Дух, брат мой - Андрей Грешнов

Летели минут двадцать, до тех пор, пока ведущий не стал нарезать круги и ввинчиваться в узкое ущелье. Мы сели на небольшое ровное зеленое плато. Слева в ущелье бурлила по камням узкая речушка, справа шли скалы. В реке страшным напоминанием недавнего прошлого лежали останки сбитого советского вертолета — развороченная кабина пилотов и остатки лопастей. В длину плато было шагов пятьдесят, в ширину — тридцать-сорок. С севера (стороны Кабула) прямо в скалу уходил рукотворный тоннель в огромную темную пещеру. У базальтового свода в полтора человеческих роста стоял офицер афганской армии и несколько афганских солдат. Я сразу поинтересовался у офицера наличием мин в окрестностях.

— Все разминировано, тарджоман-саиб. Они успели поставить всего несколько «противопехоток» в проходе в пещеру. Мины малой мощности — обычные и «химичские».

— Что это за «химия»?

— Китайские мины. Выжигают лицо. Вчера при размнировании один солдат потерял глаза.

— Там больше мин нет?

— Амният (безопасно). Все проверили, мин больше точно нет, отчеканил офицер.

Ну, нет, так нет. Все равно нужно смотреть под ноги Афганцы по жизни, в основном, руководствовались принципом «парва нист» (по фигу). Их пофигизм им иногда аукался.

Десантура полезла на скалы, блокируя территорию плато сверху. Зажгли два факела, у кого были — фонари и пошли внутрь пещеры. Я замыкал шествие, следуя точно по следам впереди идущих. Из утрамбованного грунта торчали покатые верхушки крупных валунов, по ним и перемещались. У отверстия, уводящего во тьму пещеры, остановились и посветили факелами внутрь. Дальше идти не стали и развернулись обратно. Так как я шел в конце группы и не успел посмотреть, что там внутри, задержался и попросил у одного из людей фонарь. Сначала посветил под ноги и аккуратно поставил ногу на грунт, заглянул внутрь. Пещера была очень большая и уходила куда-то влево, прямо в скалу. На полу лежали разбросанные зеленые ящики из-под боеприпасов, луч фонаря выхватил из темноты горелые головешки — остатки костра. Ничего особенного, обычная пещера. Второй вход из нее наверняка находится в нескольких стах метрах, на другой стороне горы.

Обернувшись, я обнаружил, что все уже покинули пещеру, я остался один. После фонаря глаза в темноте видели плохо. Я выключил его и подождал пару минут, пока они не привыкнут к сумраку — теперь свет исходил только снаружи, от входа в пещеру. Почему-то по спине пробежал холодок. Я медленно двигался к выходу, старательно переставляя ноги точно на камни, по которым шли сюда раньше. Неожиданно наступил на развязавшийся шнурок от кроссовки, сел его завязывать и посмотрел левее левой ступни. Рядом лежала небольшая, величиной со школьный коржик, зеленая мина. Она была гладкая, округлая. Я мгновенно вспотел и застыл как кролик перед удавом. Медленно выпрямился, уперевшись правой рукой в свод пещеры. Очень, очень медленно выходил наружу. Вышел весь мокрый, как искупался. Порадовал афганского офицера находкой. Тот сам удалился в каземат, а когда вышел, без слов вдарил стоящему рядом солдату кулаком в лицо. Все было понятно. Одну мину пропустили.

Когда летели назад, случилось ЧП. Западные журналисты вели себя, как и подобает белым людям — фотоаппаратами внутри вертушки не щелкали. Конвенцию о нераспространении информации о десантуре нарушил «друг Советского Союза» — корреспондент одной из крупнейших индийских газет. Делал он это скрытно, поставив камеру на лавку рядом с собой и изредка нажимая на спусковую кнопку «Никона». Сидевший слева боком к индусу Коля Усольцев сначала не мог этого увидеть, я указал ему глазами на «индейца», который готовил к прорыву в прессу крупный международный скандал. Мы переглянулись и быстро приняли единственно правильное решение. Сначала из вертолета на скалы улетела вытащенная из фотоаппарата пленка, потом и сам фотоаппарат…

Индус нажаловался на «беспредел» Тыссовскому, тот — в посольство, далее — по цепочке. Коле вломили в его ведомстве по полной программе. Меня вместе с Тыссовским заставили ехать в гостиницу «Кабул», где остановился этот проклятый индус и просить у него прощения. Я сидел у него в номере и пил чай до посинения, говоря ласковые слова. Как бы то ни было, но мир так и не узнал, что в Афганистане остались советские солдаты. Нового фотоаппарата мы «нашему другу» так и не купили…

Герат, ноябрь 1989 года

Крайняя командировка в Герат выдалась уже почти перед самым отъездом на родину. Анализируя сегодня события тех далеких дней, все больше прихожу к выводу, что этому способствовал целый ряд обстоятельств, которые были вовсе не случайны. По взаимной договоренности с Тыссовским, летать по провинциям мы стали через раз. Но когда мне выпало лететь в Джелалабад к пакистанской границе, я отказался. Ночью мне снились неприятные сны, от которых я то и дело просыпался. Лежал, курил. До самого утра в голове фотографиями всплывали цветные картинки кишлака Дарунта, изгиба трассы слева направо, не доезжая этого кишлака минут за 25, столбики плоских камешков на трассе — ориентиры для работы снайперов — то ли наших, то ли духовских, вечерние огни Сорхруда и Камы. Отчетливо вспомнил лесопарковую зону «Соловьиный сад» недалеко от аэродрома и то место на шоссе, откуда в 86-м парнишка-военный и его невеста из бригады поднялись прямо на небо, обрученные, но так и не повенчанные. Мы их очень ждали тогда в Кабуле. Шутка ли, из этого ада лететь в столицу, в генконсульство, чтобы навеки официально скрепить подписями свое решение стать мужем и женой. Мы приготовили им подарки, а я хотел написать об этом памятном событии на всю страну. Но не судьба была мне написать, а им — пожениться… За пару дней до отлета в Кабул поехали они на аэродром друга встречать, уже смеркалось. Нельзя было ехать, но ребята настояли, сказали, что успеют, что проскочат. Не проскочили…

В Джелалабад отправился Тысс. Город миновали спокойно, а вот у КПП Торхам их БТР из пулемета накрыли моджахеды. Все, кто сидел на броне, поскатывались вниз. Юра не успел, пулеметная пуля вошла ему под колено, а вышла почти из задницы. Так Тыссовский на деле убедился в верности пословицы, придуманной советскими солдатами, воевавшими в провинции Нангархар. «Если хочешь пулю в зад — поезжай в Джелалабад». Так как тормозной путь железки был очень длинным, рана была чрезвычайно болезненная. Но когда Тысса привезли в Кабул, он от госпитализации отказался. Лежал в постели в кабинете Отделения ТАСС. Не стонал, молчал. Только тихонько кряхтел, когда ковылял с палочкой к машине — надо было ехать на перевязки и уколы в торгпредскую больницу.