"Наследие" Печать Бездны - часть 1 - Вячеслав Седов

В усадьбе Кокетсу ждали не островитянские шпионы или мистики. Первые больше годились на роль убийц и отравителей, не вступающих в открытый поединок, о вторых и говорить не приходилось — магия и проклятия. Ранкены были искуснее первых и проворнее вторых. Но воины острова Палец Демона, именно те самые, опоясанные родовыми мечами, — это были машины убийства, достойные восхищения. Посвящая всю жизнь искусству войны и служению своему господину, они отлично осознавали, что никто и ничто не вечно, и это представление о конце пути делало их бесстрашными в битве, так как любой из них не хотел испортить все прожитые года нелепой смертью, а старался если и умереть, то с честью. Например, картинно рухнув и испустив дух… на куче убитых им же противников. Что могло быть лучше!? Если эти люди, ворвавшись во вражеский строй и выбравшись из-под павшего коня, с еще большим ожесточением «расчищали» себе круг в гуще врагов и сражались внутри него, не останавливая клинка ни на секунду, пока силы не покидали их…

Да. Идти просто так в Кокетсу, было равносильно тому, чтобы шагнуть прямо «в пасть тигру» — koko, как это звучало на островитянском, аналогично материковому «пойти на верную смерть». Закончив на этом тешить своё самолюбие изысками литературных выражений, ухваченных цепкой памятью где-то в древних трактатах мастеров, всегда вычурных до невозможности, Феникс преступил к подготовке.

Небольшой котелок повис над разведенным огнем, и вскоре в кипящей воде растворилась пара щепоток порошков, и заметались листья мелко нарубленных и высушенных трав, наполнив хижину резким запахом.

Память не изменила полукровке, и он с легкостью вскрыл все тайники, опустошив их, и разложил содержимое на старой, прогнившей циновке. Открыв заглушку на рукояти меча, Карнаж ссыпал внутрь из небольшого мешочка слепящий порошок. Сорвав с рукояти изношенный кусок кожи, Феникс крепко обмотал новой, скрученной в шнур и пропитанной специальным составом. Под квадратную гарду на пустующие крепления легли надетые через рукоять две металлические «звезды», сякэны, что еще оставались в тайниках. Перевязи с манджи, что полукровка взял в займы у шпионов, были также опустошены, и изощренное метательное оружие расположилось в специальных креплениях на подкладке куртки. Обмотав куском мешковины металлическую спицу, Карнаж деловито снял заглушку с ножен и начал их прочищать, словно заправский халфлингский аркебузир шомполом ружье. Выбрав на пробу одну из игл, ранкен сунул ее в ножны, быстро прицелился, коротко и резко дунул — засела в стене на треть своей длины. Одобрительно цокнув языком, Карнаж осторожно открыл склянку с ядом — оставалось немного, но игл тоже было мало. Сняв бандаж, полукровка вооружился сапожным шилом и занялся двумя чехлами для ножей, похожих на те, что использовали мистики — с кольцом на рукояти. Только два вороненых ранкенских клинка были больше и немного шире в лезвии. Покончив с работой, Карнаж проверил, легко ли будет, при случае, достать новое оружие. Благодаря короткой куртке, что выбрала для него в Шаргарде Лина, это оказывалось довольно просто. Достаточно немного наклониться, и расположенные на пояснице ножи как раз отойдут кольцами рукояток, чтобы ухватить пальцами…

Феникс наслаждался закатом, сжимая обернутую тряпкой кружку с приготовленным варевом. Резкий запах трав дразнил нос, но полукровка, морщась, вливал в себя это пойло, пока на углях грелся отвар из еловых иголок. Он сидел у порога хижины, дожидаясь, пока отвар будет готов. Главным делом было не спешить, бросая еловые иголки в крутой кипяток, но и держать, тем не менее, в горячей воде. Не больше, но и не меньше, также как и с первым зельем, которого стоило немного перебрать, и вместо хладнокровия получилась бы заторможенность и пониженная реакция. Отвар же из еловых игл должен был иметь такую концентрацию, чтобы, втирая его под глаза, действительно помочь еще лучше видеть в темноте, а не быть как мертвому припарка, или, что еще хуже, вызвать раздражение… К встрече с островитянскими воителями Карнаж решил подготовиться основательно и быть во всеоружии.

На улицы Трёделя опустилась ночь, и островитянский воин, что передал вызов полукровке днем, начинал терять терпение. Намерзнувшись у ворот усадьбы, ему к тому же приходилось всякий раз отсылать восвояси громадного детину, которого Такетора присылал чуть ли не каждые четверть часа справится скоро ли прибудет его противник. Терпения воину было не занимать, ведь громадный островитянин с такой же невероятных размеров алебардой на плече был, к сожалению, туп до блеска. Как телохранитель он был в самый раз, но подобная стать оказывалась делом чрезвычайно редким среди обитателей острова и, очевидно, природа, успев понять свою оплошность, решила компенсировать это отсутствием у здоровяка порядочного числа извилин.

— Хозяин желает знать, когда прибудет… — снова начал свою речь, будто зазубрив ее, детина, поудобнее перехватывая алебарду.

— В сотый раз повторяю — я не знаю! — терпение у воина лопнуло, но здоровяк будто и не замечал этого, наверняка направляя все свои усилия на то, чтобы не забыть продолжение вопроса, который поручил задать Такетора.

— … поединщик? И… Что мне передать господину?

— Чтоб тебя все демоны и дьяволы! — не выдержал островитянин.

— Зачем ты ругаешься?

Детская наивность, с какой был задан этот вопрос, остудила пыл воина. Сколько времени они знали друг друга и верно служили своему господину, не раз сражаясь бок о бок, но он никак не мог привыкнуть к этому: на вид — неимоверно огромный мужчина с мощным торсом и жилистыми руками, в бою — звероподобное чудовище, раскраивающее напополам любого, кто дерзнет встать на его пути, но едва откроет рот… На такое не было желания даже злиться всерьез.

— Что мне передать господину? — это был скорее не вопрос, а какая-то мольба, словно умственное напряжение было настолько тяжко для гиганта.

— Ладно… скажи господину… О! А вот и тот кого мы ждем! — обрадовался воин, заметив долговязую фигуру, направлявшуюся по улице в их сторону, — Иди скорее, сообщи, что тот, кого мы ждем, прибыл!

Глаза здоровяка засветились радостью, и он поспешил доложить в усадьбу.

Воин, тем временем, отвесил ночному гостю полупоклон и жестом предложил войти. Красноволосый уверенно шагнул внутрь двора. Отсровитянин повел его через сад.

На старое вишневое дерево, попавшееся на глаза, Карнаж взглянул как на доброго приятеля, которого не видел почти десять лет. В сущности, так оно и было. В его прохладной тени полукровка всегда находил прохладу и отдых, пока украдкой наблюдал за тренировкой отца с сыном. Теперь «ловец удачи» согрелся этим воспоминанием от ледяных взглядов островитянской прислуги, что опасливо сторонилась его, пока он шел по тропинке к дому. Всё-таки помнят… Они помнят то, что произошло здесь десять лет назад, и чьими руками было свершено злодейство!