Великие любовницы - Клод Дюфрен

– Мадам, это мне должно встать в эту позу и оставаться в ней всю мою жизнь.

Как он и сказал, Людовик XV до последнего вздоха испытывал обожание к Жанне.

Этими маленькими уютными покоями, свидетелями королевской любви, можно восхищаться и сегодня и глубже проникнуть в интимную жизнь молодой женщины. Они отражают ее хороший вкус, утонченную роскошь, обстановку элегантности и простоты – качества, которые соответствовали личности графини Дюбарри и ее образу жизни. Кроме короля «королева сердца» принимала здесь некоторых привилегированных лиц и важных особ, которые приходили к ней с нижайшей просьбой похлопотать за них перед королем. Если он и удовлетворял чаще всего желания любовницы, не стоит забывать, что любовь к ней заставила его отказаться от некоторых привычек. Конечно, верный слуга-поставщик уже умер, но в добровольцах женского пола недостатка не было, и все они готовы были дать возможность королю приятно провести время. Жанна, в отличие от Помпадур, не испытывала снисхождения к проделкам короля, но ей приходилось закрывать глаза на его мелкие интрижки. «Я окажу ей честь, полюбив всего только раз», – заявил Людовик XV по поводу некой дамы, которая настоятельно добивалась возможности «переспать с королем»! Это были его собственные слова! Так что стоило ли Жанне опасаться этаких прелестниц?

Зато выявилась друга опасность: королевская семья стала выступать против ее связи с королем. И если добряка дофина – будущего Людовика XVI – не интересовали похождения деда, совсем не так обстояло дело с тремя дочерьми короля. Мы уже знаем, что мадам Луиза ударилась в религию ради спасения души отца. Две другие дочери также были ярыми католичками. После смерти Помпадур они смогли вздохнуть с облегчением, но вторжение Дюбарри снова повергло их в ужас: эта новая фаворитка, несомненно, была послана самим дьяволом для того, чтобы заманить короля в ад! Несмотря на их мольбы, невзирая на открытое противодействие министра Шуазеля, Людовик XV явно не был намерен принести свою любовницу в жертву приличиям. Но тут недруги графини получили серьезное подкрепление в лице молодой супруги дофина. Свадьба наследника престола и эрцгерцогини Марии Антуанетты Австрийской была предусмотрена договором, который был заключен между ее страной и Францией. Новобрачная была еще совсем ребенком и представления имела соответственные. Во время ужина, последовавшего за ее прибытием в Париж, будущая французская королева поинтересовалась, какие обязанности исполняет при дворе эта мадам Дюбарри, которая улыбалась ей с другого конца стола. Вопрос, конечно, интересный…

«В ее обязанности входит развлекать короля», – ответила девушке графиня де Най. Если подумать, это объяснение не было лишено здравого смысла! Во всяком случае, оно явно удовлетворило юную принцессу, которая сразу же решила, что мадам Дюбарри очень симпатичная особа. Но вскоре ей пришлось изменить мнение.

Присутствие Жанны за ужином показалось очень оскорбительным австрийскому послу Мери-Аржанто. Свести на официальном приеме представительницу рода Габсбургов и это «создание»! Скандал да и только! Спустя некоторое время, когда Мария Антуанетта узнала истинную суть «развлечений», которые мадам Дюбарри устраивала для короля, она была одновременно шокирована и удивлена и немедленно написала матери, императрице Австрийской Марии Терезии.

«Остается лишь сожалеть о той слабости, которую король питает к мадам Дюбарри, – сокрушалась принцесса, – Она – самое глупое и нахальное создание, которое можно себе представить…»

Императрица в ответ сделала дочери выволочку, поскольку не время было нападать на фаворитку, которая, как ей было известно, пользовалась большим доверием короля. Проинструктированная таким образом, дофина стала стараться вести себя с Жанной прилично, но холодный тон их редких разговоров, пренебрежение, которое читалось в ее взгляде, дали понять графине отношение принцессы к ней, и ей стало очень неприятно. Кстати, и дочери Людовика XV, ставшие после свадьбы тетками Марии Антуанетты, всячески старались настроить ее против «королевы сердца» и весьма в этом преуспели. Короче говоря, обстановка была предгрозовая, и вскоре разразилась буря. Герцогиня де Грамон, которая так и не смогла «переварить» провал свой попытки забраться в постель короля, прилюдно нахамила Дюбарри. Это было оскорблением величества! Даже если этим величеством и была королева… левой руки! Жанна добилась от короля изгнания герцогини из двора. Однако мадам де Грамон входила в свиту Марии Антуанетты, и та вступилась за нее… но наткнулась на категорический отказ короля пересмотреть свое решение. Людовик не позволял шутить с честью своей возлюбленной. Он показал это всем еще раз, когда поставил на место Шуазеля. Как мы помним, тот был братом мадам де Грамон. Он никак не мог успокоиться после провала попытки сестры соблазнить короля, а указ о ее ссылке стал последней каплей, переполнившей чашу его ненависти к мадам Дюбарри, и он стал распространять новые наветы про нее. Король отреагировал на это довольно строго:

«Вы хорошо ведете мои дела, – написал он министру, – но остерегайтесь окружения и советчиков, что я всегда ненавидел и продолжаю ненавидеть еще больше. Вы прекрасно знаете мадам Дюбарри, нас с ней познакомил вовсе не г-н де Ришелье, поскольку я знал ее еще до ее женитьбы. Она красива, я доволен ею и ежедневно советую ей также остерегаться окружения и советчиков, поскольку вам известно, что в таковых у нее недостатка нет. Она не испытывает по отношению к вам никакой ненависти, она знает ваш ум и не желает вам зла. Нападки на нее были ужасны и большей частью несправедливы…»[101]

Этот призыв соблюдать декорум вовсе не унял ненависть Шуазеля к Жанне, а лишь разжег ее еще больше. И посему ему в голову пришла идея, которая позволяла окончательно покончить с графиней: почему бы королю не жениться вновь? Скажем, на эрцгерцогине Марии Елизавете, родной сестре Марии Антуанетты. Ведь этот брак мог бы усилить союз с Австрией. Какое-то время мысль о том, что его женой могла стать юная принцесса, была приятна старому греховоднику. Жанна дрожала от страха, ждала, когда пробьет ее последний час. Но тревога ее длилась недолго: Людовик был слишком привязан к своей «королеве сердца», а к тому же мысль о том, чтобы в результате этой свадьбы стать свояком собственного внука, была совершенно комичной и могла позабавить всю Европу… Графиня вздохнула с облегчением, но ее отношения с Шуазелем стали ухудшаться с каждым днем. Ее заступничество за герцога д’Эгильона после провала заговора, противопоставившего герцога и парламент Парижа, очень не понравилось министру, ибо д’Эгильон был его заклятым врагом. Поскольку благодаря Жанне король помиловал д’Эгильона, в то время как парламент приговорил его к смертной казни, Шуазель вдохновил записных рифмоплетов, которые обрушились сразу на фаворитку и герцога. Свидетельством тому служит вот такое «произведение», направленное против д’Эгильона:

Давайте обратим все это в прах,Забудем о моем отложенном процессе.С помилованием на рукахНикто меня теперь уж не повесит.В желании триумфа моего начало,Ко мне фортуна милость проявила.Ведь если бы меня теперь не стало,Мне счастье бы не привалило.Но шутку добрую судьба сыгралаИ чести лишь она меня лишила[102].

Борьба, которую Шуазель продолжал вести против Дюбарри и в которой все средства, даже самые подлые, были хороши, стала для короля невыносимой. Кроме того, сомнительные шаги министра в конфликте, противопоставившем Испанию и Англию в вопросе о Фолклендских островах[103], еще больше усилили недовольство Людовика XV. Продолжая тайно поддерживать Англию, которая считала себя потерпевшей стороной при нападении испанцев на Фолклендские острова, Шуазель начал вести военные приготовления для поддержки Испании, с которой Франция была связана союзом, известным по названием «Семейного пакта». Но поста своего министр лишился не столько за эту двойную игру, сколько за неприязнь к графине Дюбарри. Казалось, ничто не могло его остановить. Накануне Рождества 1770 года в присутствии Жанны, а возможно и под ее диктовку, Людовик XV написал указ об освобождении Шуазеля от должности: «Повелеваем нашему кузену герцогу де Шуазелю сдать дела государственного секретаря и суперинтенданта почт герцогу Лаврильеру и убыть по моему велению в Шантлу».

Отставка Шуазеля вызвала всеобщее неодобрение: у герцога было много сторонников, разделявших его ненависть к фаворитке и не постеснявшихся высказаться о том во весь голос, но Жанну это ничуть не задело. Смещение Шуазеля стало ее триумфом и свидетельством ее всемогущества.

Проявление этого нашло свое публичное отражение во время официальных церемоний и придворных приемов: Жанна повсюду была рядом с королевской семьей, членом которой она стала если не юридически, то уж по крайней мере фактически. Другим показателем ее власти стало ее активное участие в переговорах, которые завершились женитьбами двух внуков короля: графа Прованского, будущего Людовика XVIII, и графа д’Артуа, будущего Карла X. Кроме того, она участвовала рядом с Людовиком XV в обеих брачных церемониях и получила от короля в подарок драгоценностей на пять миллионов ливров. И это было еще не все: когда какой-нибудь иностранный посол хотел высказать королю свою просьбу или один из министров хотел обсудить с монархом вопрос своего ведения, встреча происходила в маленьких покоях мадам Дюбарри, которая принимала в разговорах самое активное и решающее участие. Так, когда она захотела добиться назначения своего протеже д’Эгильона на пост министра иностранных дел, она впервые получила отказ любовника. Но все равно, решив преодолеть вето короля, она объявила Людовику: «Завтра господин д’Эгильон придет поблагодарить вас за свое назначение».