Секретные архивы ВЧК-ОГПУ - Борис Сопельняк

«Во всех станицах и хуторах немедленно арестовать всех видных представителей данной станицы и хутора, пользующихся каким-либо авторитетом, хотя и не замешанных в контрреволюционных действиях. Отправить их как заложников в районный ревтрибунал. В случае обнаружения у кого-либо из жителей станицы или хутора оружия, будет расстрелян не только владелец, но и несколько заложников».

И покатились головы станичников под ударами красных комиссаров.

Рубили и расстреливали старых вояк с медалями за взятие Шипки и молоденьких учительниц, георгиевских кавалеров, пришедших на костылях после Брусиловского прорыва, и степенных священнослужителей. Замутился Тихий Дон, забилась о его берега красная от крови волна, закипело казачье сердце — и все, кто мог держаться в седле, взялись за оружие.

Так, в тылу Красной Армии, в районе станицы Вешенской вспыхнуло восстание. По одним данным, его возглавил Харлампий Ермаков, по другим — его брат Емельян. Так это или не так, мы узнаем несколько позже, но то, что Харлампий воевал на стороне повстанцев, сомнений не вызывает. И Харлампий, и его люди сражались яростно. Вот что рассказывает один из очевидцев:

«Во время командования частями Ермаков особенно отличался и числился как краса и гордость казачества. Во время одного из боев Ермаков лично зарубил 18 матросов. А пленных красноармейцев загонял в Дон, рубил и топил в воде. Однажды он так уничтожил 500 человек».

Заметим, что и этого эпизода своей биографии Ермаков не скрыл от Шолохова. Вспомните, как прекрасно написана в романе сцена атаки на матросов. Ее, кстати, нет ни у одного из претендентов на авторство «Тихого Дона».

Как ни яростно воевали повстанцы, но силы были неравны, и они покатились к морю, вплоть до Новороссийска. Ермакову предлагали сесть на пароход и отправиться за границу, но он отказался и явился к командованию Красной Армии с предложением своих услуг. Ему поверили и поручили сформировать из оставшихся белоказаков отдельную бригаду, которая влилась в состав 1-й Конной армии под командованием Буденного.

Потом были бои на польском фронте, участие в разгроме Врангеля, преследование банд Махно — и все это в должности командира полка, а затем начальника дивизионной школы.

В феврале 1923-го Харлампия демобилизовали, и он вернулся домой, причем, как впоследствии рассказывал, шел пешком через застывший Дон и на берегу встретил сына.

Напомню, что именно этим эпизодом заканчивается роман. О том, что было дальше, Шолохов не написал ни строчки, хотя, как мы уже знаем, очень хотел.

НЕНАПИСАННОЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ «ТИХОГО ДОНА»

Так что же было с другом Шолохова дальше? Почему хорошо известные факты биографии Ермакова не стали основанием для написания продолжения романа? Ведь впереди у Григория

Мелехова была целая жизнь: он мог стать знатным хлеборобом, командовать дивизиями и корпусами, учить молодых кавалеристов, выращивать породистых лошадей. Неужели случилось что-то такое, о чем не то что писать, а говорить в те годы было опасно?

Да, дорогие читатели, случилось... Всего два месяца прожил Харлампий с женой и детьми: в апреле 1923 года было заведено дело «О контрреволюционном восстании в Верхне-Донском округе» и Ермакова арестовали. На допросах он не отрицал, что участвовал в восстании, но, как он говорит, «под угрозой оружия и расстрела всей семьи».

— Кто был организатором восстания? — допытывался следователь.

— Суяров, Медведев и Кудинов, — не задумываясь, брякнул Ермаков. — Но они были так, пристяжными, — поняв, что допустил оплошность, назвав имена подлинных организаторов восстания, спохватился Харлампий, — а коренником был мой брат Емельян.

— Емельян? И где он скрывается?

— Поблизости. Но вам его не достать, — прищурился Ермаков.

— Нам? Не достать? Да мы из-под земли достанем! — обиделся за честь мундира следователь.

—Там и доставайте,—махнул рукой Ермаков. — Емельян-то два месяца назад умер. Мы уж и сороковины справили,—радуясь в душе, что отвел удар от соратников, печально закончил он.

— Та-а-к, один от заслуженной кары ушел, — расстроился следователь. — Ну хорошо. А какова была причины восстания?

— Причиной стали расстрелы ни в чем не повинных людей, захват имущества, поджоги домов, надругательства над нашими женами и дочерьми.

— И кто это делал?

— Будто вы не знаете?! — вскинулся Ермаков. — Красноармейцы, чекисты и комиссары из продотрядов.

— Все! На сегодня хватит! — захлопнул папку следователь. — Допрос продолжим завтра.

Тем временем земляки Харлампия не сидели без дела. Собравшись на сход, они сочинили и подписали всем хутором и направили в ОГПУ очень любопытный документ, который в те годы назывался «Одобрение».

«Мы, нижеподписавшиеся граждане села Базковского Ве-шенской волости Донского округа, ввиду ареста гражданина нашего села Харлампия Ермакова, считаем своим долгом высказать этим свое мнение. Ермаков все время проживал в нашем селе, так как был хлеборобом, как и все мы. Но случилась гражданская война, и он попал на войну, сражался, был ранен и по окончании таковой вернулся домой и занялся своими домашними делами.

Случилось восстание, и Ермаков, как и все, вынужден был участвовать в нем. И хотя он был избран на командную должность, но все время старался как можно более уменьшить ужасы восстания. Очень и очень многие могут засвидетельствовать то, что остались живы только благодаря Ермакову.

Все помнят, как он пригрозил самым злобным бунтарям: “Если вы станете расстреливать пленных, то порубаю вас, как собак. На это есть суд, который будет разбираться, а наше дело только доставлять в комендатуру”.

Восстание вообще носило характер стихийный. Как лошадь, когда ее взнуздают в первый раз — первое движение ринуться вперед и все порвать, так и в Верхне-Донском округе слишком непривычными показались мероприятия советской власти, и народ взбунтовался. Только после довольно крупных мер народ убедился в пользе действий соввласти.

Советская же власть, видно, так и поняла Верхне-Донское восстание 1919 года и объявила полное за него прощение. Руководствуясь этим прощением, граждане села Базки и сочли нужным обратиться к власти со своим отзывом о Ермакове.

Конечно, соввласть может найти за таковым преступление и судить его по закону, но со своей стороны граждане высказывают о нем свое мнение как о честном, добросовестном хлеборобе, не боящемся никакого черного труда. Этим письмом мы даем настоящее одобрение гражданину нашего села Ермакову Х.В. в том, что он действительно честного поведения и за ним не замечено никаких контрреволюционных идей, а наоборот, охотно работал в сельсовете, проводил беседы о налогах и первым откликнулся на призыв властей по погрузке хлеба на баржи».

К делу эту бумагу подшили, но хода ей не дали. Ах так, решил Ермаков и объявил голодовку! Не помогло. И даже стало хуже: его перевели в одиночную камеру, где его соседями стали жирные, как поросята, крысы.

Справедливости ради надо сказать, что у следователя были свои трудности: обвинение Ермакову было предъявлено лишь как участнику восстания, но проходил он по одному делу с участниками казни подтелковцев. Одним из главных фигурантов этого дела был есаул Сенин. Самое странное, что этот человек стал прообразом другого шолоховского героя, а именно есаула Половцева из «Поднятой целины». В 1930-м Сенина, как руководителя контрреволюционной организации, приговорили к расстрелу. Причем припомнили ему и то, что «он принимал активное участие в окружении и ликвидации красногвардейского отряда Кривошлыкова и Подтелкова, а также командовал группой расстрела».

Как бы то ни было, но следователь сумел вычленить дело Ермакова из всех других, и вскоре Харлампию было предъявлено обвинительное заключение. Вот что там, в частности, говорится:

«В 1919 году, в момент перехода Красной Армии в наступление, когда перевес в борьбе клонился на сторону войск Советской

России, в тылу Красной Армии вспыхнуло восстание. Во главе восставших стал есаул Ермаков Харлампий, к нему присоединились активные контрреволюционные деятели, начавшие под благосклонным руководством своего командира с небывалой жесткостью расправляться с представителями советской власти и даже просто с сочувствующими.

Путем восстания советская власть в означенном районе была свергнута, после чего есаул Ермаков начальствование передал генералу Секретову, ставленнику Деникина.

Принимая во внимание вышеизложенное, постановили: Ермакова Харлампия Васильевича, 32 лет, казака станицы Ве-шенской Донского округа, грамотного, беспартийного, предать суду».

Судя по всему, до суда еще было время, и следователь продолжал допросы. Так в деле появились «Дополнительные показания» Ермакова, которые он дал в январе 1924 года: