Твои письма не лгут (СИ) - Екатерина Герц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Её кровь на Ваших руках! — выдавливаю сквозь сжатые зубы я. Стараюсь не обращать внимания на жутковатые тени. — Вы социопат!
— Ты вряд ли сможешь понять, Валерия! — вздыхает профессор. Поясняет терпеливо и уважительно, будто помогает разобраться в учебном материале. — Ты привыкла делить всё на чёрное и белое. К счастью, меня не заботит твоё одобрение. Признаюсь, я впечатлён твоим чутьём. Не поверила никаким доказательствам. Даже жаль будет тебя убивать!
— Как убили Германа? — рычу я. — Его Вам тоже было жаль?
Леонард Сергеевич не удерживается от улыбки. Я вновь будто бы чувствую кровь и спрашиваю себя, может ли он употреблять её, воображая себя бессмертным. Меня тошнит только от этой мысли.
— Будем честны, твоему другу я сделал настоящее одолжение! — усмехается старик. По глазам вижу, что ему ни капли не жаль. — За столько лет он так и не нашёл своё место в жизни. Оттого и стал лезть в наши дела. Это его и погубило.
— Но ведь могила была пуста! — выпаливаю я, сдерживая ярость. Прихожу к выводу, что моя теория оказалась правдой. — Вы перезахоронили его тело?
— Умная девочка! Заслужила пятёрку! — довольно подмечает профессор. — Я решил перестраховаться. При участии независимых экспертов было рискованно предполагать, что получится повторно поколдовать над отчётом. Рано или поздно ты могла захотеть добиться законной эксгумации, чтобы доказать свою теорию.
Я нервно сглатываю:
— Где он сейчас?
Леонард Сергеевич небрежно махнул рукой:
— А, закопали где-то в лесу! Через день после твоего приезда в Мортимор.
Ярость, переполняющая меня изнутри, вдруг исчезает, уступив место горечи. Больно думать о том, что Герман закопан в неизвестном месте. Совсем один. Возможно, по этой причине так часто являлся ко мне во снах. Может ли его душа искать таким образом помощи и успокоения? Даже не верится, ведь всё выглядело так, будто ничего ещё не кончено. И в какой-то момент я начала надеяться, что он каким-то образом вернётся ко мне. А теперь мне будто второй раз разбивают сердце.
Вспоминаю отчёт и волнующие ранее вопросы.
— У него были следы на шее… Как от укуса. Откуда они? — спрашиваю я, невольно нащупывая последнюю надежду.
Старик всё так же охотно отвечает, словно только и ждал возможности похвастаться перед кем-то своими достижениями:
— Это часть ритуала. Пусть он не стал частью цикла жертвоприношения, но мы чтим традиции и используем те же методы. Как и нанесение меток. Это знак королевы.
Их я тоже помню. Крест внутри спирали, кельтская символика. Значит, меня ждёт то же самое. И моё тело обнаружат с этой же меткой, прокусанной шеей и признаками суи**да. Либо вообще никогда не найдут.
С тоской думаю об Алисе, и как хорошо, что я додумалась отправить её домой. Не переживу, если с ней что-то случится. Но как хочу обнять ещё хоть раз… Она даже не подозревает, что вот-вот останется без меня. Терзаюсь, что тоже не уехала вместе с ней. Катилось бы оно всё пропадом!
— Ты можешь задавать любые вопросы! — благосклонно разрешает профессор, когда моё молчание начинает его утомлять. — Я готов предоставить тебе всё на блюдечке. Ты заслужила благодаря своей сообразительности!
Либо чтобы потешить твоё эго! С этими психопатами всё понятно. Не могу понять другое. Наверное, после Германа это самый важный для меня вопрос. Стараюсь не думать о нём, ведь так или иначе мы скоро увидимся на том свете.
— Как мои родители согласились вступить в вашу секту? — спрашиваю я. Они вырастили меня, давали поддержку, заботу, помогли встать на ноги. Я неделю прожила с ними под одной крышей и ни разу ни в чём не заподозрила. Доверяла свою дочь. Неужели я настолько слепа?
Леонард будто ждал этого вопроса.
— По той же причине, что и все остальные! — поясняет он. — Я до сих пор веду просветительскую деятельность в Мортиморе. Видел их несколько раз на открытых мероприятиях. С твоим отъездом им стало одиноко и скучно жить. Искали чем себя занять. Летом можно работать на даче, но а зимой абсолютная пустота. Я неплохо умею читать людей и предположил, что они подойдут для служения домену. Как видишь, не ошибся! Жажда покровительства очень скоро ослепила их. Жертвоприношения, конечно, пугали. Но, вступив в домен, обратного пути уже нет: либо служение, либо позорная смерть. На страхе можно построить целые империи.
— Я хочу с ними поговорить! — требую я, не веря его словам. — Этому должно быть какое-то объяснение… Они не могли убить Германа! Почему Вы приказали именно им?
— Чтобы доказали свою верность! Это был особенный заказ, и ты сама понимаешь почему. И они не подвели! — усмехается старик. — Можешь сама у них спросить. Артур, приведи двух неофитов!
Я вздрагиваю, когда распахивается входная дверь. На улице темно, но мне в глаза ударяет яркий свет. Долго жмурюсь, пока он не исчезает. Смутно вижу, как внутрь заталкивают моих близких. Они мешкаются, боятся смотреть мне в глаза. А я лишь обессиленно гляжу на их лица.
Леонард Сергеевич медленно поднимается с жёсткого табурета. Вместе с этим тени с потолка опускаются ниже, едва не поглотив его голову. Краем глаза замечаю, как блеснул амулет в форме спирали с крестом. Его лицо остаётся мягким, но я вижу какой страх он наводит на своих подчинённых. Оба моих родителя белые как полотно.
— У вас есть десять минут! — предупреждает он, вроде бы и не думая, что они попытаются мне помочь. — Я пришлю Артура, когда придёт время! — на мгновение поворачивается ко мне. — Это последний дар для тебя, Валерия! Увидимся по ту сторону.
С этими словами он проходит мимо Артура, мужчины с татуировкой на шее, и покидает помещение, оставив меня в смешанных чувствах. Эти одолжения, которые он делает, воспринимаю как насмешку и показатель превосходства. Но выглядит так, будто он пытается таким образом искупить вину передо мной за то, что планирует забрать мою жизнь.
Я так сбита с толку полученной информацией, что не осознаю, что мы остались втроём даже, когда мужчина с татуировкой громко захлопывает дверь. Мамина рука дёргается в мою сторону, но она так и не двигается с места. Больше не плачет, но внешним видом напоминает мертвеца.
Я не нахожу в себе силы заговорить с ними. У меня столько вопросов, меня переполняет такая злость, но не могу выплеснуть это наружу. Веки тяжелеют. Хочу просто лечь и
