Черная моль (сборник) - Аркадий Адамов

– Хватит, почтеннейший, – вяло оборвал его старик. – Пугать не советую. На сопляков метишь.

Он поднялся со своего места и повернулся к шкафу. Ложкин, оцепенев, со страхом следил за его движениями.

Старик не спеша сунул руку в один из ящиков, там что-то мутно блеснуло, и сейчас же раздался сухой, короткий выстрел.

В ту же секунду Пит, раскинув руки, опрокинулся на пол. Папаша издал торжествующее рычание и навел крохотный пистолет на Ложкина.

– Ну, падло… – прохрипел он.

Однако закончить старик не успел. Он как-то странно поперхнулся, тощая фигура его как будто надломилась, и он повалялся на кровать. Рука незнакомца сжала ему горло. Папаша захрипел.

Ложкин только теперь опомнился и дрожащей рукой смахнул со лба капельки пота.

– Уф… – с облегчением произнес он.

Пит легко поднялся с пола, положил в карман выпавший у старика пистолет и, продолжая улыбаться, сказал:

– Стар стал, Папаша. Не тот глаз. Не та рука. По ним надо бы и характер укорачивать.

Старик продолжал хрипеть, схватившись руками за грудь, потом, сев на кровать, стал натужно, багровея, кашлять. Отдышавшись, он с нескрываемым одобрением произнес:

– Ловок, шельма. Первый в живых остался после такого разговора.

– Еще и не тому обучены, – весело отозвался Пат, сев на прежнее место и очень спокойно закуривая. – Но разговор у нас не окончен.

Старик с легкой гримасой боли потер горло и угрюмо спросил:

– Тогда выкладывай, что обо мне знаешь.

– Пожалуйста, – охотно отозвался тот.

Понизив голос, как бы не доверяя своему спутнику, он начал перечислять, загибая пальцы, все, что успел узнать у Ложкина. Лицо старика все больше мрачнело. Когда же Пит назвал его прежнюю кличку, он невольно вздрогнул и бросил тревожный взгляд на Ложкина, который нарочито не проявлял интереса к их разговору. Потом старик привычно пожевал губами и с усилием произнес:

– Кончай. Нас, и верно, одна веревка связала. Была не была. Давай бумагу, почтеннейший.

Он размашисто подписался, потом по указанию Пита сунул руку в плоскую коробочку и рядом с подписью оттиснул отпечаток всех пяти пальцев.

– А теперь такое дело окропить требуется, – объявил сразу повеселевший Ложкин.

Старик кивнул головой и стал вытаскивать из своего необъятного буфета бутылки с водкой, закуску, посуду. Ложкин деятельно ему помогал. В это время Пит, воспользовавшись суетой, незаметно достал из кармана небольшой пузырек и, отойдя в сторону, сделал из него несколько глотков.

Когда все было готово, старик пригласил к столу. Пили много, стаканами, почти не закусывая, как будто стараясь заглушить все тайны, сомнения, обиды и тревоги. Кровью налились глаза Ложкина, лицо его медно блестело от пота, он все время пытался петь псалмы. У старика щеки и нос стали свекольного цвета, он беззвучно хихикал, скаля кривые, острые зубы, я махал на Ложкина руками. Пит совершенно не пьянел, но старался показать, что и ему тоже весело.

Пили весь день и вечер. Потом уснули прямо за столом.

Среди ночи Папаша проснулся. Ложкин храпел, изредка чмокая губами, из полуоткрытого рта его вырывались хриплые восклицания. Пит лежал тихо, дышал ровно и легко. Папаша приподнялся и тенью скользнул к буфету: Он уже взялся за ручку одного из ящиков, когда за его спиной раздался тихий, повелительный оклик:

– Советую не шутить.

Папаша отпрянул от буфета. Голос Пита был совершенно ясным, казалось, он и не думал спать.

– Потом советую запомнить, – продолжал он. – Я с тебя глаз не спущу. Кроме того, все, что я тебе говорил, известно… Ну, скажем так, третьему лицу. И если что случится, то тебе несдобровать, Папаша. Мы люди деловые, пора бы понять.

Папаша, уже давно овладевший собой, лениво ответил:

– Да ты что подумал? Я, почтеннейший, просто решил на кровать перебраться.

– Это пожалуйста, – иронически произнес Пит. – Косточки береги, пригодятся.

Оба умолкли, и Папаша, улегшись на кровать, долго гадал, заснул или нет его гость. Наконец, так ничего и не решив, он уснул сам.

Утром состоялось совещание.

– Как зовут, говоришь, этого инвалида, пенсионера и даже орденоносца? – спросил Пит.

– Купцевич. Яков Федорович Купцевич, – морщась от головной боли, ответил старик. – Его вон дружок, – он кивнул в сторону взъерошенного, невыспавшегося Ложкина.

– Мой, – усмехнулся тог, сладко потягиваясь. – Куплю и продам вместе с его пенсией и дачей. О господи!

– А зацепить его за что? – снова спросил Пит.

– Зацепить? – ядовито переспросил старик. – Да его не то что зацепить, а все потроха можно вывернуть к чертовой матери. На, считай.

Он стал перечислять, загибая тонкие, сухие пальцы. Когда их не хватило, он спросил:

– Будет с тебя?

– Пожалуй, – задумчиво ответил Пит.

– Тут, однако, вот какой казус получается, уважаемые, – с сомнением в голосе заговорил старик. – Эту малинку я, признаться, заморозил. С пацаном одним там встречался. А он, кажись, завязал, чтоб его… Носа не кажет, денег не просит, к телефону тоже не подходит. Докопаться, я думаю, до него не могли: он ни на одном деле не был, чист. Стучаться в уголовку тоже не станет. Но все же…

Пит молча слушал и, казалось, колебался.

– Сделаем так, – наконец объявил он. – Вы с Софроном все-таки пойдете туда, но только завтра. А сегодня надо эту квартиру обнюхать со всех сторон, подослать кого-то. Если все в порядке, завтра пойдете вы.

– Ну, раз так, то пошлю туда Митьку Плотину, – неохотно ответил старик. – Парень ловкий, все разнюхает.

На том и порешили.

Потом старик ушел, а Ложкин и его загадочный «хозяин» снова улеглись спать.

Проснулись они только к вечеру. Папаша уже был дома. Он передал слова Митьки Плотины: «Все чисто, мусора нет. Яшка ждет гостей завтра в три. Маячок горит. Требуется пощупать соседа».

– Что ж, пощупаем, – многозначительно ухмыльнулся Ложкин.

На следующий день Пит дал им последние инструкции.

Папаша молча выслушал его натянул старенькую, на вылезшем меху шубу и взялся рукой за дверь.

В это время в высоком кирпичном доме близ Белорусского вокзала закончились последние приготовления к засаде.

Гаранин неподвижно сидел за столом, не спуская глаз с окна. Из угла в угол нетерпеливо шагал Воронцов, засунув руки в карманы. Все молчали.

Сергей стоял у двери своей комнаты и напряженно прислушивался. Знакомое чувство предстоящей схватки овладело им, дрожал каждый нерв, и в голове вихрем проносились мысли: «Зверь идет в западню… Самый опасный… Только бы не упустить…». Сергей с волнением ждал условного сигнала. Маленькая стрелка часов приближалась к трем.

Папаша замешкался у двери, потом опустил руку и повернулся к незнакомцу.

– Пожалуй, не стоит мне туда идти, уважаемый, – тихо произнес он. – Нутром чую.

– Да ты это что… – угрожающе начал было Пит, но, встретившись взглядом с холодными немигающими глазами Папаши, вдруг понял: «А ведь прав, – и тут же решил: – Им рисковать нельзя».

Оба, не сговариваясь, посмотрели на Ложкина.

– Пойдешь ты, – сухо сказал ему Папаша.

– Пожалуйста, не испугался. Мы не из таких, – с вызовом ответил Ложкин.

Пит кивнул головой.

– Пойдешь. И чтобы все было чисто. Ну, а если заметут…

– Кого? Меня? – злобно ощерился Ложкин. – Ну, нет. Живым больше не дамся. У нас свой планчик есть, – и, застегивая пальто, самоуверенно добавил: – О рабе божьем Софроне поминки справлять не придется. Аминь.

– Нет, еще не аминь, – покачал головой Пит, – сюда ты больше не вернешься. Здесь буду я. Но завтра где-нибудь надо свидеться. Где бы, Папаша, а? – повернулся он к старику. – Может быть, в вашем кафе?

– Зачем в кафе? – живо откликнулся тот. – Свидитесь вы, уважаемые, в цирке. Вот что я вам предложу. Хе-хе! И зверушек заодно поглядим. Забавные такие зверушки. Вот я сейчас.

Он шаркающей походкой приблизился к буфету и выдвинул какой-то ящичек.

– Вот тебе, Софрон, билетик. На завтра. День воскресный, народу у нас в цирке будет тьма. Весьма удобно.

Ложкин ухмыльнулся и взял билет.

– Ох, и дока же ты, старый хрен! – снисходительно сказал он. – Хитрости в тебе на сто человек припасено, ей-богу. Вот только дрейфить стал.

Папаша и Пит переглянулись.

– Вот теперь, Софрон, будет аминь, – сказал Пит. – Отправляйся.

Когда Ложкин ушел, он выразительно посмотрел на старика и сказал:

– Ну что ж, Папаша. Пройдемся и мы. Разыскать мне надо в Москве матушку мою, если, не дай бог, жива она еще.

– Это как же понять?

– А так, что не всякая матушка нужна бывает, – многозначительно ответил Пит. – Иной раз, Папаша, лучше и не иметь таких свидетелей. Ну, а если уж жива, то придется разыскать и кое-какие справочки о себе самом навести.

– Что ж, можно, почтеннейший, – согласился старик. – Ох, чуть не забыл! – вдруг воскликнул он. – Переложить надо, непременно переложить.

Старик засеменил к буфету и, выдвинув один из ящиков, достал оттуда небольшую коробочку.