В родном углу. Как жила и чем дышала старая Москва - Сергей Николаевич Дурылин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Уж как ты, Николай Зиновеевич, в прошлый раз всем потрафил: и бабке, и жене, а больше всех – свояченице.
– Уж будто потрафил? – с добродушной усмешкой переспрашивает отец.
– Взяла в руки отрез и говорит: «У первого человека такое понятие обо мне настоящее вижу, даром что он меня не видал. Не вам, пустоглядам, чета. То меня в печальные травы старушечьи обрядите, то в крупный горох турецкий, а я и не печальная, и не гороховая: вот я какая! – И к лицу себе материю ложит. – Умнющий, – говорит, – вижу по всему, человек!» Это про тебя все, Николай Зиновеевич.
И тут же покупатель в поддевке заявляет новую просьбу к отцу:
– Попади ты теперь еще теще во вкус: шаль нужна ей, и чтоб с золотом, и серебро чтоб. Да золото-то чтоб червонное.
– Мудреную ты задачу задаешь.
– Поди сообрази с ней! А сто тыщ капиталу. Уж я на тебя, как на каменную стену.
– Несообразность одна, – сорвалось у кого-то из приказчиков.
Отец только посмотрел на него и велел подать шаль густо-желтого, сверкающего шелку, затканную тонкой серебряной паутинкой трав и злаков. Червонное золото отливало серебром.
На следующий год покупатель – он был купец– гуртовщик из дальней степной губернии – приехал сам да еще прихватил с собой двух приятелей, и у каждого было по жене, по дочери, по свояченице, по теще, по бабке, а у кого и по прабабке. Они увезли с собой в свой Скотопригоньевск[131] по лубяному коробу дорогих товаров.
Приходит в лавку пожилая женщина с девушкой, обе одеты чистенько, но на небогатую стать. Просят показать материю для подвенечного платья.
– На какую цену? – спрашивает приказчик.
– На такую-то.
Называют очень небольшую сумму.
Все, что ни показывает приказчик, все не нравится.
Отец молча ходит по лавке, заложив руку за спину; сам ни слова, но все видит и слышит.
Наконец невеста, сквозь слезы, уж готова брать, что не нравится, но сходно по цене. Молчит. Приказчик, видимо, томится в нерешительности. Тогда подходит к ним отец:
– Что не изволите решиться?
Лицо невесты покрывается краской. Но отец с улыбкой:
– Конечно, семь раз примерь – один отрежь. Покажите им, Иван Степанович, то-то.
Отец называет дорогой сорт, значительно превышающий по цене сумму, назначенную невестой как крайнюю.
Иван Степанович напоминает:
– Да ведь они просили…
Приказчик хочет назвать эту малую сумму. Но отец не дает ему договорить:
– Муар залогинский[132] в самый раз им подойдет.
Иван Степанович, стоя на лесенке, подставленной к полкам, еще раз оглядывается на отца, но тот продолжает с твердостью:
– И в ту же цену, в самую ту же, до копеечки, что они назначили.
Тогда, поняв отца, Иван Степанович уже весело сбрасывает на руки превосходную залогинскую ткань, и муаровая белая волна льется на прилавок, сверкая на солнце белою своею кипенью.
Невеста в восторге не может налюбоваться.
– Прикажете отмерить? – спрашивает Иван Степанович.
– Ах да! – спешит согласиться невеста, а матушка ее не удерживается от упрека приказчику:
– Что же вы нам раньше не показали этой материи?
Но отец поддерживает тотчас и Ивана Степановича:
– Ну, матушка, сказано: конец – делу венец. Вы дочку выдаете…
– Племянницу.
– Ну, племянницу. Так должны знать: сладкий-то пирог небось на конец подадите, а капустный поначалу? Так, что ли?
– Так, батюшка, так.
Тетушка успокоена. Иван Степанович спрашивает невесту, сколько аршин отмерить. Та называет.
– Сколько? – переспрашивает отец.
– Столько-то.
– Много, – замечает отец. – Это вам портниха столько назначила?
– Портниха.
– Отрежьте столько-то, – приказывает отец приказчику, ровно на полтора аршина менее назначенного портнихой.
– Да как же… – пробуют возразить невеста с тетушкой.
– Да так же, – отвечает отец, – вы портнихе ничего не говорите, но полтора аршина лишку мы от нее отнимем.
– Да она шить не станет.
– Ничего, сошьет.
Отрезан муар, подобрана шелковая подкладка. Сверток завернут – деньги уплачены; невеста прижимает сверток к груди: так он ей дорог. Девушка ничего не поняла из того, что произошло в лавке, – она только безмерно счастлива. А произошло вот что: отец избавил покупательницу от уплаты за «лишек» в материи и подкладке, который пошел бы в комод к запросливой портнихе; эти сбереженные отцом чужие заветные деньги покрыли разницу между ценой залогинского муара и той материи попроще, которая была по средствам покупательнице. Покрыли… не полностью, впрочем, покрыли, недостающее отец доложил из своего кармана.
Тут отец «доложил», но иногда и не докладывал, а обращал дело на тот же счастливый исход.
Заходит в лавку мужик – умный, добротный костромич или волжанин. Он все дела сделал в Москве: продал, что привез продавать, уплатил, что надо было уплатить, и вот набирает перед отъездом подарки в деревню.
Бабе – платок.
Выбрал хороший, шелковый, и на свет посмотрел: свет не сочится сквозь ткань, до того плотен уток с основой, и в руке помял краешек – не ломается, не рушится. И шелковинку сбоку потянул – не рвется. Отец – ни слова, он даже рад: покупатель – человек серьезный, любит все добротное – что ж! Пусть пробует. Попробовав на ощупь и на зуб, лучше оценит доброту товара. Отец – по мужику, по платку, по выбору – видит уж и эту бабу где-то там, в вологодской деревне, за трепаньем льна: здоровую, умную, крепкую, под стать мужу, – и весело спрашивает мужика:
– Баба-то у тебя росту высокого?
– Высокая. У них в роду все высокие.
– Черноволосая?
– Чернава, – соглашается мужик. – А откуда ты знаешь? Видал, что ли?
– Не видал, а знаю.
Мужик доволен:
– Работящая у меня баба. Дородна. Не баба – князь.
– Совет да любовь, – приветливо говорит ему отец.
А мужик еще выбирает платок. Приказчик подает ему другого цвету и узору, но того же сорту. Но покупатель отстраняет платок:
– Попостней покажи что-нибудь, подешевле.
Приказчик дает подешевле и поневзрачней.
Покупатель выбирает так же деловито, как и бабе.
– А этот кому же? – спрашивает отец.
– Сестре.
– Что же она у тебя, замужняя?
– Нет, в девках еще. Невестится.
– Работящая?
– С бабой в одну стать: что та, что эта.
– Так за что ж ты ее обидеть хочешь?
Мужик опешил от удивления:
– Да как же?
– Да так: той – по-княжески, а этой – по-жилецки. Нехорошо. Уж ты бы и в подарках их сравнял, коли в работах оне вровень идут.
– Дак начётисто…
– А не начётисто будет, как девка станет бабе завидовать да свара между ними пойдет? Иная в сердцах и
