Семейные тайны - Кристин Сэлингер

Она провела ладонями по его груди, склонилась над ним, под завесой свесившихся волос губами нашла его губы, смяла их. Их языки и зубы сцепились в эротической схватке, дыхание смешалось.

Волна стремительно нарастающего оргазма накатила на нее, захлестнула, закрутила. Она откинулась назад, выгнулась, наслаждаясь полнотой ощущений.

И вновь быстро задвигалась, спеша ввергнуть в экстаз и его.

Он сжал ее бедра, впился в них пальцами, а она бесновалась на нем — безудержно-алчная, необузданная, сладострастная. Он перестал сознавать себя. Разум заволокло, тело отчаянно искало выход внутреннему напряжению.

Наконец его прорвало. Избавление было жестоким и восхитительным.

Горячая, размягченная, она рухнула на него, разлилась по нему как жидкий воск. Гулкий стук ее сердца эхом отдавался в его груди, где безумствовало его собственное. Он не мог произнести ни звука. Ему не хватало дыхания, чтобы вытолкнуть из себя слова, но те три, что все-таки сорвались с его языка, он никогда не говорил женщинам.

— Я люблю тебя.

Ликующая, она лениво, по-кошачьи, потянулась, потом свернулась рядом с ним клубочком и сонно промолвила:

— Так и есть.

— Что?

Она тихо хмыкнула и подавила зевок.

— Может, я тебя и не испугала, зато мозги уж точно вывернула наизнанку.

— Несомненно. — И это еще мягко сказано. Мужчина, который начинает задумываться о любви, да еще и вслух о ней говорит, когда обнаженный, распаленный лежит в объятиях женщины, безусловно, уже может распрощаться с привычным спокойным существованием.

— Впервые не жалею, что проснулась в три часа ночи. — Быстро погружаясь в сон, она положила голову ему на плечо, устроилась поудобнее и пробормотала: — Блеск.

Он расправил смятые простыни и одеяла. Она зажала в пальцах край одеяла, натянула его до подбородка.

Второй раз за ночь Филипп лежал без сна и смотрел в потолок, а она рядом с ним спала глубоким безмятежным сном.

ГЛАВА 18

Филипп поднялся с постели с первыми проблесками рассвета. После бессонной ночи ему предстоял день, заполненный тяжелым физическим трудом.

А вот отсутствие кофе — это скверно.

Когда он начал одеваться, проснулась Сибилл.

— Ты идешь в мастерскую?

— Да. — Натягивая брюки, он провел языком по зубам. Черт, у него даже нет с собой зубной щетки.

— Может, завтрак сюда заказать? Кофе?

Кофе. Вожделенное слово. От одного его звука сладостно зазвенела кровь.

Но он схватил рубашку. Если она закажет кофе, ему придется с ней разговаривать. И их беседа вряд ли окончится чем-то хорошим, потому что настроение у него отвратительное.

А почему у него отвратительное настроение? Потому что он провел бессонную ночь и допустил, что она пробила брешь в его защитной броне и коварством заставила в себя влюбиться.

— Дома позавтракаю, — отрывисто бросил он. — Мне все равно нужно переодеться. — Для этого и поднялся в такую рань.

Сибилл села на кровати, зашуршав простынями. Он глянул на нее краем глаза, надевая носки. Взлохмаченная, сонная, она выглядела необыкновенно соблазнительно.

Ишь какая коварная! Сначала рыдает у него на руках, вся такая несчастная, хрупкая, беззащитная. Потом просыпается среди ночи и превращается в фантастически сексуальную богиню.

Теперь вот кофе ему предлагает. Потрясающе хладнокровная женщина.

— Я очень признательна тебе за то, что ты не оставил меня ночью одну. Не знаю, что бы я без тебя делала.

— Всегда к твоим услугам, — буркнул он.

— Я… — Она растерянно жевала нижнюю губу, встревоженная и сконфуженная его тоном. — Вчерашний день оказался тяжелым для нас обоих. Мне, конечно, не следовало приходить. Просто звонок Глории выбил меня из колеи, и…

Он резко вскинул голову.

— Что? Тебе звонила Глория?

— Да. — Вот она и убедилась в том, что эту информацию лучше бы оставить при себе, подумала Сибилл. Филипп расстроился. И остальные тоже расстроятся.

— Так она тебе звонила? Вчера? — Разгневанный, он поднял свой ботинок, рассматривая его. — И ты даже не соизволила упомянуть об этом?

— Я не видела в этом смысла. — Чтобы чем-то занять руки, она поправила волосы, расправила простыню. — В принципе, я вообще не собиралась сообщать о ее звонке.

— Даже так? Сет находится на попечении нашей семьи, и мы имеем право знать, что еще замыслила твоя сестрица. Мы должны это знать. — Чувствуя, что теряет самообладание, он поднялся. — Чтобы защитить его.

— Она ничего не сделает…

— Ну откуда ты знаешь? — взорвался он, поворачиваясь к ней с искаженным от ярости лицом. Сибилл с такой силой сжала в пальцах простыню, что они побелели от напряжения. — Как ты можешь об этом судить? Наблюдая с расстояния в десять шагов. Черт побери, Сибилл, это тебе не эксперимент, чтоб ему пусто было. Это жизнь. Какого хрена ей надо?

Она не выносила скандальных сцен. Ей хотелось съежиться, спрятаться от его гнева. Но, как всегда в подобных случаях, она обратила в лед свое сердце и отвечала с холодной невозмутимостью в голосе:

— Разумеется, ей нужны деньги. Она хотела, чтобы я потребовала их от вас и сама выделила ей кругленькую сумму. Она тоже кричала и бранилась на меня, вот как ты сейчас. Сдается мне, что расстояние в десять шагов и есть самая опасная середина.

— Когда в следующий раз она свяжется с тобой, немедленно сообщи мне. Что ты ей сказала?

Сибилл потянулась к халату. Рука, слава Богу, не дрожала.

— Я сказала, что от твоей семьи она не получит ни цента. И от меня тоже. Сказала, что встречалась с вашим адвокатом и употреблю все свои силы и влияние, чтобы Сет остался под постоянным покровительством вашей семьи.

— Тогда еще ладно, — пробормотал Филипп, хмуро наблюдая, как она надевает халат.

— Насколько я понимаю, большего от меня и не стоит ждать, — сухим безразличным тоном отозвалась она, чтобы закончить разговор. — Прошу прощения. — Она прошла в ванную и закрыла дверь.

Филипп услышал щелчок запирающегося замка.

— Отлично. Лучше не бывает, — рявкнул он на дверь и, схватив свою куртку, выскочил из номера, опасаясь натворить что-нибудь еще более непростительное.

Когда он добрался до дому, настроение у него отнюдь не улучшилось. Кофе в кофейнике оставалось всего на полчашки, а встав под душ, он обнаружил, что горячей воды нет.

Вернувшись в свою комнату с полотенцем на бедрах, он увидел сидящего на кровати Сета. Превосходное утро!

— Привет. — Сет встретил его немигающим взглядом.

— Что-то рано ты поднялся.

— Я подумал, что, пожалуй, схожу с тобой на пару часов.

Филипп отвернулся, вынимая из гардероба белье и джинсы.

— Ты сегодня не работаешь. К тебе скоро придут друзья.

— Они придут после обеда. — Сет повел плечом. — Времени полно.

— Поступай как знаешь.

Сет догадывался, что Филипп будет не в духе. Из-за Сибилл. Он ведь помешался на ней.

Требовалось немалое мужество, чтобы заставить себя прийти в комнату брата, дождаться его, объясниться.

— Я не хотел доводить ее до слез, — ляпнул он то, что занимало его мысли.

Черт! Не отвертеться ему сегодня, подумал Филипп, натягивая носки.

— Ты ни в чем не виноват. Просто ей нужно было выплакаться.

— Она, наверное, сердится.

— Нет. — Смирившись с неизбежным, Филипп надел джинсы. — Послушай, женщины вообще плохо поддаются пониманию. Даже при самых благоприятных обстоятельствах. А данная ситуация, как ты понимаешь, оставляет желать лучшего.

— Видимо. — Может, он все-таки не очень злится. — Просто я кое-что вспомнил. — Сет уставился на шрамы на груди Филиппа, потому что смотреть на шрамы было легче, чем в глаза брату. И интереснее. Они сами притягивали взор. — А она вдруг разволновалась ни с того ни с сего.

— Порой люди не знают, что делать со своими чувствами. — Филипп вздохнул и сел на кровать подле Сета. Его мучил стыд. Он наорал на Сибилл именно потому, что сам запутался в собственных чувствах. — Поэтому они плачут или кричат. Или забиваются в угол и дуются. Она любит тебя, но не знает, что ей делать. Не знает, нужна ли тебе ее любовь.

— Она… она не такая, как Глория. — Его голос зазвенел. — Она порядочная. Рей тоже был порядочный, и я… они ведь вроде как родственники, верно? Значит, я…

Филипп быстро сообразил, что терзает мальчика. У него сжалось сердце.

— У тебя глаза Рея, — деловито заговорил он, зная наверняка, что убедить мальчика можно лишь надлежащим тоном. — У тебя острый пытливый ум. Как у Сибилл. Он заставляет тебя размышлять и анализировать, а потом поступать по совести, по справедливости. Как того требует порядочность. В тебе соединились черты обоих. — Он подтолкнул Сета плечом. — Классно, да?

— Ага. — Лицо мальчика расцвело в улыбке. — Классно.