BAD KARMA. История моей адской поездки в Мексику - Пол Адам Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впереди скапливалась пробка. Поток замедлился, и нам нужно было притормозить… Не так ли? Нет, думаю, что нет. Мы едем по крайней мере на девяносто километров в час быстрее, чем легковые и грузовые автомобили на скоростной полосе рядом с нами. Дорожный патруль, отставший примерно на двести метров, приближался. Я увидел причину затора: впереди ехал длинный змеевидный «поезд» – старый сельскохозяйственный трактор буксировал четыре прицепа с пропаном. Вся эта конструкция извивалась туда-сюда по обеим полосам, как чертов хвост магического дракона.
Хоакин идеально рассчитал время, нырнул в колеблющуюся волну и вышел обратно, подстраиваясь под нее, пока мы благополучно не миновали трактор, словно делал это уже дюжину раз. Я посмотрел в зеркало и увидел, как дорожный патруль прервал погоню, очевидно, посчитав риск не суметь проехать мимо смертоносной змеи слишком высоким. Еще не готовый праздновать победу, Хоакин продолжал движение по шоссе (мой спидометр все еще показывал больше ста тридцати) еще несколько километров. Без предупреждения он сбросил скорость до восьмидесяти и свернул с правой обочины в поле у шоссе. Мы были так тесно связаны с «Шеви», что я не мог видеть ямы, колеи, камни и канавы перед нами, но изо всех сил старался повторять его маневры. Полагаю, я пропустил прямое попадание в несколько из них; трудно сказать. Мы преодолели некоторые из них так яростно, что Умберто срикошетил от потолка ко мне на колени, мой второй пилот намертво вцепился в ручку, установленную на приборной панели.
Мы резко свернули направо на дорогу с двумя колеями, которая привела нас к рощице низких деревьев, где мы остановились в облаке пыли. В такой ярости, что едва мог дышать, я выскочил из-за руля и, как бык, бросился к водительской двери. Дверь Жеребца распахнулась, чтобы задержать меня.
– Стой! Стой! Он должен был это сделать! – Жеребец схватил меня свободной рукой.
Хоакин обошел нас, быстро подошел к задней части «Шевроле» и открыл багажник.
– ¡Mira! – сказал он, указывая в багажник. – No pude frenar[64].
Не меньше стапятидесяти кирпичиков в голубой целлофановой обертке – каждый размером с телефонный справочник Нью-Йорка, – положенных ребром в два аккуратных слоя, заполняли багажник.
Срань господня.
– Да, Оптерс. Мы не могли остановиться, иначе нас всех посадили бы в тюрьму. Гребаную мексиканскую тюрьму!
– Нет, мне нельзя в тюрьму! Ак-ак-ак-ак-ак. Мне нельзя в тюрьму!
Я был в оцепенении.
– Ну как вам травка?
После такого мне самому сейчас не помешало бы немного дунуть.
– Твоему другу понравилась поездка?
– Черт, Жеребец! Я совсем забыл о нем!
Машины стояли слишком близко, чтобы пройти между ними, поэтому я обошел автобус сзади, чтобы добраться до все еще закрытой двери Умберто. Вздрогнув от щелчка защелки, он резко повернул голову в мою сторону, его взгляд был рассеянным, неподвижным, устремленным мимо меня. Его неподвижные руки мертвой хваткой сжали ручку приборной панели так, что побелели костяшки пальцев. Он обмочился от страха.
После этого Умберто не сказал ни слова. Возможно, он был смущен или, скорее, в шоке. Он не остался с нами. В последний раз, когда я его видел, он, пошатываясь, удалялся от нас в направлении шоссе. Я крикнул ему: «Vaya con Dios, Umberto!», но ничего не услышал в ответ. Он даже не оглянулся. Интересно, добрался ли он в итоге до Лос-Анджелеса – или развернулся и поехал домой.
Куча куриного дерьма
Мы не стали тратить много времени и энергии, пытаясь найти кого-нибудь в Гуасаве, кто мог бы починить нашу коробку передач; это казалось невыполнимой задачей. Хоакин и Анхель сказали, что мы можем оставить автобус у них – они заберут его на хранение – и мы сможем вернуться позже с чем-нибудь, что сможет отбуксировать его обратно в Сан-Диего. Я сомневался, что его можно будет найти, когда – или если – я вернусь. Я потерял всё. Мой дух был сломлен. Мне было почти без разницы, будет ли мой автобус здесь, когда я вернусь. Я просто хотел домой.
Ни у кого из нас не осталось достаточно денег, чтобы оплатить автобус до Тихуаны. Даже сложив вместе все, что у нас было, мы могли купить билет домой только одному из нас, и у оставшихся не осталось бы денег даже на еду. Мы были в полутора тысячах километров от Империал-Бич, и нам предстояло добираться туда автостопом или пешком. Лось и Жеребец взяли свои доски и флягу; я – запасную пару носков, солнцезащитный крем и средство от москитов. Я не стал возиться со своей доской – я был слишком подавлен, чтобы о ней беспокоиться. Хоакин дал мне адрес и номер телефона друга, и я сфотографировал их такси – чтобы у меня был шанс найти их снова, – когда они высадили нас троих на обочине шоссе, ведущего на север из города.
Я воспользовался карандашом и обратной стороной счета за ремонт от «Фольксваген» из Колимы, чтобы сделать плакат. Я не знал, называл ли кто-нибудь Тихуану «Ти-Джей» так далеко на юге, но это все, что я мог придумать. Мы, должно быть, выглядели так же несчастно и жалко, как чувствовали себя, стоя там под палящим солнцем. Никто из нас не произнес ни слова. Мы просто стояли, выставив большие пальцы, наблюдая, как грузовик за грузовиком, машина за машиной, полные таращащихся на нас людей, проезжают мимо.
– К черту это. Я собираюсь идти. Ничего не добьешься, если будешь стоять здесь. Сделайте мне одолжение. Если кто-нибудь вас подберет, попросите их остановиться и подвезти меня тоже. Хорошо?
– Ладно, Лось. Мы так и сделаем. Обещаю.
Я не уверен, кто кого бросал в тот момент, но сцена уходящего в пустыню Лося – напоминающего мираж из-за доски для серфинга под мышкой, – заставила меня закрыть глаза и опустить голову в тоске.
Лось не прошел и пятнадцати метров, когда молодая пара, сидевшая за рулем большого грузовика с высокими бортами, доверху набитого клетками, съехала с шоссе. Они сказали,