КРИТИЧЕСКАЯ МАССА ЯДЕРНОГО РАСПАДА. книга вторая. - Анатолий Козинский

— Ну и слава богу! Выбирать-то было не с чего. На «классах» общежитие Антону предоставлялось, но для семьи…. Этот вопрос каждый семейный офицер решал по своему разумению, исходя из личных возможностей.

— Чёрт забирай! — не раз чертыхался Антон. — Сколько же можно терпеть это безобразие преодоления нищеты и трудностей!? По идее у нас государство действительно народное и должно бы быть самым демократичным. Однако властвующие лица доводят эту идею до полного абсурда.

— Да пропади они пропадом: и первый «орденоносец» Л. Брежнев, и «еже с ним» его прихлебатели. Прекрасная и такая богатая земля — его Родина с многострадальным народом, свершениями и делами которого можно и должно гордится, несмотря ни на что, имела и будет иметь достойных защитников. Он — Липовецкий, офицер-подводник Военно-Морского флота единожды присягнув Отечеству, будет защищать его умело, не жалея «живота» своего. Для этого уменья и прибыл на учёбу. Будем учиться! — подумал Антон и уснул.

Утром, умывшись и наскоро позавтракав, они втроём пошли устраивать Владимира в школу. Школа была рядом и учительница — воспитательница класса, пожилая интеллигентная ленинградка старой закваски понравилась всем. Возвращались все довольные. Хорошо и день чудесный — настроение прямо пушкинское!

— Айда «прошвырнёмся» по городу, заодно прикупим кое-чего из необходимостей быта и учёбы, возникших на новом месте, — предложил Антон.

До начала учебного процесса у них было два дня. Самый удобный и красивый вид транспорта в Ленинграде — это метро. Липовецкий уже прикинул маршрут поездок на занятия: станция Балтийская — площадь Восстания — переход на Невско-Васильевскую линию — площадь Александра Невского — выход на Заневский проспект — отсюда уже рукой подать до учебных корпусов классов.

А сейчас, опять-таки на метро по эскалатору вниз на станции Балтийской и вперёд к станции Гостиный Двор. Для ощущения естества, сущности и величия города, встречу с ним нужно было начинать с Невы.

Они медленно шли по Дворцовой набережной и Антон еле успевал отвечать на десятки вопросов, сыпавшихся из вертящейся во все стороны головы сына:

— Папа, а это что? А это?

— Папа, посмотри, почему этот дядя на коне позеленел?

Действительно, знаменитый «Медный Всадник» несколько потускнел, местами покрывшись окисью меди. Хотя Пётр не менее величественно и властно восседал на своём коне, но во взгляде его смотрящих сквозь века зениц глаз затаилось невысказанное недовольство.

— Видишь ли, Владимир, памятник отлит из бронзы давно, как дань признательности великого народа своему гениально-трудолюбивому царю, сотворившему этот город, а в целом и новую Россию. Вот он и скачет с той поры сотни лет: и днём, и ночью; и летом, и зимой; и под дождём, и под лучами солнца…. На таком длинном пути царь маленько призапылился и покрылся пятнышками соли. Но маленькие моряки-нахимовцы — есть такая в городе школа — Нахимовское училище — для того, чтобы приобщиться и продолжить святое дело своего венценосного предка, должны ухаживать за его конём. Ты ведь знаешь, что живому коню нужен и кров, и корм, и уборка, а самое главное любовь….

Так вот, чтобы зажечь в своих сердцах этот всеобъемлющий святой огонь любви к своему Отечеству, они тайно должны прикоснуться к сокровенной части бронзового коня. Пошли ближе к памятнику. Видишь:

— Яички коня блестят?

— Точно, блестят! Считай, что и ты к ним прикоснулся. Быть тебе моряком! И будешь плавать ты по морям и океанам Земли нашей, прославляя и защищая свою Родину.

Почувствовав какую-то судьбоносную торжественность момента Владимир притих и молча рассматривал вздыбленного всадника. Антону даже показалось, что монумент царя шевельнул головой, заинтересованно и одобрительно посмотрел в их сторону.

— Фу ты, наваждение! — прошептал Антон и уже во всеуслышание продолжил:

— Устали мы, пора возвращаться.

В хлопотах два дня пролетели быстро. И вот они — Антон и маленький Владимир отправились учиться: каждый в свою школу.

Если Владимир, не без трепета в душе, с букетом цветов ступил на ступеньку городской общеобразовательной средней школы знаменитого города, то его отец, оформив пропуск, вошёл в здание рангом повыше, более известного учебного заведения.

Высшие специальные офицерские ордена Ленина классы Военно-Морского флота на Охте свою историю начинали от созданных 1827 году Высших офицерских классов при Морском кадетском корпусе Флота России. Они предназначались для подготовки и усовершенствования командиров кораблей и флагманских специалистов. Сюда учиться направлялись морские офицеры со всех Флотов Союза. Вот здесь, именно на этом моменте следует сделать маленькое отступление для ясности предмета повествования по существу.

— Во-первых:

Такого рода заведения, если уж существуют, то должны функционировать на полную мощность. План рекрутов-слушателей ежегодно спускался на Флоты. Тут уж отступать не моги — отдай и не греши! По сути на учёбу отправлялись офицеры перспективные. Но перспективные умные офицеры, которые хорошо «тянут», особенно в период количественного и качественного роста поступающих от промышленности кораблей, ой как нужны на Флотах уже сейчас, а не через год. Если их с кораблей и отпускали, то не иначе как под давлением Главкома.

С радостью избавления на «совершенствование» командирами направлялся так называемый «балласт». Служит на корабле офицер, еле «тянет», но до поры и времени потихоньку растёт. Где-то на пути роста флотскими, вкупе с житейскими невзгодами он надламывается и бесповоротно запивает «горькую». В принципе он «не буйствует», но уже даже через «пень-колоду» тянуть совсем не в состоянии. Списать его с корабля невозможно: «вы школа мужества и геройства — вот и воспитывайте!» — долдонит партийное руководство. Непосредственное «родное» начальство разводит руками: «ничего не попишешь — политика партии, сопротивляться себе дороже!». Ну, как тут не воспользоваться разнарядкой и такого обалдуя не послать на классы? Это же безболезненное избавление: «и овцы целы, и волки сыты» — иди, дружок, совершенствуйся!

— Во-вторых:

Кроме всех этих хитросплетений флотской службы нужно отметить, что добрая половина слушателей поступала с кораблей новейших. Преподавательский состав классов о таких кораблях хорошо, если только что-то слышал. Понятно, что такой контингент слушателей слушал их лекции об устаревшей технике и тактике её использования вяло.

— В-третьих:

Рассматриваемые годы, были периодом стремительного количественного и качественного роста Военно-Морских флотов. Время устаревания тактики и стратегии в военно-морском искусстве не менее быстро изменялось. Естественно, требования к учёбе офицеров на классах приобрели более конкретные практические очертания. А тут продолжали преподавать чисто академическое образование. Вместо получения допуска к занятию планируемых должностей на флоте, слушателям курса вручали документ об окончании классов. Такая учёба ни уму, ни сердцу практически ничего не давала.

— И последнее:

Всё отмеченное выше, отлично знали и преподаватели, и слушатели. Тем более, что многие преподаватели, буквально тёпленькие, преодолев многие препятствия, прибыли с действующих Флотов. Конечно были и старые «аксакалы-профессора», прочно осевшие на кафедрах Охтинских классов. Но и те, и другие понимали, что учёба не должна стать гирей, препятствующей отдыху офицеров, на плечи которых через год опять лягут все «прелести» флотской действительности.

— Равняйсь! Смирно! Равнение на средину! Товарищ адмирал, слушатели командного факультета по вашему приказанию построены! — прозвучал рапорт начальнику классов.

Строй офицеров замер, на выдохе «гаркнул» ответное «здравия желаем» и разразился троекратным «ура» на поздравление адмирала с началом учёбы.

Как в известном детективном фильме «Место встречи изменить нельзя» военно-морская судьба в стенах классов свела Антона с некоторыми из его однокашников и сослуживцев. Все они, как на подбор, были в равном воинском звании «капитан 3 ранга». Некоторые из них, как и Антон, на груди носили заветную командирскую лодочку. У немногих красовались орденские колодки, свидетельствующие о вручении их хозяевам не только юбилейных медалей, но изредка и орденов.

Рядом с Антоном, как и в былые курсантские времена, с такими же чувственными пухлыми губами, напоминающими, что их посерьёзневший хозяин и теперь не прочь вкусненько поесть, стоял его однокашник Сергачёв Володя.

Впереди, как бы принюхиваясь, взвешивая обстановку и обстоятельства, чуть прищурив правый глаз, с кислым выражением лица разместился Слава Дмитров.

Тут же стояли бывшие сослуживцы: инициативный, себе на уме Слава Першин и увалень, крепыш Женя Веселов.