Собрание сочинений - Иосиф Бродский

* * *

Сумерки. Снег. Тишина. Весьматихо. Аполлон вернулся на Демос.Сумерки, снег, наконец, саматишина – избавит меня, надеюсь,от необходимости – прости за дерзость -объяснять самый факт письма.

Праздники кончились – я не дамсоврать своим рифмам. Остатки влагизамерзают. Небо белей бумагирозовеет на западе, словно тамскладывают смятые флаги,разбирают лозунги по складам.

Эти строчки, в твои перстыпопав (когда все в них уразумеешьты), побелеют, поскольку тына слово и на глаз не веришь.И ты настолько порозовеешь,насколько побелеют листы.

В общем, в словах моих новизныхватит, чтоб не скучать сороке.Пестроту июля, зелень весныосень превращает в черные строки,и зима читает ее упрекии зачитывает до белизны.

Вот и метель, как в лесу игла,гудит. От Бога и до порогабело. Ни запятой, ни слога.И это значит: ты все прочла.Стряхивать хлопья опасно, строгоговоря, с твоего чела.

Нету – письма. Только крик сорок,не понимающих дела почты.Но белизна вообще залогтого, что под ней хоронится то, чтопревратится впоследствии в почки, в точки,в буйство зелени, в буквы строк.

Пусть не бессмертие – перегнойвберет меня. Разница только в полесих существительных. В нем тем боленет преимущества передо мной.Радуюсь, встретив сороку в поле,как завидевший берег Ной.

Так утешает язык певца,превосходя самое природу,свои окончания без концапо падежу, по числу, по родуменяя, Бог знает кому в угоду,глядя в воду глазами пловца.

* * *

Вполголоса – конечно, не во весь -прощаюсь навсегда с твоим порогом.Не шелохнется град, не встрепенется весьот голоса приглушенного.С Богом!По лестнице, на улицу, во тьму...Перед тобой – окраины в дыму,простор болот, вечерняя прохлада.Я не преграда взору твоему,словам твоим печальным – не преграда.И что оно – отсюда не видать.Пучки травы... и лиственниц убранство...Тебе не в радость, мне не в благодатьбезлюдное, доступное пространство.

* * * [45]

День кончился, как если бы онабыла жива и, сидя у окна,глядела на садящееся в соснысветило угасающего дняи нe хотела зажигать огня,а вспышки яркие морозной оспыв стекле превосходили Млечный Путь,и чай был выпит, и пора уснуть...День кончился, как делали все дниее большой и невыносимой жизни,и солнце село, и в стекле зажглись несоцветья звезд, но измороси; ниодна свеча не вспыхнула, и чайбыл выпит, и, задремывая в кресле,ты пробуждался, вздрагивая, есливдруг половица скрипнет невзначай.Но то был скрип, не вызванный ничьимприсутствием; приходом ли ночным,уходом ли. То был обычный скрипрассохшегося дерева, чей возрастдает возможность самомупоскрипывать, твердя, что ни к чемуни те, кто вызвать этот звук могли б,ни тот, кто мог расслышать этот возглас.День кончился. И с точки зренья днявсе было вправду кончено. А есличто оставалось – оставалось длядругого дня, как если бы мы влезли,презрев чистописанье, на поля,дающие нам право на длинноту,таща свой чай, закаты, вензеляоконной рамы, шорохи, дремоту.

Она так долго прожила, что днитеперь при всем своем разнообразьеспособны, вероятно, только развето повторять, что делали онипри ней.

* * *

Сначала в бездну свалился стул,потом – упала кровать,потом – мой стол. Я его столкнулсам. Не хочу скрывать.Потом – учебник «Родная речь»,фото, где вся семья.Потом четыре стены и печь.Остались пальто и я.Прощай, дорогая. Сними кольцо,выпиши вестник мод.И можешь плюнуть тому в лицо,кто место мое займет.

Речь о пролитом молоке

I

Я пришел к Рождеству с пустым карманом.Издатель тянет с моим романом.Календарь Москвы заражен Кораном.Не могу я встать и поехать в гостини к приятелю, у которого плачут детки,ни в семейный дом, ни к знакомой девке.Всюду необходимы деньги.Я сижу на стуле, трясусь от злости.

Ах, проклятое ремесло поэта.Телефон молчит, впереди диета.Можно в месткоме занять, но это -все равно, что занять у бабы.Потерять независимость много хуже,чем потерять невинность. Вчуже,полагаю, приятно мечтать о муже,приятно произносить «пора бы».

Зная мой статус, моя невестапятый год за меня ни с места;и где она нынче, мне неизвестно:правды сам черт из нее не выбьет.Она говорит: "Не горюй напрасно.Главное – чувства! Единогласно?"И это с ее стороны прекрасно.Но сама она, видимо, там, где выпьет.

Я вообще отношусь с недоверьем к ближним.Оскорбляю кухню желудком лишним.В довершенье всего досаждаю личнымвзглядом на роль человека в жизни.Они считают меня бандитом,издеваются над моим аппетитом.Я не пользуюсь у них кредитом.«Наливайте ему пожиже!»

Я вижу в стекле себя холостого.Я факта в толк не возьму простого,как дожил до от Рождества ХристоваТысяча Девятьсот Шестьдесят Седьмого.Двадцать шесть лет непрерывной тряски,рытья по карманам, судейской таски,ученья строить Закону глазки,изображать немого.

Жизнь вокруг идет как по маслу.(Подразумеваю, конечно, массу.)Маркс оправдывается. Но, по Марксу,давно пора бы меня зарезать.Я не знаю, в чью пользу сальдо.Мое существование парадоксально.Я делаю из эпохи сальто.Извините меня за резвость!

То есть, все основания быть спокойным.Никто уже не кричит: «По коням!»Дворяне выведены под корень.Ни тебе Пугача, ни Стеньки.Зимний взят, если верить байке.Джугашвили хранится в консервной банке.Молчит орудие на полубаке.В голове моей – только деньги.

Деньги прячутся в сейфах, в банках,в полу, в чулках, в потолочных балках,в несгораемых кассах, в почтовых бланках.Наводняют собой Природу!Шумят пачки новеньких ассигнаций,словно вершины берез, акаций.Я весь во власти галлюцинаций.Дайте мне кислороду!

Ночь. Шуршание снегопада.Мостовую тихо скребет лопата.В окне напротив горит лампада.Я торчу на стальной пружине.Вижу только лампаду. Зато иконуя не вижу. Я подхожу к балкону.Снег на крыши кладет попону,и дома стоят, как чужие.

II

Равенство, брат, исключает братство.В этом следует разобраться.Рабство всегда порождает рабство.Даже с помощью революций.Капиталист развел коммунистов.Коммунисты превратились в министров.Последние плодят морфинистов.Почитайте, что пишет Луций.

К нам не плывет золотая рыбка.Маркс в производстве не вяжет лыка.Труд не является товаром рынка.Так говорить – оскорблять рабочих.Труд – это цель бытия и форма.Деньги – как бы его платформа.Нечто помимо путей прокорма.Размотаем клубочек.

Вещи больше, чем их оценки.Сейчас экономика просто в центре.Объединяет нас вместо церкви,объясняет наши поступки.В общем, каждая единицапо своему существу – девица.Она желает объединиться.Брюки просятся к юбке.

Шарик обычно стремится в лузу.(Я, вероятно, терзаю Музу.)Не Конкуренции, но Союзупринадлежит прекрасное завтра.(Я отнюдь не стремлюсь в пророки.Очень возможно, что эти строкисократят ожиданья сроки:«Год засчитывать за два».)

Пробил час, и пора насталадля брачных уз Труда – Капитала.Блеск презираемого металла(дальше – изображенье в лицах)приятней, чем пустота в карманах,проще, чем чехарда тиранов,лучше цивилизации наркоманов,общества, выросшего на шприцах.

Грех первородства – не суть сиротства.Многим, бесспорно, любезней скотство.Проще различье найти, чем сходство:«У Труда с Капиталом контактов нету».Тьфу-тьфу, мы выросли не в Исламе,хватит трепаться о пополаме.Есть влечение между полами.Полюса создают планету.

Как холостяк я грущу о браке.Не жду, разумеется, чуда в раке.В семье есть ямы и буераки.Но супруги – единственный тип владельцевтого, что они создают в усладе.Им не требуется «Не укради».Иначе все пойдем Христа ради.Поберегите своих младенцев!

Мне, как поэту, все это чуждо.Больше: я знаю, что «коемуждо...»Пишу и вздрагиваю: вот чушь-то,неужто я против законной власти?Время спасет, коль они неправы.Мне хватает скандальной славы.Но плохая политика портит нравы.Это уж – по нашей части!

Деньги похожи на добродетель.Не падая сверху – Аллах свидетель, -деньги чаще летят на ветерне хуже честного слова.Ими не следует одолжаться.С нами в гроб они не ложатся.Им предписано умножаться,словно в баснях Крылова.

Задние мысли сильней передних.Любая душа переплюнет ледник.Конечно, обществу проповедникнужней, чем слесарь, науки.Но, пока нигде не слыхать пророка,предлагаю – дабы еще до срокане угодить в объятья порока:займите чем-нибудь руки.

Я не занят, в общем, чужим блаженством.Это выглядит красивым жестом.Я занят внутренним совершенством:полночь – полбанки – лира.Для меня деревья дороже леса.У меня нет общего интереса.Но скорость внутреннего прогрессабольше, чем скорость мира.

Это – основа любой известнойизоляции. Дружба с безднойпредставляет сугубо местныйинтерес в наши дни. К тому жеэто свойство несовместимос братством, равенством и, вестимо,благородством невозместимо,недопустимо в муже.

Так, тоскуя о превосходстве,как Топтыгин на воеводстве,я пою вам о производстве.Буде указанный выше способвсеми правильно будет понят,общество лучших сынов нагонит,факел разума не уронит,осчастливит любую особь.

Иначе – верх возьмут телепаты,буддисты, спириты, препараты,фрейдисты, неврологи, психопаты.Кайф, состояние эйфории,диктовать нам будет свои законы.Наркоманы прицепят себе погоны.Шприц повесят вместо иконыСпасителя и Святой Марии.

Душу затянут большой вуалью.Объединят нас сплошной спиралью.Воткнут в розетку с этил-моралью.Речь освободят от глагола.Благодаря хорошему зелью,закружимся в облаках каруселью.Будем опускаться на землюисключительно для укола.

Я уже вижу наш мир, которыйпокрыт паутиной лабораторий.А паутиною траекторийпокрыт потолок. Как быстро!Это неприятно для глаза.Человечество увеличивается в три раза.В опасности белая раса.Неизбежно смертоубийство.

Либо нас перережут цветные.Либо мы их сошлем в иныемиры. Вернемся в свои пивные.Но то и другое – не христианство.Православные! Это не дело!Что вы смотрите обалдело?!Мы бы предали Божье Тело,расчищая себе пространство.

Я не воспитывался на софистах.Есть что-то дамское в пацифистах.Но чистых отделять от нечистых -не наше право, поверьте.Я не указываю на скрижали.Цветные нас, бесспорно, прижали.Но не мы их на свет рожали,не нам предавать их смерти.

Важно многим создать удобства.(Это можно найти у Гоббса.)Я сижу на стуле, считаю до ста.Чистка – грязная процедура.Не принято плясать на могиле.Создать изобилие в тесном мире -это по-христиански. Или:в этом и состоит Культура.

Нынче поклонники оборота«Религия – опиум для народа»поняли, что им дана свобода,дожили до золотого века.Но в таком реестре (издержки слога)свобода не выбрать – весьма убога.Обычно тот, кто плюет на Бога,плюет сначала на человека.

«Бога нет. А земля в ухабах».«Да, не видать. Отключусь на бабах».Творец, творящий в таких масштабах,делает слишком большие рейдымежду объектами. Так что то, чтотам Его царствие, – это точно.Оно от мира сего заочно.Сядьте на свои табуреты.

Ночь. Переулок. Мороз блокады.Вдоль тротуаров лежат карпаты.Планеты раскачиваются, как лампады,которые Бог возжег в небосводев благоговеньи своем великомперед непознанным нами ликом(поэзия делает смотр уликам),как в огромном кивоте.

III