Личная жизнь шпиона. Книга первая - Андрей Борисович Троицкий

салфетку с низкого столика, на котором в ряд были разложены хирургические инструменты. Низким голосом она попросила Разина наклонить голову, осмотрела рассечения, промыла их. Взяла опасную бритву и одним движением сняла волосы на линии их роста, сделала укол обезболивающего, взяла из эмалированного поддона изогнутую хирургическую иглу, попросила не шевелить головой. Она наложила несколько швов, закрепила повязку-сеточку. Поднялась и без лишних слов ушла.

Разина пересадили со стула на кровать, забрали подушку, испачканную кровью, и принесли свежую. Он снова задремал и очнулся, когда включили свет. У кровати на раскладном стульчике устроился генерал Деев. От неожиданности Разин сморгнул глазами, с усилием спустил ноги и сел. Сбоку поставили столик на колесиках, вроде того, что использовала врачиха, на нем две тарелки со стеклянными крышками, под ними свежий омлет и какая-то каша.

Деев протянул руку, грустно улыбнулся и похлопал Разина по плечу. Генерал умел стильно одеваться, сегодня он выбрал зелено-серый пиджак из английской шерсти в темную клетку, белую рубашку и бордовый галстук с золотой заколкой. Это был ухоженный мужчина того редкого типа, который сразу же, с первого взгляда, располагает к себе. Еще не сказав ни слова, лишь взглянув на тебя, — он сумеет внушить доверие и симпатию. Такого человека хочется похлопать по плечу и сказать: какой ты, братец, симпатяга.

Деев пригладил ладонью темно-каштановые волосы, потрогал усы, словно проверял, на месте ли, и сказал:

— Алеша, тебя хотели наверх перевести, в твою комнату наверху. Но я скомандовал, чтобы не трогали, пока спишь. Сейчас пожуешь и сам отправишься туда.

— Рад вас видеть, Павел Ильич.

— Если трудно сидеть, лежи. Эх, Алексей, хотелось с тобой встретиться по какому-то приятному поводу. Посидеть вечерок. Но жизнь нас не очень балует. Мне на работу отсюда позвонили часа четыре назад. Я примчался, как сумасшедший, чтобы просить прощения за наших раздолбаев. Старина, прости. Ты крепкий малый, два рассечения на затылке для тебя все равно что пара царапин. Но все равно, черт побери, обидно.

— Не стоило так спешить из-за меня, — сказал Разин. — У вас сигареты с собой?

— А тебе можно? Ладно, под мою ответственность.

Он угостил Разина американской сигаретой и закурил сам.

— Трое местных охранников пришли в смотровую комнату, когда ты проходил проверку, хотя не имели права там находиться. Сидели и семечки щелкали. Когда все шло к концу, Максимыч сказал, что ты не прошел проверки, эта троица вскочила, чтобы заковывать тебя в наручники. Хотя такой команды не было и быть не могло… Началась безобразная потасовка, а потом и стрельба. Сейчас охранники под арестом. Будут сидеть, пока создадим комиссию, та разберется, что к чему.

— А этот, как там его…

— Максимыч? В больнице с пулевым ранением. Врачи борются за его жизнь… Ты сам-то как?

— Все в порядке.

— Слушай, я ведь тоже проходил проверку на полиграфе. Мог отказаться, просто послать всех к черту. Но сначала хотел спросить этих проверяльщиков: разве всей своей жизнью, своей работой, тридцатилетним партийным стажем я не доказал, что честный человек? Вам обязательно нужно пропустить меня через эту унизительную процедуру? Но для чего, за каким чертом? Короче, я передумал задать эти вопросы. Оставил их при себе. И не стал отказываться, хотя, — подчеркиваю, — имел такое право. Ты вернулся из командировки, где… Короче, ты сам все знаешь… Там, в Америке, среди наших людей мог оказаться предатель. На эти вещи даже Рудольф Иванович Абель не обижался. А что уж нам с тобой, простым смертным… Тут уж надо без обид и оскорбленного самолюбия.

— Я все понимаю, — кивнул Разин. — Надо, значит, надо. Эта проверка для меня не первая. И, может быть, не последняя.

— И молодец, что все правильно понимаешь, — одобрил Деев.

Генерал посидел еще минут десять, поговорил о пустяках, пожал руку Разина, похлопал по плечу и пропал. Скоро появились два охранника в белых халатах с больничной каталкой, но Разин поднялся и сказал, что наверх сам поднимется.

Глава 30

Половину ночи Роман Греков промаялся без сна, а потом впал в полуобморочную дремоту, странную и зыбкую, когда кажется, что провалился в глубокий колодец, но сознание почему-то ловит звуки внешнего мира, шорохи, автомобильные гудки за окном и сирену скорой помощи, вплетает эти звуки в ткань беспокойного сна, где действующие лица и не люди вовсе, а какие-то упыри с опухшими рожами, собрались в комнате или подвале, чтобы сделать с Грековым что-то отвратительное, но что именно, — не совсем понятно. И от этой неизвестности становилось еще страшнее, холодела душа, а тело покрывалось потом.

Все ждали знака, удара напольных часов, стоявших в углу, или чьей-то реплики, что время вышло, пора начинать. Греков переступал с ноги на ногу, чувствуя слабость и неспособность к осмысленным действиям, к сопротивлению, он ждал вместе со всеми, поглядывал на часы и чувствовал, что время идет, срок жизни истекает, стрелки подошли к шести без двух минут. Но дальше не двигаются. Он хотел протиснуться к двери, но почему-то заранее знал, что она закрыта, выхода нет.

Кажется, он крикнул и, проснувшись, увидел утренний свет и перевел дух. Вспоминая подробности сна, принял душ. Он залез в махровый халат, вышел на кухню и сделал чашку крепкого кофе. План будущих действий, их очередность, выстроилась в голове без усилий, будто бы он ночью об этом думал.

Около девяти он позвонил на кафедру, но никого там не застал, тогда набрал номер старшего преподавателя, милейшего старичка Ильи Михайловича Шкловского, попросил передать начальству, что он сегодня и завтра вряд ли появится. Накануне вечером якобы была температура, он сходит к врачу, но бюллетень, пожалуй, брать не станет, договорится, чтобы его подменил доцент Юра Давыдов, тоже милейший человек, филателист и заядлый театрал. Сегодня и завтра в расписании всего два семинара, да и те по старому материалу, новых тем пока нет, Давыдов справится.

— Привет супруге передавайте, — сказал он Шкловскому. — Пусть не болеет.

— Спасибо, вы очень любезны. А она часто вас вспоминает. Говорит, что Роман Сергеевич Греков — лучший мужчина в Москве. С манерами и самый красивый.

Греков поблагодарил супругу Шкловского, съел пару бутербродов, позвонил Давыдову и пообещал ему билет в Вахтанговский театр на «Принцессу Турандот». Затем сделал еще одну чашку кофе, но всю не выпил. Сидя на кухне, думал о том, что ценные вещи из этой квартиры просто так не вывезешь, если гэбэшники наблюдают за ним, то этой никчемной суетой, спасением от обыска и конфискации нескольких антикварных вещиц, он сделает себе хуже. Если же