Войны за Бога. Насилие в Библии - Филипп Дженкинс

Если такие политические и социальные условия изменятся, вслед за этим изменится и толкование важнейших священных текстов. А еще более важный фактор, который может повлиять на новую интерпретацию священных текстов, – это наличие достаточного количества мусульман на Западе, то есть в Европе и Северной Америке, где ученые могут исследовать новые подходы к истолкованию без ограничений, которые обычно на них накладывает традиция. На протяжении ближайших десятилетий новое истолкование Корана будет иметь такое же важное значение, какое в западном обществе в XIX веке имело новое понимание Библии.

Ислам и насилие

Дискуссию о религиозном насилии осложняет то обстоятельство, что на Западе многие привыкли почти непроизвольно думать, что насилие и терроризм укоренены в исламе и (нередко) что ислам основан на терроризме и насилии. Разумеется, люди часто используют религию для оправдания актов насилия, но ислам в этом не одинок. Более того, религия не обязательно порождает более жестокие или экстремальные действия у своих приверженцев по сравнению с поступками тех, кто не ищет для себя религиозного оправдания. Если мы составим список самых кровавых режимов в истории человечества, первые места в нем займут агрессивные правительства, свободные от религии, такие как Советский Союз, нацистская Германия, маоистский Китай и коммунистическая Камбоджа.

Кроме того, религиозное насилие – не простая категория, не просто что-то подобное фанатизму или бездумной жестокости. В некоторых случаях верующие могли совершать массовые убийства или угнетать противников по религиозным мотивам; иногда же насилие, основанное на религии, служило людям защитой и даже было достойным поведением, как в тех случаях, когда вера побуждала угнетенных восставать против иноземных захватчиков или авторитарных режимов. На протяжении целого века после 1850-х годов колонизированные народы Африки и Азии нередко, подымая вооруженные восстания против европейских империалистов, говорили, что они ведут мусульманский джихад. Если же вспомнить о христианской традиции, то мало кто из западных людей мог бы осудить немецких активистов, которые по религиозным соображениям хотели совершить убийство Адольфа Гитлера{387}.

Связь между радикальной исламистской идеологией и насилием не так проста и не так очевидна, как принято думать сегодня. Между 1960-ми и 1980-ми годами арабские и ближневосточные проблемы породили волну терактов по всему миру, подобную той, что позже ассоциировалась с Аль-Каидой, так что образ «арабского террориста» стал кошмарным стереотипом нашего времени. И тогда, как и сегодня, арабские группировки ассоциировались в нашем сознании с убийством случайных западных гражданских лиц, с похищением людей, заложниками и с терактами в самолетах и на транспорте. И казалось, самое ужасное произойдет тогда, когда эти экстремисты получат доступ к ядерному оружию.

Однако есть одно отличие недавней эпохи: тогда группы террористов никак не связывали себя с каким-либо направлением ислама. Опаснейший террорист того времени Абу Нидаль, который в 1970-х и 1980-х пользовался такой же славой, как Осама бин Ладен после него, в основном работал на режим секулярной иракской партии Баас{388}. Подобно Абу Нидалю, большинство активистов из палестинцев также принадлежали к числу секулярных националистически настроенных социалистов, кроме того, многие лидеры движения были христианами. Обычно у этих лидеров были имена арабов-христиан: мы можем здесь вспомнить, например, Жоржа Хабаша, лидера одной из самых страшных партизанских групп.

Эти движения на Ближнем Востоке не воспитывали террористов-смертников, сама такая идея была чужда мусульманской традиции. Впервые теракты с участием смертников как система появились на Шри-Ланке, причем большинство из террористов было индуистами, и ни о каких связях с исламом речи не было, а сам этот метод появился только в 1980-х. Лишь позже ближневосточные активисты и исламисты стали использовать такую тактику. Некоторые другие вызывающие отвращение акции террористов, которые у нас ассоциируются с исламским экстремизмом, также родились вне мусульманского мира. Оливье Руа, один из самых известных европейских специалистов по исламу и исламистскому терроризму, говорил: «Сцены казни иностранных заложников в Ираке, отснятые Аль-Каидой, – это повторение казни Альдо Моро «Красными бригадами» [в Италии в 1978 году], где на заднем фоне также был символ и девиз организаторов, где заложник был в наручниках и с завязанными глазами и где был нелепый суд с зачитыванием приговора и казнью»{389}.

Когда бы мы ни обсуждали связь терроризма с текстами Корана, нам необходимо принимать во внимание исторический контекст. Если отрывки из восьмой и девятой сур Корана действительно побуждают верных мусульман фанатично совершать акты насилия, как мы тогда объясним, почему многие верующие не испытали этого влияния и прожили мирную жизнь? Если ислам порождает или прославляет терроризм, почему тогда мусульманские террористы появились на исторической сцене совсем недавно? Почему они не стали первопроходцами и пророками терроризма, а приняли участие в этом кровавом действе в числе последних? Почему им пришлось учиться соответствующим навыкам и тактикам у представителей других религий или атеистов – у западных анархистов и нигилистов, у католической партии ИРА и у городских партизан Латинской Америки, у коммунистов и фашистов, у евреев-сионистов и индуистов из Шри-Ланки? Здесь уместно снова процитировать Оливье Руа: «Аль-Каида не есть проявление традиционного ислама или даже исламского фундаментализма, но это новое понимание ислама, облаченное в революционную идеологию Запада»{390}.

Какими бы кровожадными ни были священные тексты, как бы они ни призывали к насилию, сами по себе они не порождают кровопролития, если нет особых благоприятных для этого обстоятельств. В какой-то момент, когда в них появляется нужда, эти тексты всплывают на поверхность и делают свое дело: вдохновляют на насилие, оправдывают кровопролитие, делают демонов из врагов и даже возводят конфликт в ранг космической битвы. Но без особых обстоятельств, без специфических условий политической и общественной жизни эти слова не приводят к насилию.* * *

Разумеется, нам нужно как можно глубже исследовать религиозный контекст актов насилия, значение соответствующих риторических приемов и представлений, потребности тех, кто определяет здесь политику; но в большинстве случаев мы увидим, что ключевые священные тексты не играют здесь значительной роли. Если священный текст X вдохновляет деятельность группы Y, нам надо объяснить, почему активисты опираются именно на этот текст, а не на другие, которые утверждают нечто совершенно иное. И, что не менее важно, нам надо объяснить, почему тот же священный текст не оказывал никакого влияния на миллионы других верующих, которые не совершали насильственных действий{391}. Возможно, то, что мы называем «религиозным насилием», действительно имеет религиозную природу, однако оно проистекает не из священных текстов данной религии, но из какого-то иного источника.

Примечания

Введение

{1}Коран цитируется в переводе И. Ю. Крачковского с некоторыми изменениями, когда этого требует английский текст. – Прим. пер .

{2}«Full Text of Notes Found After Hijackings», New York Times, Sept. 29, 2001. Существует несколько широко используемых английских переводов или версий Корана; самые популярные из них принадлежат таким авторам, как Marmaduke Pickthall, N. J. Dawood, Yusuf Ali, и Muhammad Asad. По умолчанию, если это не оговорено, я пользовался переводом Pickthall по изданию Muhammad M. Pickthall, The Meaning of the Glorious Qur’an, 2nd edition (Beltsville, MD: Amana Publications, 1999). В данном случае стих «бросить в сердца…», Коран 8:12, цитируется по Muhammad Asad, The Message of the Qur’an (Bitton, England: Book Foundation, 2003); «А когда кончатся…», 9:5, по Pickthall; «О пророк!», 9:73, по Pickthall. Reuven Firestone, Jihad (New York: Oxford Univ. Press, 1999); David Cook, Understanding Jihad (Berkeley: Univ. of California Press, 2005).

{3}«Full Text of Notes Found After Hijackings». «Устрашите…», Коран 8:60, цитируется по N. J. Dawood, The Koran, with a Parallel Arabic Text (New York: Viking, 1990), изменено автором.

{4}Коран 9:29.

{5}«Воздаяние тех…» – Коран 5:33 (Dawood); «А когда вы встретите…» – Коран 47:4 (Dawood). Относительно заявления бин Ладена см. http://www.pbs.org/newshour/ terrorism/international/fatwa_1996.html. Теме джихада и установок ислама относительно войны и насилия посвящено множество книг, вышедших в последние годы. См., например, Richard Bonney, Jihad (New York: Palgrave Macmillan, 2004); Andrew G. Bostom, The Legacy of Jihad (Amherst, NY: Prometheus Books, 2005); Mary R. Habeck, Knowing the Enemy (New Haven, CT: Yale Univ. Press, 2006); Laurent Murawiec, The Mind of Jihad (New York: Cambridge Univ. Press, 2008); Jarret M. Brachman, Global Jihadism (New York: Routledge, 2009).

{6}Robert Spencer, The Complete Infidel’s Guide to the Koran (Chicago: Regnery Press, 2009); David Marshall, God, Muhammad and the Unbelievers (Richmond, England: Curzon, 1999).

{7}Предложение «Для того чтобы понять, что ислам…» приводится на разных сайтах, см., например, http://www.faithfreedom.org/ Quran.htm. Мнение Грэма и Робертсона см. в статье «Attacks on Muslims by Conservative Protestants» на сайте http://www.religioustolerance.org/reac_ter18b. htm; Paul M. Weyrich and William S. Lind, Why Islam Is a Threat to America and the West (Washington, DC: Free Congress Foundation, 2002). Критика ислама и Корана – см., например, Robert Spencer, Islam Unveiled (San Francisco: Encounter Books, 2002); David Bukay, From Muhammad to Bin Laden (New Brunswick, NJ: Transaction, 2008); Brigitte Gabriel, They Must Be Stopped (New York: St. Martin’s Press, 2008); Raymond Ibrahim, «Are Judaism and Christianity as Violent as Islam?» Middle East Quarterly, Summer 2009, 3–12; Shariah: The Threat to America (Washington, DC: Center for Security Policy, 2010), 71–72. Относительно исламского антисемитизма см. Robert S. Wistrich, A Lethal Obsession (New York: Random House, 2010); Richard L. Rubenstein, Jihad and Genocide (Lanham, MD: Rowman & Littlefield, 2010).