Черный Принц (СИ) - Карина Демина

- Ты не можешь здесь оставаться, - Брокк обвел взглядом комнату.

- Почему?

- Потому что этот дом непригоден для жизни.

- Да, пожалуй, я слишком долго не уделяла ему должного внимания. Придется исправлять, - под тонким саваном чехла пальцы ощущают резьбу. Рисунок из листьев и грубоватых цветов, кажется, прежде они были покрыты позолотой.

…золота в доме не осталось.

- Пожалуйста, Кэри, вернись. Я понимаю, что ты обижена, и что у тебя есть на то все причины…

Есть. И он замолкает, не решаясь озвучить имя этой причины, а Кэри не спешит помогать. Если она откроет рот, то снова разрыдается.

Не сейчас.

Позже, когда он уйдет. А он уйдет и… и наверное, навсегда. Но лучше так, чем и дальше лгать себе, сочиняя для них двоих несуществующую историю.

- Все получилось глупо. Нелепо. И я не знал, что Лэрдис летит… проклятье, да я в жизни не дал бы разрешения. Понятия не имею, как она попала на борт и… - он говорил, запинался, злился.

Перчатки стянул.

Рубашка мятая, а на левом рукаве бурые пятна, не масла, но крови с живым железом смешанной. И рукав этот мокрый облепил темные жилы механической руки.

- Высаживать было поздно, мы уже поднялись… и я не знаю, что на самом деле ей нужно.

- Ты.

- Мне это, конечно, льстит, но я не настолько наивен, чтобы снова ей поверить, - Брокк опустился в кресло и, прижав пальцы к вискам, пожаловался. - Голова болит.

От нервов, от переутомления.

И наверняка он тоже провел ночь без сна… если в этом кресле. В кресле спать неудобно.

Голоден?

Наверняка.

Устал безумно. Кэри помнит, каким он возвращался с испытаний и как порой задремывал во время ужина. Однажды и вовсе уснул, положив голову на скрещенные руки, так и не дождавшись жаркого.

Забавный.

Родной… чужой и обманываться не следует.

- Вернись. Пожалуйста.

- Зачем?

Молчание. И Брокк хмурится. Трет покрасневшие глаза, и на щеке прорезаются пятна живого железа, которые, впрочем, исчезают быстро.

- Кэри…

Нервы-нити.

Сквозняк по ногам. И руки озябли, покраснели… на ярмарке она тоже замерзла, и Брокк купил альвийский кувшин из бледно-розового дерева. Внутри кувшина горела свеча, и стенки его тонкие светились. Они становились горячими, и Кэри грела руки.

Брокк сказал, что хватит для двоих.

И накрыл ее ладони своими. На железных пальцах его таял снег, точно они и вправду были живыми.

- Уходи, - она отступила от кресла, задев стол, и вазы закачались, задребезжали сухо, касаясь друг друга стенками. Старые, треснувшие. - Уходи и перестань меня мучить.

- Нет.

Он стоял по ту сторону стола, скрестив руки на груди.

- Не перестанешь?

- Не уйду. Кэри, я твой муж и…

- О, неужели ты вспомнил? - болезненный нервный смешок.

- Я не забывал. Кэри, произошло недоразумение, которое я исправлю. Обещаю.

- Исправишь? Как исправишь?

Сотрет вчерашний день? Перепишет наново?

Молчит.

- Это был мой полет. А ты отдал его ей.

По старой вазе беззвучно расползается трещина. По белому и по синему, раскалывая рисованные цветы. От горлышка и до дна.

Еще немного и рассыплется ваза пополам.

Наверное, следует замолчать, но Кэри устала притворяться. И вазу поднимает, сжимает, в тщетной попытке остановить неизбежное. Глина хрустит, и трещина расползается быстрее.

- Наверное, я сама виновата. Ты изначально был со мной предельно откровенен. Но мне казалось, что я могу стать не только другом. Я хотела… Дита просила тебя не торопить. Набраться терпения.

Все еще молчит.

Если бы прервал, словом ли, жестом, Кэри замолчала бы. А он стоял, скрестив руки, смотрел сверху вниз, хмурый, раздраженный и… виноватый?

- И я ждала. Целый год ждала, пока ты, наконец, заметишь… дура, да?

Ваза разваливается на две половинки.

- Я делала все, чтобы понравится тебе, разве что в постель не забралась. Думала… честно, думала. Но побоялась, что ты меня прогонишь. Этого я бы точно не пережила.

Горло дерет, не то от ночных слез, не то от простуды. В доме часты сквозняки и, наверное, простудиться легко… конечно же, в этом дело. И горячее молоко спасет.

Горячее молоко и толика меда - хорошее лекарство от бед.

Задымленное пуховое одеяло, под ним Кэри спрячется от мира и от мужа.

- Всякий раз, стоило мне подойти чуть ближе, как ты находил предлог, чтобы отступить. Почему? Хотя теперь я понимаю, почему.

Слова в пустоту.

В мертвенную тишину, которую и дом опасается нарушить. Он следит за Кэри, с насмешкою ли, с презрением, с надеждой, цепляясь за нее, последнее имя на родовом гобелене.

Пыталась убежать?

Бежать больше некуда.

- Ты обвинял меня в том, чего я не делала… а стоило появиться ей, и ты ее простил.

- Нет.

- Я видела вас…

- Я помог ей спуститься и только.

Хорошее воспитание. Его растреклятое хорошее воспитание, от которого никуда не деться. Манеры. Вежливость.

- Знаешь, вчера я поняла, насколько смешно выгляжу, пытаясь угнаться за тобой… - ваза в руках рассыпалась, падала песком сквозь тиснутые пальцы, красно-белой трухой. - Не хочу больше. Не буду. Я хотела обратиться к Королю…

- Зачем?

- Чтобы признал наш брак недействительным…

Губа дернулась, обнажая клыки.

- Но потом подумала, что в этом нет нужды. Ты прав… мы будем жить, как принято. Каждый за себя. Я не стану мешать тебе. Ты не станешь мешать мне. Идеальный брак.

- И что ты собираешься делать? - низкий рокочущий голос.

Воротничок трещит, темный пиджак расходится по швам, пусть Брокк и пытается сдержать превращение.

- Для начала приведу дом в порядок…

Он спрашивал вовсе не о доме. И Кэри, не сводя взгляда - бледные глаза, воспаленные - отвечает.

- Найду кого-нибудь, кто не будет настолько ко мне безразличен.

Живое железо рвануло, выворачивая Брокка наизнанку, с хрустом разорвалась ткань.

Пес был… страшен.

И красив.

Он возвышался, вздыбив гриву из тонких четырехгранных игл, на которых повисли ошметки ткани. Тусклое зимнее солнце высеребрило чешую. Длинный хвост метался, и темные панели трещали, не выдерживая удара.

Кэри протянула руку, и пес шагнул.

Попытался.

Он покачнулся и взвыл, поджимая под брюхо короткую, изуродованную лапу. Металлические пальцы человеческой руки, нелепые в этом обличье, судорожно дернулись, точно пес пытался уцепиться за воздух. Он начал заваливаться набок, и все же устоял.

Опустил шею.

Зарычал глухо. А рычание перешло в вой.

- Все хорошо, - Кэри шагнула к нему и обняла. - Не спеши… все хорошо.