Война (СИ) - Тимур Машуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лишь он с замиранием сердца начал воображать, что там случится на сеновале со внезапно подобревшей Ириной, как получил ощутимый тычок под рёбра.
— Не спи, окаянный! — прошипел Аким, — Погляди-ка вон тудась…
Проследив взглядом в ту сторону, куда указал товарищ, Микола по первой не заметил ничего тревожного. Собираясь уже возмутиться, он замер с приоткрытым ртом. Темнеющая возвышенность, ничем не отличающаяся от десятков подобных, рассыпанных по всему полю у леса, вдруг шевельнулась. Ухо Миколы ожег торопливый шёпот Акима:
— Я уж с час гляжу… Движется, как есть движется! Я вот что смекаю…
Но закончить бывалый служака не успел — его молодой товарищ, отметив очередное шевеление подозрительного сгустка тьмы, вдруг покрылся холодным потом. Так вот оно? Сейчас? Геройские мечты, что одолевали его всего пару минут назад, куда-то испарились, а их место занял огромный страх… Не помня себя, он рванул с пояса металлическую трубку, коими их снабдили недавно, наказав использовать в крайнем случае, уставил её куда-то ввысь, нажал на едва заметный выступ. И, резко зашипев, рванула в ночное небо яркая звезда, а Микола заполошно заголосил:
— Беда-а-а, братцы!!! На помощь!
И словно в ответ с польской стороны раздались громкие крики, а в воздухе заискрились первые вспышки боевых артефактов.
Глава 29
Из блаженного забытья меня безжалостно вырвал нарастающий гул, что накатывал шумными волнами, бился в моей многострадальной голове, не позволяя вновь соскользнуть в мягкие объятия сна. Чувствуя, как подо мной в такт колышется и вздрагивает кровать, я в отчаянии подумал: «Какой идиот в шторм выходит из порта?! Так же можно угробить и корабль, и пассажиров… Стоп! Корабль?! Какой корабль?!! Я никуда не собирался, я вообще плавать не умею!!! У меня морская болезнь!»
Ощутив, как меня снова колыхнуло, от чего в желудке тоже поднялась ответная волна, моментально подкатившая к самому горлу, я судорожно сглотнул, заставив её опуститься, поморщился от её мерзкого послевкусия и попытался открыть глаза. Открытия века не состоялось. Ни левого, ни правого. Протяжно вздохнув, я собрался с силами и предпринял ещё одну попытку. Мои героические усилия не пропали даром, сквозь образовавшуюся щёлку в мою голову хлынул нестерпимо яркий свет, моментально вызвав острый приступ мигрени. Но я не собирался сдаваться! Упрямо тараща заслезившиеся глаза, я подождал, пока они привыкнут к освещению, проморгался и… Встретился взглядом с чёрными глазами Тэйни. Сначала я даже обрадовался. Куда бы меня в очередной раз не занесла судьба-злодейка, я тут не один, а рядом с родным, близким человеком! Сморгнув набежавшую опять непрошенную слезу и поспешно убедив себя, что это от режущего глаза света, а не от нахлынувшей сентиментальности, я собрался было выразить вслух всю мою радость от встречи с любимой наложницей, наперсницей и вообще… Но из моего рта вместо прочувствованной куртуазной речи вырвалось что-то нечленораздельное:
— Абр-р-р-хр-р… О-ох!..
С трудом отлепив непослушный язык от нёба, я задумчиво пошлепал губами, между тем со слабым любопытством озираясь вокруг. Все-таки, я впервые оказался на морском судне в этом мире… К моему изумлению, меня окружали знакомые до боли предметы интерьера. Представив, как некто, злобно хихикая, перетаскивает мой рабочий стол, сдергивает тяжёлые шторы, а главное — сдвигает с места мой излюбленный массивный шифоньер и умудряется затащить весь этот скарб в каюту неведомого корабля, стремясь ввести меня в заблуждение, ну, или сделать моё путешествие максимально комфортным, я понял, что никуда я не плыву, а вся эта качка и приступы морской болезни — всего лишь последствия моего вчерашнего… А что, кстати, было вчера?!
Бросив ещё один, более внимательный взгляд на Тэйни, я отметил и её немигающий холодный взгляд, и скрещенные на высокой груди руки. Почувствовав, что мне вот-вот придётся держать ответ за то, чего я даже не помню, я состроил максимально жалобную физиономию и страдальчески застонал в полный голос, стремясь вызвать в своей женщине хоть каплю участия и сочувствия… Размечтался! Скорее, можно было бы разжалобить каменного идола с острова Пасхи, чем непреклонную и жестокосердную меднокожую. Презрительно сморщив нос, она фыркнула, исчезла из моего поля зрения, в глубине комнаты раздался мелодичный звон и услаждающий и уши, и душу бульк…
Вскоре перед моим носом замаячил запотевший хрустальный бокал. Громко икнув и причмокнув от нетерпения, охватившего всё моё иссушенное тело, я дрожащими руками схватил его и жадно выхлебал содержимое. Сначала я почувствовал благословенную волну прохладной свежести, затем, точно гурман, вникающий во все оттенки вкуса нового, ранее не пробованного блюда, прислушался к своим ощущениям. За прохладой крылась едкая горечь, от которой моментально свело все лицевые мышцы, достигнув желудка, напиток, поданный вероломной индианкой, взорвался в нём обжигающей ментоловой бомбой. Мне вдруг почудилось, что раскрой я сейчас рот, то исторгну из себя потоки ледяного пламени… Как такое может быть, я не имел понятия, но был совершенно уверен, что именно так всё и произойдёт.
Пока я с выпученными глазами приходил в себя, опасливо прислушиваясь к собственному организму, Тэйни едва заметно кивнула кому-то, и меня неожиданно подхватили с двух сторон под белы рученьки и мягко, но весьма настойчиво потянули в сторону ванной комнаты. Слабо перебирая ногами, я краснел, бледнел и пытался убедить двух учениц моей наложницы, что вполне способен справиться сам, но был безжалостно раздет, засунут в пенную воду и отмыт в четыре руки… Такой смеси стыда, возбуждения и возмущения мне не доводилось испытывать давно! Мои алеющие уши, торчащие над водой точно два путеводных маяка, могли бы воспламенить весь дворец, но на деле породили лишь озорные искорки в глазах моих нянек.
Спустя четверть часа, что показалась мне вечностью, я, вымытый, выбритый и надушенный, стоял навытяжку перед суровой Тэйни. Всё также молча она оглядела меня и выражение её лица чуть смягчилось. Ободренный такой переменой, я отважился поинтересоваться:
— Милая, надеюсь, после таких испытаний я заслужил вкусный завтрак?
Двадцатью минутами ранее я и помыслить не мог о еде, но сейчас мне казалось, что я способен расправиться с целым мамонтом. Желательно, уже умерщвленным чужими руками, гуманным способом и поданным в виде стейков и шницелей с румяной корочкой… Тэйни, приподняв бровь, глянула в сторону кровати, и я увидел, что, пока я принимал водные процедуры, уже был накрыт небольшой прикроватный столик. Не теряя времени даром,
