Великие любовницы - Клод Дюфрен

Всякий раз, когда эти мрачные мысли приходили ей в голову, молодая женщина старалась их прогнать и успокаивала себя как могла. Прежде всего, королю было всего шестьдесят четыре года, а его предшественник на троне Людовик XIV дожил до семидесяти семи… Правда, Король-Солнце, несмотря на свои любовные подвиги, был менее «расточителен» в этом плане, чем его правнук! Впрочем, коль скоро Людовик XV терял жизненные силы, не чувствовала ли Жанна себя отчасти в этом виновной? Ее способности к любовным утехам, разнообразие и обилие физических наслаждений, которые она давала любовнику, поспособствовали постепенному подрыву его здоровья. Именно по причине этой усталости, отмеченной в поведении короля, враги графини снова взялись плести заговор с целью удалить ее из королевского алькова. У них под рукой была некая голландская дама с аппетитными формами, которая только и желала вступить в соревнование. Парадоксально, но Мария Антуанетта, считавшая одно лишь присутствие Жанны оскорблением для ее добродетели, без колебаний примкнула к заговору, направленному на замену графини в качестве королевской любовницы. Ненависть, которую она испытывала к фаворитке, заставила ее забыть о своих моральных принципах. Но и эта попытка провалилась: хотя и с запозданием, но король стал верным одной женщине. Партия противников Дюбарри потерпела блистательное фиаско!

В конце апреля 1774 года Людовик, по-прежнему в компании Жанны, поселился в Трианоне. Казалось, что его охватила какая-то странная усталость: он больше ничего не желал, даже самой Дюбарри, несмотря на ее ласки и нежные слова, ей не удавалось его развлечь. Герцог д’Эгильон, наносивший королю ежедневные визиты, как-то предложил ему поохотиться в окрестностях. Вначале король отказался. Но потом, уступая настойчивости министра и поддержавшей его Жанны, Людовик XV согласился принять участие в охоте. Но не могло быть и речи о том, чтобы ему сесть на коня, и поэтому в охоте он участвовал, сидя в карете. Вечером, по возвращении, короля стало знобить, и он рано лег спать. Ночью он почувствовал себя плохо и позвал своего врача доктора Моннье. Тот не очень обеспокоился, но на всякий случай разбудил мадам Дюбарри, спавшую в соседней комнате. Охваченная паникой фаворитка немедленно примчалась, тревога, которую она чувствовала последние дни, превратилась в страшный испуг. Она устроилась рядом с кроватью любовника, полная решимости не покидать его.

Утром прибыл первый хирург Ламартиньер. Ему, как и Моннье, не удалось с точность определить причину болезни короля. В конце XVIII века врачи были столь же малообразованны, как и раньше, а методы лечения оставались все теми же: кровопускание да клистиры. Ламартиньера еще больше смущало в установлении диагноза то, что он должен был его поставить в одиночку. Какая это была ответственность для бедного лекаря! Посему он поспешил рекомендовать перенести пациента в Версаль. Это решение пришлось не по нраву мадам Дюбарри: в Версале враги постараются разлучить ее с королем. Однако в Версале было полно врачей, правда, никуда не годных, но их количество, раз уж с качеством похуже, внушало королю доверие.

Когда Людовика XV доставили в Версаль, первой задачей его дочерей Аделаиды и Виктории было постараться удалить от отца фаворитку. Но король потребовал, чтобы она осталась рядом с ним, и не захотел никакой другой компании. Жанна старалась показать, что она верит в выздоровление, хотя сама очень слабо на него надеялась. На другой день королю стало хуже: поднялась температура, усилились головные боли. Теперь вокруг него суетились уже четырнадцать эскулапов, пациента своего они не лечили, но само их присутствие его успокаивало. Среди них были шесть лекарей, пять хирургов и три аптекаря. Этого, однако, казалось недостаточно – по словам одного очевидца, Людовик вроде бы «пожелал, чтобы их было больше. Он каждому из них разрешал щупать пульс по шесть раз в час, а когда этого консилиума не было в комнате, он вызывал их к себе, чтобы постоянно находиться под присмотром врачей»[109].

Король не ограничивался тем, что ему щупали пульс, каждый из врачей имел право посмотреть на его язык, «который он высовывал на целый фут». И каждый восхищался цветом и видом королевского языка. Естественно, согласно тогдашнему святому для врачей обыкновению, Людовику уже успели дважды пустить кровь, от чего он лишь еще больше ослабел. Но двух кровопусканий этим коновалам показалось мало, и они решили сделать третье. Король справедливо выразил опасение, что оно может стать роковым. Мадам Дюбарри также высказалась против третьего кровопускания, но совсем по другой причине: согласно дворцовым традициям, третье кровопускание означало, что монарх одной ногой стоит в могиле и должен собороваться. А это таинство автоматически вело к удалению фаворитки, иначе пациенту было гарантировано попадание в ад сразу же после смерти! Эскулапы призадумались: если бы графиня была вынуждена удалиться, а король бы поправился, почтенным докторам мало бы не показалось. С другой стороны, на них давили дочери короля: самым заветным их желанием было увидеть, как изгоняют любовницу отца. А раз предоставился такой случай, рассуждали они, надо ковать железо, пока горячо.

Стараясь не скомпрометировать себя, медики приняли другое решение: они предписали королю помыться. И только тогда, при свете факела, они увидели его лицо и установили ужасную истину: нарывы на щеках и на теле короля, несомненно, были признаками оспы! Король всегда отказывался от прививок, и теперь должен был за это расплачиваться. По тем временам для человека в его возрасте оспа была почти смертельной болезнью!

Сразу же после установления диагноза встал вопрос: где и каким образом Людовик смог подхватить заразу? По замку стали носиться самые невероятные предположения. Некоторые из них были весьма неприятными для чести фаворитки. Согласно одним слухам, мадам Дюбарри якобы сама уложила в постель к королю некую молодую и очень красивую пастушку, чей брат был болен этим грозным недугом. По другим слухам, в болезни короля была виновата некая красивая молодка шестнадцати лет, в крови которой были «миазмы» и которая наградила ими короля в дополнение к другим, гораздо менее заразным подаркам! И в этом случае тень падала на мадам Дюбарри, что якобы привела эту девицу к королю. Впрочем, скорее всего это были лишь досужие сплетни придворных.

Однако состояние короля продолжало ухудшаться, и не было еще ясно, кто возьмет верх: крепкое здоровье монарха или болезнь. Вопрос о соборовании со всеми вытекавшими оттуда последствиями для Жанны также еще не был решен. Днем мадам Виктория и мадам Аделаида бдительно несли вахту у постели отца, но, когда наступила ночь, им приходилось удаляться. Уходя, они, к огромному своему неудовольствию, встретили мадам Дюбарри, которая входила в королевские покои и оставалась там всю ночь. Не обращая внимания на опасность заразиться – она тоже не прививалась, – Жанна сидела у кровати любовника, проявляя тем самым достойную похвалы преданность и принося Людовику последнее утешение. Он, кстати, сам потребовал, чтобы рядом была женщина, которую он любил до последнего своего вздоха.

Пока король умирал, пока Жанна оплакивала свою разбитую мечту, вокруг этой пары началась настоящая свистопляска. Не будь обстоятельства такими печальными, можно было бы расхохотаться, настолько явно они высветили эту поистине опереточную картину. Все только и говорили, что о последнем причастии короля. Когда монарху стало немного лучше, к покоям «королевы сердца» прибегали толпы придворных, каждый из которых хотел первым заверить ее в своей преданности. Но когда медики выходили из королевских покоев с хмурыми лицами, покои графини пустели, словно по мановению волшебной палочки, и все срочно вызывали в Версаль архиепископа Парижского Его Преосвященство Кристофа Де Бомно дю Репер. Этот прелат в течение недели совершил несколько челночных путешествий из столицы в замок и обратно… А делать ему это было очень сложно: страдая мочекаменной болезнью, не он мог перемещаться… без своей ванны, в которой был вынужден лежать каждые два часа. Право же, не знаешь, плакать тут или смеяться! А вообще-то разыгрывалась настоящая драма – кончалось пятидесятидевятилетнее царствование. Умиравший король оставлял своему наследнику страну, которая стояла на краю пропасти. Для того чтобы помешать стране свалиться в эту пропасть, нужен был человек исключительной закалки, а двадцатилетний юноша с капризной супругой, который готовился надеть корону, к таковым он отнюдь не относится. Впрочем, тот, кому суждено было спустя несколько часов стать Людовиком XVI, прекрасно об этом знал. С самого первого дня болезни деда он неустанно повторял: «Мне кажется, что на меня готовится упасть вселенная!»

Заявление, по крайней мере, тревожное, когда оно исходит от монарха, которому предстояло пройти сквозь ряд тяжелых испытаний. К тому же оно показывает, каким в сущности ничтожеством был этот «добрый малый», выросший под крылышком у своих теток и совершенно не готовый к ожидавшей его миссии. Трагедия, которой суждено было разыграться спустя без малого двадцать лет и погрузить страну в хаос, по сути своей, заключалась в этом признании будущего монарха.