Меч и щит - Виктор Федоров

Опорами Железным Столпам служили башни, их всегда вовремя подновляли, и я недоумевал, почему дали разрушиться этой. Однако, подъехав ближе и приглядевшись к постройкам, я узнал вендийский архитектурный стиль с конями по верхней балке крыши. Картина стала проясняться. После жунтийцев гегемонами на полвека стали венды. Не сумев сокрушить вражескую святыню, они решили просто-напросто примазаться к ней и воздвигли рядом свое святилище. При левкийской гегемонии Столп и святилище, надо полагать, никто не трогал, левкийцы уважали чужие верования, но когда через сто лет их власть сменилась ромейской, то для святилища чуждого ромеям бога настали худые времена. Вероятно, здесь приносились человеческие жертвы, а ромеи, надо отдать им должное, подобные обряды искореняли везде, куда простиралась их власть, искореняли решительно и жестоко. Сначала святилище, как водится, разграбили и сожгли, а потом запретили сюда соваться кому бы то ни было. Постепенно тут вырос густой лес и скрыл причину запрета, о которой и без того все уже давно забыли. Но сам запрет остался в неприкосновенности, а возможно, даже приобрел характер священного, ведь у ромеев любые бессмысленные и непонятные запреты — священны, такая уж у них, ромеев, природа…

Эти мои размышления внезапно прервал громогласный крик, словно пришедший из моего недавнего сна:

— Попался, Сын Погибели! Теперь тебе не уйти от уготованной участи! Ты видишь пред собой напасть, с которой тебе не справиться!

Глава 3

Одним отработанным движением я извлек из левого горита боевой лук. А затем наставил на нее стрелу и поискал взглядом угрожавшего. К моему удивлению, в поле зрения никого не оказалось, да и крик, запоздало сообразил я, донесся из развалившихся строений. И новые крики оттуда подтвердили мою догадку, что в первый раз обращались вовсе не ко мне.

— Это мы еще посмотрим, кто с кем справится! Кто вас подослал, пся крев? Отвечайте, пока я всех не порешил!

В ответ на это дерзкое требование раздался издевательский смех не менее двух дюжин глоток.

— Мы посланы по твою душу Великим Безымянным. Оно решило, что ты недостоин слиться с ним, а значит, должен умереть и скитаться по мирам от перерождения к перерождению, дабы…

— Что еще за Великое Безымянное?! У этого великого обормота много чего нет — например, ума, чести, совести, да и денег в последнее время не густо. Но уж что-что, а имя-то у него есть, да притом самое подходящее — Легостай, или, ежели вам больше нравится койнэ, — Эпипол. Так что не надо делать его Неизвестным, он широко известен, правда в узких кругах!

Две дюжины глоток дружно зарычали.

— За такую наглость ты умрешь перед кумиром своего ложного бога не скорой смертью, а долгой и мучительной. Мы снимем с тебя живого…

— Чем вперед хвалиться, попробуй сразиться. Я ведь тоже могу пообещать, что просто, без затей, выпущу вам кишки!

Достав из горита колчан, я перекинул его через плечо и спешился. У меня не возникало ни малейших сомнений, что там, в старом святилище, вратники собирались кого-то убить, и, хотя меня по-прежнему удивляло, что они называют храброго незнакомца Сыном Погибели (если только они не обзывали так всех своих врагов), я не собирался проходить мимо. Шесть лет назад я усвоил одну простую истину: есть противники — с ними можно помириться; есть враги — с ними нельзя добиться окончательного мира, но можно заключить перемирие; и есть вратники — с ними невозможны никакие переговоры, их нужно просто убивать, где ни встретишь. И, на мой взгляд, сейчас я с ними встретился, пусть и не лицом к лицу. Так оно даже лучше, размышлял я, пробираясь между двумя зданиями с остатками кровли. Преимущество внезапности может пригодиться.

Осторожно высунувшись из-за развалин стены, я окинул взглядом святилище, оценил положение.

Не две дюжины, а целых три десятка вратников (их выдавали бритые головы с оставленными «драконьими гребнями», которые были украшены перьями желтого орлана) наседали с самым разнородным оружием на высокого рыжего ратоборца, ловко отбивавшегося коротким мечом вроде ромейского гладиуса. Рыжий сражался, прижавшись спиной к четырехгранному каменному столбу в центре святилища. Подняв взгляд, я увидел, что столб увенчан четырехликой головой в высокой красной шапке. Это явно был кумир вендийского бога, в честь которого и соорудили святилище.

Но размышлять об этом мне было некогда, я принялся на выбор расстреливать вратников, мельтешивших в задних рядах воющей толпы. Доставая стрелу за стрелой из колчана, вставленного в трещину меж камней, я уложил пятерых, прежде чем они поняли, что у них появился еще один противник. Соображали эти зелоты туговато — пока они пялились на трупы своих соратников, я успел увеличить число тел на каменных плитах до восьми. Тут уцелевшие наконец опомнились, и не меньше десятка с ревом ринулись ко мне.

Соображали-то они медленно, зато бегали быстро. Я едва успел положить на камень лук и прыгнуть им навстречу. Этот лук для меня когда-то сделал Улош, и мне не хотелось, чтобы в толчее схватки его повредили.

Отрубая чью-то руку с секирой, я удовлетворенно подумал, что наконец-то мне попались противники, на которых можно опробовать Кром. Вратники не срастались вновь, как скелет Суримати, и клинок не отскакивал от них, как от шеи Ашназга. Чем бы или кем бы ни было их Великое Безымянное, оно не спасало своих прихвостней от ударов отцовского меча…

… Вот еще один пытается запихнуть назад вываливающиеся внутренности. Да, только теперь я в полной мере почувствовал, что Кром — это мой Меч. Хотя он был тяжелее большинства встречавшихся мне клинков, сейчас я совершенно не ощущал его веса. По окрасившимся кровью рунам на клинке заструились мрачные отблески…

И тут я с некоторым удивлением заметил, что никто больше не наседает на меня — семеро заливали своей кровью камни, а четверо, ощетинившись копьями, медленно пятились в глубь двора.

— Не уйдете, мерзавцы! — выдохнул я, прыгая вслед за ними.

Лезвие описало сверкающую дугу, оставляя в воздухе след из мельчайших капелек крови. В руках у вратников остались четыре аккуратно обрубленных палки. Нырнув под них, я нанес еще один удар. Двое свалились, рассеченные пополам, еще один попытался увернуться — ему это почти удалось. Почти, потому что трудно уворачиваться с разрубленным боком!

Последний все же избежал смерти, упав на четвереньки. Я ударил его рукоятью меча по затылку и бросился вперед, туда, где еще звенели клинки.

Похоже, рыжий был опытным воином — у его ног валялось никак не меньше полудюжины тел, но и ему приходилось туго. Доставшиеся ему враги были вооружены получше моих: у всех — мечи, а на некоторых — кольчуги. Впрочем, он и сам был в броне — под рассеченной в нескольких местах синей рубахой блестел металл… На каком-нибудь ристалище я бы не стал этого делать, но… битва — это вам не Гераклейские Игры, а потому я, зайдя к вратникам с тыла, методично избавил их от голов, набитых противоестественными идеями.