Агент ливийского полковника - Михаил Нестеров

– Вам нужно было раньше налаживать диалог. Не со мной. Я лишь исполнительный механизм. От меняя более ничего не зависит. Молитесь, мистер Смит... И – вот еще что. Полковник Каддафи велел вам передать, что его невозможно уничтожить...

Второй он увидел Руби. Но прежде услышал свое имя:

– Андрей!

Рахманову Трой Смит отчего-то напомнил Саддама Хусейна: обросшего, покорного своей судьбе жалкого человека. Трой не противился, когда Рахманов за руку тянул его за собой, а потом втолкнул в одну из камер.

– По крайней мере вы и мой хозяин сейчас в равных условиях. Полковника тоже окружают каменные стены, сотрясаемые взрывами бомб. Как любите говорить вы, англичане и американцы, – ничего личного, это только работа.

Рахманов отдал должное Трою Смиту – тот не проронил ни слова. И не перешагнул порога своей камеры с распахнутой настежь дверью. Он молча наблюдал за тем, как в двадцати шагах от него агент военной разведки укрепляет на металлической двери мину, и на миг ему показалось, что это сотрудник «Сикрет сервис» Ахмед Джемаль...

С обеих сторон мины находились несколько стандартных (подковообразных) магнитов, и каждый магнит закреплен к корпусу с помощью резинового сочленения, что позволяло ей более надежно притягиваться к металлической поверхности. Рахманов укрепил мину на двери и ввернул в резьбовое гнездо взрыватель замедленного действия. Встретившись внутри гнезда с острым штоком, ампула с кислотой «накололась» на него и лопнула, начав разрушать деталь, удерживающую ударник во взведенном положении. Теперь уже никто не мог повернуть этот процесс вспять.

– У нас десять минут, – сказал Рахманов, выводя Руби из «цитадели» и закрывая дверь, открыть которую изнутри было невозможно.

Руби хотела было спросить, не жалко ли Андрею директора, – но предвидела ответ: «Твою подругу он не пожалел».

Они вышли из музея и сели в машину. На выезде Нил Стоун, умолчав о подозрительных звуках в музее, поинтересовался у Рахманова, все же надеясь получить ответ и на замаскированный вопрос:

– Что за чертовщина у вас творится со светом?

– Перебои с электричеством.

Нила этот ответ не удовлетворил. Он смотрел вслед «Ягуару», на заднем сиденье которого расположилась женщина. Этот арабского вида парень мог придумать что-нибудь оригинальное.

Арабского вида...

Когда он въезжал на территорию музея – недовольно морщил лоб и в буквальном смысле слова прикрывался изумрудного цвета удостоверением. Минуту назад его лицо было открыто. И тут Нил Стоун вспомнил, где видел этого араба.

– Господи, Джекоб. – Он уставился на напарника, застывшего у желтой черты. – Да это же был сам ар-Рахман, ливийский террорист.

– Да брось ты...

– Не веришь?

И тут земля под ногами полицейских заходила ходуном, стекла в музее осыпались.

– Да, похоже, ты прав, – разлепил губы Джекоб.

Они отъехали всего на несколько кварталов на север столицы, в район Блумсбери, считающийся центром искусств, науки и литературы. Андрей остановил машину и, посмотрев на Руби, устремил взгляд вперед. Женщина поняла: настала пора прощаться. Она взяла его руку и по-мужски крепко пожала, выражая таким образом благодарность.

– Мы больше не увидимся?

– Если только случайно и если только ты узнаешь меня в толпе.

Руби не рискнула спросить: «А ты не можешь взять меня с собой?» За этим вопросом следовали другие: «Куда?»

«И что делать там, в любой другой стране?»

Уехать навсегда для нее означало предать свою родину, уехать надолго – обречь себя на тоску. Потому что ее внутреннее состояние походило на депрессию. Она была истощена физически и опустошена духовно. Ей требовался долгий отдых, одиночество – только оно, на ее взгляд, могло излечить ее раны. Не она сама настраивалась на такой слезливый, заслуживающий обязательного сочувствия лад – события последних дней вынесли ее на этот чувственный, слегка торжественный гребень. Пройдет время, и она будет вспоминать о своей слабости с долей сожаления. Но это же как лимонная кислинка к хорошему чаю: никогда не помешает.

Она улыбнулась. И только сейчас обратила внимание на то, в каком месте Блумсбери остановил автомобиль Андрей: неподалеку от полицейского участка. Пожалуй, дать полиции то, на что она рассчитывает, – это единственный вариант остаться в живых и уйти от преследования военной разведки. Ей придется сказать, что Салех ар-Рахман пичкал ее психотропными препаратами и она полностью подчинилась ему. Этот ход – необъяснимый статус Руби, единственной, кто могла свидетельствовать против террориста, – ар-Рахман использовал, чтобы сбить преследователей с толку. Но он не стал злоупотреблять им: «избавился» от свидетеля в надежном, казалось бы, месте, в Локерби. Там он надеялся найти союзника, но Макгрегоры повели себя как настоящие патриоты своей родины. Надо будет отметить, подчеркнул Андрей, что многие, к кому за помощью он обращался, отвернулись от него. Среди них – лидеры преступных группировок; благодаря им Лондон не превратился в горящий факел, как пообещал Муаммар Каддафи. И не беда, если Руби ошибется, проговорится – ее обязательно поправят. И она действительно станет очевидцем трагических событий, которого необходимо оберегать.

Ничего сложного. Она все сделает. Главное, что ей безоговорочно поверит общественность. Она повторила, что должна будет сказать в полиции, и Андрей подтвердил кивком: «Правильно».

И еще одну вещь поняла Руби: для Рахманова сам факт авторства убийства директора был очень важен, но неважно то, что за него цеплялись преступления, которых он не совершал. Сложно, очень сложно понять этого человека.

– У тебя нет другого варианта. – Андрей вернул ее к теме безопасности самой Руби Уоллес. – Этот вариант неидеален, но он работает. А теперь...

Он прижал ее к себе и поцеловал – как в той квартире номер 16, где Руби совершила ошибку и едва не погубила Андрея. Тогда она была одинока, и ей было страшно. А сейчас... она снова готовилась стать одинокой.

Уоллес оставила машину и пошла в сторону полицейского участка. Через несколько минут она фактически предаст его, во второй раз подтвердив, что последние теракты в Лондоне – это его рук дело.

Она обернулась. «Ягуар» стоял на прежнем месте, но Рахманова в нем не было.

Вместо эпилога

Билл Арчер лично прибыл в аэропорт «Хитроу», выбрав этот объект как самый непригодный для отступления ливийского террориста. Начальство в женском обличье дало ясно понять: он обязан быть на острие событий. Арчер выбрал чистый, модерновый аэропорт – это вместо воображаемого тоннеля, в угарной духоте которого Арчер, синея от удушья, вглядывается налитыми кровью глазами в лица проносящихся мимо пассажиров. А если честно, то его выбор не поддавался объяснению. Он полагал, что Салех ар-Рахман сумеет довести суперсложную операцию до ее логического завершения – Арчер имел в виду выход ливийца буквально с занимаемой им территории.

Англичанин рассуждал о том, что в некоторых случаях ар-Рахману сопутствовала удача. Но в том-то и дело, что нужно обладать мастерством разведчика, чтобы брать на вооружение и обращать себе во благо самые невероятные ситуации. Главное, он видел цель и был уверен в своих силах. И еще одна вещь: без азарта, без характера настоящего игрока подобные дела даже не начинают.

Ар-Рахман прибыл в столицу Великобритании из Парижа, прошел паспортный и таможенный контроль под именем Рушана Измайлова. Настоящий разведчик-диверсант не возвращается тем же путем. Об этом знают и те, кто охотится на саботеров, и вот он использует коридор, охрана которого ослаблена согласно этому постулату.

Наконец-то Билл Арчер понял причину, по которой он оказался здесь, в этом терминале: здесь он избегал встречи с ар-Рахманом. Тот виделся ему тигром, повадившимся таскать поселковых собак: его нужно либо убить, либо навсегда посадить в клетку.

К этому времени он выбросил из головы все «художественные дополнения» Натана Паттерсона, которые стали между ними камнем раздора, – он держал в голове только рост, комплекцию, возраст разыскиваемого человека; он в прямом смысле слова раздел его, лишив фашистской атрибутики, делового костюма, гольфистского наряда. Конечно, это тоже не радикальный метод, но...

Как раз в этот момент Билл Арчер, одетый в полицейскую форму, увидел абрис человека, который он набросал у себя в голове, и подошел к нему – сзади. Тронул за плечо.

– Простите, сэр. Можно посмотреть ваши документы?

Тот обернулся и смерил Арчера коротким пронзительным взглядом. То есть показал себя абсолютно спокойным. Билл Арчер мог провести эксперимент – выбрать любого из этой очереди к стойке на рейс до Парижа, подойти сзади, тронуть за плечо, потребовать для проверки документы. И получить ответную реакцию – удивление и недовольство. А в случае с этим бритым наголо, с черной бородкой, с неприятными водянистыми глазами человеком (кто он – француз, русский, поляк, венгр?) – полное равнодушие. Вот он поставил мягкую сумку, которую держал в левой руке, к ногам, ответил на безукоризненном английском «of course», передал полицейскому паспорт (его он держал в правой) на имя Сергея Касаева. Зачем он положил ручную кладь на пол? Чтобы освободить вторую руку? Для чего? Чтобы полнее защищаться? «Господи, – взмолился Арчер, – что за бред я несу...» И подумал о том, что, если бы он встретил здесь ар-Рахмана, отпустил бы его на все четыре стороны. Он даже помог бы ему – за то, что тот отправил на тот свет этого предателя, этого волка по имени Натан Паттерсон.