За чертой - Александр Николаевич Можаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пойдём… – тяжело выдохнув, чуть слышно просипел я. – Если остановлюсь – хана… Нужно двигаться… Небыстро…
– Берись за плечо.
Отрицательно мотаю головой.
– Палку…
Жека наваливается на сухую берёзку, выворачивает её с корнем.
– Палку, а не оглоблю…
От боли я задыхаюсь, и меня начинает тошнить.
– Вот, по росту тебе отломал… – подаёт Жека палку. – Дай, гляну… – трогает руками моё колено.
– Чё там глядеть… У Людки своей глядеть будешь…
– М-да… – покачивая головой, мычит Жека. – Я тебя вытащу… – обещает он и успокаивает: – Тут немного осталось…
– Пошли… – опираясь на палку и воротом рубахи утирая выедающий глаза пот, первым ступаю вперёд. – Вытаскиватель… Сам кого хошь вытащу…
– Давай-давай, только не лети шибко, а то потеряюсь… – уходя вперёд, язвит Жека.
Через пару сотен метров мы снова упёрлись в болото.
– Стой здесь, я сейчас влево гляну… – говорит Жека.
Через пять минут он вернулся.
– Нет, не сюда… Туда… – неопределённо взмахнув рукой, пошёл вправо.
Я захромал вслед за ним. Через несколько минут, вернувшись, он вышел навстречу, мотнул головой.
– Куда теперь?.. – тяжело дыша, спросил я.
– Туда… – глядя на болото, виновато выдохнул он.
Наконец мы вылезли из болота и около получаса шли по песчаным, поросшим островками краснотала кучугурам.
– Ну, где твоё Сизое? – нетерпеливо спрашивал я.
Похоже, Жека и сам уж не знал, куда мы выбрели, поэтому, озираясь округ, молча кряхтел. Мы пересекли березняки, растущие вперемешку с редкой сосной, упёрлись в заросшую тополями и вербами низину. От боли меня тошнило, но я хорошо знал: останавливаться нельзя – будет хуже.
– Стой тут, я сбегаю гляну. Вдруг снова болото… – глядя в низину, сказал он.
Оставив меня, Жека сбегает в падину, и уже через минуту я слышу его радостный крик:
– Саня, Донец! К Донцу вышли!..
Продираясь сквозь густые заросли, выхожу к реке. Жека уже подкатил к воде сухой ствол тополя, готовит переправу. Донец в этом месте широк и быстр.
– Хочешь меня утопить? Я не переплыву… – падая на песок, с трудом выдыхаю слова.
– А нахрена тебе плыть? Место угадываешь? – не отрываясь от работы, смеётся Жека. – Вон Новокиевка на той стороне… Тут до устья Деркула раз плюнуть, а там Россия…
Всматриваюсь в противоположный берег, из зелени садов грибными шляпками выглядывают крытые замшелой от времени черепицей крыши редких домов. Там застыла тревожная тишина.
Распластавшись, я лежу на речном песке, смотрю неотрывно в небо, где, преображаясь, мирно плывут быстрые облака. В их очертании я, как в детстве, нахожу то дивных животных, то чудные, неведомые раньше пейзажи. А на северо-западе всё ещё угрюмо висит неподвижный серовато-бурый полог дыма. Жека в стороне перетряхивает свою одежду, и я слышу его бормотание:
– Да где же она, зараза?..
– Граната у меня, – говорю я.
– Да не граната…
У меня нет сил выяснять, что он ищет.
– Есть!.. – наконец радостно кричит он.
Я по-прежнему смотрю вдаль, туда, где за быстрым течением Донца белеет изрытая ериками гора. Где-то там, под Новокиевкой, в 1920 году сразила красноармейская пуля моего прадеда Тихона, и остался он лежать в этой чужой земле. Без отпевания и креста, под обстрелом в спешке прикопали его где-то под теми буграми, с тем чтоб, когда возвернутся после отступа, перенести на родные могилки, положить рядом с матерью и дедами. Да не возвернулись. А те, кто и пришёл через годы, уже не могли в точности указать упокоившее его место.
Когда-то я привозил сюда деда Орла, которому довелось хоронить Тихона. Долго бродил тот в задумчивости меж молодой порослью шиповника и маслины, но так и не отыскал могилку.
– Где-то тут… – обведя широким жестом долину, произнёс он. – Под горой…
– Что ж, никаких примет нет? – спросил я.
– Примета… Приметил, конечно… Камушек ему в головах положил…
Смотрю округ куда ни глянь – камушки.
– Легко помер, – успокаивает Орёл и в подтверждение своих слов добавляет: – Как его пулечка щелканула, вытянулся и не взбрыкнул даже…
Лёгкий ветерок курчавит волну на Донце, ровным негромким шелестом перешёптываются листья на тополях, быстрая скользит по горе тень тучи. Крещусь тяжёлой непослушной рукой, шепчу чуть слышно:
– Упокой, Господи, раба Твоего…
Подойдя и склонившись надо мной, Жека заслоняет собой далёкую гору.
– Ты чего?.. – спрашивает обеспокоенно.
– Прадед мой где-то под теми буграми зарыт, – киваю в сторону Новокиевки.
– Ах, вон чего… А я думал…
Жека не договорил и о чём он думал, я так и не узнал.
– Мои тоже невесть где лежат… – поразмыслив, произнёс он. – Бывало, пойдём с мамкой убирать могилки, а там в основном лишь бабки-прабабки… Казаков по всей земле разбросало… Может, и меня завтра жахнет, а до Нижнего уже не добраться… – Ладно… – как бы подытоживая свои раздумья, произнёс он. – Ты тут пока пращура отпевал, я свои карманы перетряхнул – интересный пакетик нашёл – ампулку со шприцом…
Зажав в своих неуклюжих корявых пальцах маленькую ампулку, Жека неумело наполнил шприц.
– Бэтмен на случай ранения выдавал, – пояснил он. – У тебя как раз этот случай…
– Что это?
– Цианистый калий… Чтоб не мучился… – кривится в улыбке.
– А-а, ну тогда давай…
– Повернись…
– Я сам…
– Ну, давай сам…
Усевшись на сырой песок, не раздумывая, одним махом через штанину вонзаю иглу в бедро повыше колена.
– Да ты прямь доктор! – восхищённо говорит Жека. – Я бы так не сумел…
– Припечёт – сумеешь…
Жека спустил бревно в воду, на высоко торчащий из воды сук, сделав на ремне по кнутовому петли, закрепил автомат.
– Ну?.. – оглянувшись, спросил он. – Уже подскочил?..
– Занемела… Стою, как на протезе, но почти не болит…
– Вот! – радостно орёт Жека. – я ж говорил!.. Сейчас, как сайгак, поскачешь, хрен тебя и танком догонишь… Ну, до связи… – оттолкнув бревно и вместе с ним удаляясь от берега, прокричал он. – Вперёд за «люлями» от Бэтмена…
Я наблюдал, как быстрое течение уносит его дальше и дальше. Держась одной рукой за бревно и загребая другой, он преодолел стремнину реки. Уже на середине Донца оглянулся и прокричал:
– Саня, ты тут долго не околачивайся… Иди… Укол три часа действует… У тебя три часа…
«Три часа… Куда я дойду за три часа?.. Если перейти Деркул и идти строго на север, то километров через двадцать будет мой дом… Нет, даже с этим уколом за три часа я не одолею такой путь…» – опираясь на Жекину палку и хромая по крайней к Деркулу просеке, которая ведёт к железнодорожному мосту, думаю я и умозрительно выстраиваю свой маршрут. Где-то на половине пути будет Святая Криница – родники, бьющие
