ПереКРЕСТок одиночества 4: Часть вторая - Руслан Алексеевич Михайлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бунтуешь на галере, раб? За борт!
А тут рабы. Выглядеть это может как угодно, но здесь вполне себе рабство. А рабовладельцы там наверху — наблюдают себе свысока за происходящим. И сама эта ситуация не может не вызывать внутреннего протеста и недовольства, ведь ход рассуждений очень прост: нас банально похитили, помариновали в одиночном заключении, затем повезло очутиться на кухне, где каждый день приходится усердно трудиться в поте лица, причем без оплаты. Мы, а вернее они, трудимся за еду. За место для сна. И боимся кнута. Это и есть рабство. А раз все так плохо, то должен быть и какой-то строгий контроль за происходящим, но я его не увидел. То есть контроля нет и все пущено на самотек? Все равно мол им некуда деться — тут считай, как в подводной лодке и надзор просто не нужен.
Так?
Нет… не так.
Ответ очевиден — просто у фурриаров есть свои люди в рядах кухонников. И этих соглядатаев достаточно много, а ведут они себя грамотно. Обширная сеть. Докладывают при случае самое важное, рассказывая о тех, кто втихаря мутит воду и подбивает остальных на что-нибудь нехорошее. При этом такие как забухавший и натворивший дел Василий вообще не опасны — их накажут да простят, тем самым показывая свое великодушие. А вот тех, кто подговаривает на качание прав или демонстрации — с теми разбираются куда строже.
Но все это, даже если я прав, никак не вяжется с тем, почему меня еще не повязали — чужака, появившегося ниоткуда. Почему? Тут напрашивается еще один очевидный вывод — процесс доставки новых работяг контролируют не те, кто управляет кухней. Судя по уже известной мне информации, отсюда можно связаться с узниками, пообщаться неспешно, передать различные послания, выбрать наиболее подходящих, а затем уже разместить заказ на доставку и ждать итога. Занимаются этим так называемые лидеры от землян и луковианцев, причем «наш» недавно погиб, обварившись кипящим бульоном — жуткая смерть.
Значит, активирует телепортацию и разрешает доставку новых работников кто-то другое? Кто-то не делающий докладов кухонному начальству?
Может такое быть?
Не знаю…
Достоверной информации слишком мало. И поэтому, раз уж меня пока не схватили, лучше перехватить пару часов сна, чем тратить время на мысленную мышиную возню…
* * *
Проснувшись, я навестил пустую душевую, где хвойный и цветочный аромат мыла мешался с тяжелым запахом грязной одежды, сваленной в кучу для стирки. Во время работы потеют на кухне немилосердно — по себе знаю. Умывшись, вдоволь напился прямо из сверкающего чистотой крана, причесался и ненадолго замер у зеркала, всматриваясь в свое поджившее лицо. Я искал признаки смятения и неуверенности. Люди не всегда попадаются на неосторожных словах. Иногда они привлекают к себе ненужное им внимание собственным языком тела и мимикой. Испуганные рыскающие глаза, потеющий в прохладном помещении лоб, ломанные движения, резкое оборачивание на грохот двери за спиной, убегающий взгляд, слишком широкая улыбка или нарочито громкий хохот как реакция на небрежную обычную шутку, частое дыхание, внимательное и незаметное самому, но очевидное остальным прислушивание к чужим бормотливым разговорам… Признаков странного страха много и все они могут привлечь внимание — сначала удивленное, а затем и подозрительное.
Почему так испуган новичок?
Еще тяжелее скрыть подспудную агрессию или ненависть, что старается вырваться и показаться во взгляде, неосторожном слове, наклоне набыченной головы, сунутых в карманы стиснутых кулаках или отказе присесть — желающий драться сидеть не хочет.
У меня агрессии не было. Уж точно не к тем бедолагам, кому удача улыбнулась чуть ярче, чем остальным узникам. Они честно выполняют свои обязанности, сытно и вкусно кормя целую армию заключенных. А если судить шире, то я тут — главный счастливчик. Я вольная птица. И, по сути, я единственный, кто явился сюда по собственному желанию с воли и ведь еще и уйти могу в любой момент.
Но вот испуг во мне был. Во мне жил страх попасться и никуда это чувство не денется. Наоборот — страх обострится. Ведь как раз сейчас и пришло время, когда отдохнувшему с дороги и чуть пообвыкшему новичку начинают задавать разные опасные вопросы. Причем вопросы эти будут вполне невинными и без всякой подлой подоплеки. Но для этот диалог может оказаться смертельно опасным — в буквальном смысле.
С кем чаще всего чалился, Тихон?
А такого-то знаешь? А с той-то и той-то не пересекались пути ваших крестов?
Кто тебе весточки с кухни передавал и на службу сюда приглашал? Не напрямую ведь связь шла, а через кого-то из наших доверенных?
За оружейный рычаг дергал?
Последний вопрос был самым «мутным». Я невольно стиснул кулаки, злясь на себя придурка. Ведь мне в свое время достался целый кладезь возможно крайне полезной информации — а я даже и не прикоснулся. Та кожаная сумка, переданная для Красного Арни, брошенная в ящик умирающим Костей, что родом из Мурманска. Да не факт, что там было хоть что-то про «смиренных», но, возможно, и нашлось бы что полезное. Опять же я мог потратить куда больше времени на расспросы всех в Бункере и всех, кого перевозил по снежным пустошам. Люди знают многое — порой сами не подозревая об этом. Каждый носит в себе золотые крупицы важней информации — главное добраться до этих самородков. Но я предпочел заняться делами более насущными. Не стал расшифровывать данные из той тетради, не заводил долгих разговоров с ворчливыми стариками и говорливыми старушками. Слишком мало разговаривал с живущими в Центре и даже не попытался добраться до рядовых жителей Замка. Я лишь облизнул громадный айсберг накопленных сидельцами знаний, но так и не откусил. А будь все иначе — и возможно я бы стоял здесь с куда большей уверенностью. Но, с другой стороны, погрузись я в черпание знаний, на что ушли бы десятки часов просеивания и процеживания пустой болтовни и ненужных мне данных… я бы не стал тем, кем являюсь сейчас и не добрался бы мест подобных заброшенным базам, тайным убежищам и этой вот кухни. В жизни всегда приходится выбирать — порой этот выбор неосознанный, но есть он
