Вернуться домой - Яна Завацкая

  А потом до тебя доносятся звуки - звонкий лай собак, крики играющих ребятишек. Задумчивый пересвист флейт. Плеск реки. Грудной женский голос, поющий старинную песню в саду. Взрев мотора где-то в мастерских, стук и грохот строительства на окраине. Чья-то импровизация на скрипке. Плач младенца. Радостная какафония весеннего вечера. Ты уже не видишь города, он слишком близко, его не разглядеть - зато на дороге возникают резные деревянные ворота - они ничего не закрывают, вокруг Лаккамири не построено стен, кроме лан-поля; эти ворота - просто арка, для красоты, они всегда открыты. Они приглашают. И там, за воротами, получившие твой сигнал, уже ждут близкие. Они не бегут навстречу - они просто стоят и ждут.

  И ты въезжаешь в город.

  10 июня 2010 года. Хаден. Клаус Оттерсбах, частный детектив.

  Я вернулся из России довольно быстро.

  Там мне пришлось пережить неприятные моменты. Группа поддержки ждала всю ночь, и всю ночь я мирно спал совершенно без сновидений. Впрочем, они решили, что я потерял сознание. Но медицинское обследование не дало результатов - повреждений на мне не было. На вопрос, как вышел подозреваемый из комнаты, я ответил, что несомненно, этот человек владеет гипнозом. Он и на меня воздействовал.

  На следующее утро кто-то занес мне в номер конверт - в конверте оказалось российское свидетельство о смерти ребенка Лауры Шефер в больнице после автокатастрофы и временное российское же удостоверение личности девочки. Подумав, я решил не просвещать русскую полицию - они все равно не искали Лауру, она не русская подданная даже, им нет особой разницы. А в отношении меня Алиса с Анквиллой обещание исполнили.

  Два дня я еще пытался найти их в городе - но совершенно безрезультатно. Они бесследно исчезли. В поисках мне помогала Ирина Соловьева, и в результате я чуть было не женился на ней, но мне удалось счастливо этого избежать. Ирина была разочарована.

  Я вернулся в Хаден. Перевел официально свидетельство о смерти Лауры и со скорбным видом вручил Шеферше. Та с трудом, но сумела скрыть радость и облегчение. Дело было с моей стороны закрыто. Полиция, насколько я знаю, еще долго возилась, пытаясь что-то понять в гибели Шефера - но и они в итоге сдались.

  Дело Макса тоже закрыли, списав на несчастный случай на работе. Он был хорошо застрахован, так что семья его прилично обогатилась и кажется, даже приобрела собственный дом на эти деньги.

  Я получил от Шеферши приличный гонорар. На эти деньги я купил Киксу дерево для сточки когтей и выплатил остаток долга за "Ниссан". Я поговорил с Беатой по телефону напоследок - по-моему, она не очень расстроилась. И съездил с Джессикой на концерт Врачей. Но Джессика уже завела нового парня. Я тоже не очень расстроился по этому поводу.

  Остаток гонорара я потрачу на туристическую поездку. Мне только нужно закончить еще два новых дела: одно по выяснению, куда внук девал деньги, которые ему дала бабушка на обзаведение машиной; второе - определить, спит ли хозяин крупной фирмы с секретаршей, или же отношения между ними чисто деловые (заказчица - жена хозяина). Словом, все как обычно.

  Иногда по вечерам мне становится очень тоскливо. Я вспоминаю Анквиллу. Вернера Оттерсбаха. Я все хочу порасспрашивать о нем отца, но что он знает? Все то же - да, был у него дядя, умер во время войны.

  Может быть, им просто стыдно рассказывать о Вернере?

  Я снова и снова перебираю те события. Я знаю, что был прав. Я все делал и говорил правильно. Я бы повторил это еще раз. Но видимо, все же что-то в этом было не так. Не так - раз нестерпимая тоска то и дело накатывает на меня, и я готов отдать все, лишь бы еще раз увидеть Анквиллу. Договорить с ним - ведь мы не договорили. Понять его наконец.

  Этот парадокс долго сводил меня с ума. Наконец я смог взглянуть на дело по другому. Во время этого дела я вел себя безупречно, не вопрос. То, что я сделал "не так" - видимо, лежит за гранью этого дела. В самой моей личности. В прошлом.

  На эту мысль меня натолкнуло чувство обиды, которое заставил испытать Анквилла.

  Он упрекал меня в том, что моя жизнь слишком благополучна, что я не знал горя, не был на войне - и потому не могу его понять.

  Да, но ведь я сознательно отказался от войны, и до сих пор считаю, что правильно сделал: война - это мерзость. Желающим вкусить романтики оружия и насилия в нашем обществе открыты все пути. Хочешь - иди в бундесвер, нести людям в жарких странах свободу, демократию, высокоточные ракеты и гуманные пули. Хочешь - служи в полиции, защищай приличных людей от всяких преступников и экстремистов. Я уже был там одной ногой и отказался, потому что мне это было противно. И это тоже было правильно.

  Но может быть, этого было слишком мало.

  Сам Вернер Оттерсбах ведь не просто отказался идти на Восточный фронт, в отличие от дедушки Франца, который туда пошел. Впрочем, в то время и не пойти,отказаться - было бы подвигом, и такие люди тоже попадали в тюрьму или под расстрел.

  А Вернер не просто отказался от войны, он вступил в войну - но на противоположной стороне.

  Может быть, и мне следовало бы так?

  Когда мы стояли там, в оцеплении - мы были на войне, но на этой войне есть и другая сторона. Почему мне даже не приходило в голову присмотреться повнимательнее к этим "экстремистам"? Подумать, кто они такие - а они ведь разные - чего они хотят и добиваются. Почему решаются пойти против полиции - хотя у них нет ни брони, ни оружия.

  Это просто мысль из прошлого... Не могу сказать, чтобы у меня сейчас проснулся какой-то интерес ко всему этому. Сейчас меня другое слишком сильно мучает.

  Но может быть, если бы тогда я тоже вступил в войну - не отказался бы, а перешел на другую сторону - может быть, теперь я понял бы Анквиллу?

  Я передумал брать тур в Доминикану. Что я там забыл в самом деле?

  Я решил поехать в Тибет. Самостоятельно купить билеты и отправиться туда. Денег у меня теперь должно хватить.

  Вся моя квартира завалена эзотерической литературой, буддистскими трактатами, историческими и этнографическими сочинениями. Я покупаю их и беру в библиотеке. Во всех этих сочинениях речь идет о Шамбале. В конце концов, это единственный след, оставленный мне Анквиллой. Как в насмешку. Я знаю об амару очень много - но рассказывать это кому-либо бесполезно. Если я приду в редакцию или к ученым и начну вещать о втором разумном виде, о раскрытии тайн пирамид и Атлантиды - понятно, куда меня пошлют. А вещдоков никаких у меня не осталось.

  И где найти амару - я при всем моем опыте детектива - даже не представляю.