнулся в ответ и похлопал меня по плечу:

— В первый раз всем интересно. Людей кормим как-никак!

— Это уж точно — поддакнул я — Людей ведь кормим.

— Дело такое важное, что и начальство бдит пристально — старик с намеком взглянул вверх, еще раз хлопнул меня по плечу и отошел, вернувшись к большому баку с тягучим тестом.

Обернувшись, я взглянул вверх и удивленно моргнул — раньше там была непроницаемая темнота, довольно солидный участок потолка, погруженный в темноту, выглядящий так, будто там произошла техническая неполадка со светом, которая пока не исправлена. Теперь же там приглушенно сиял освещенный выдающийся вперед стеклянный «мыс», нечто вроде нависающего корабельного мостика из стекла. И там за стеклом стояла одинокая высокая фигура, сложившая руки на груди и внимательно наблюдающая за кормлением узников.

Таращиться я не стал. Увидев надзирателя, я тут же развернулся и торопливо зашагал обратно к складам. И где-то на пятом-шестом шаге ощутил спиной скользнувший по мне взгляд. Возможно, мне показалось, но оборачиваться и проверять я не стал, предпочтя выскользнуть в сквозной проход и по нему стремиться к своей законной среде обитания чернорабочего — к кладовым, парень, к кладовым!

Я понимал, что стоящий наверху некий начальник наверняка заметил мое поспешное и возможно даже трусоватое бегство. Но на это и был мой расчет. Руководство любит подчиненных не только старательных, но и боящихся сурового начальственного взгляда или даже мимолетного внимания. Хорошо тот подчиненный, который завидев босса, тут же набрасывается на работу и начинает горы сворачивать. И хуже всего тот работник, что продолжит стоять без дела, да еще и начнет дерзко пялиться в ответ — вот таким новеньким заинтересуются куда сильнее. Он сразу вызовет внутреннее негодование. И совсем неважно с какой планеты начальник, а с какой подчиненный — это правило работает всегда, ибо является универсальным законом мироздания.

И именно поэтому я первым делом продемонстрировал свое знание неписаных законов, показав себя трусливым травоядным, уходящим от взгляда пока сытого, но все же хищника. И показал я это не только самому надзирающему там вверху, а и остальным работникам кухни. Я видел их чуть ехидные понимающие и даже одобрительные усмешки, когда я проходил мимо. Они сами были такими же. И радовались, что новенький ничем не отличается. А раз есть понимание и одобрение — значит, меня куда быстрее впустят в свой круг, куда обычно не так-то просто пробиться новичкам.