Кристина (СИ) - Светлова Грушенька

Нестерпимый жар от малейшего его прикосновения, от завораживающего скольжения его члена внутри, от вида его вздувающихся на груди и руках мускулов и мощно движущегося торса, заставлял Кристину млеть, пьянеть и терять последний разум. Блаженство изгнало из ее прелестной головки все мысли до единой, превратив ее в его игрушку для наслаждений. Срываясь в пропасть абсолютного блаженства, девушка прогнула спину, предоставив Луке творить с ней, что ему заблагорассудится, а он еще долго упивался ее чувственными спазмами и продолжал покручивать между пальцами ее сосок. Когда тело ее ослабло, Лука вынул из нее напряженный член, резко развернул ее к себе и склонил ее голову вниз, к паху.

— Умница, лапочка… — прошептал он, из последних сил сдерживая собственные порывы, чтобы предоставить ей возможность самой довести его до полного изнеможения. Его ладони ласково касались ее волос, поглаживали подрагивающий подбородок и розовые пылающие щечки, пока она старательно насаживалась ротиком на его член. Наконец из его губ вырвался низкий стон. Придя в себя, Лука развязал ее руки, до конца расстегнул ее корсет и одним движением сорвал с нее платье.

Эпилог

Прогулявшись по центру города, Лука даже как-то проникся духом Рождества, хотя нисколько не был склонен к сентиментальности, да и праздники скорее не любил. Просто рождественская ярмарка перед Ратушей, украшенный к праздничному богослужению собор святого Стефана, уличные музыканты, наигрывающие святочные гимны, новогодние огни, пестрые витрины, даже очень кстати вдруг начавший срываться с темного небосклона снег, — все говорило о приближении праздника, поэтому, когда он добрался до площади Албертины и нашел кафе «Моцарт» с выстроившимися вдоль окон нарядными елками, он невольно улыбнулся самому себе, прочувствовав наконец давно забытое детское ожидание чуда. «Почему бы и нет? Ведь он ничего не забыл…». Впрочем, не было в его детстве никаких особенных новогодних чудес… Отец часто уезжал в командировки. Мать звонила, конечно, но откуда он толком не знал.

Усевшись за ближайший столик у входа и оглядывая краем глаза чопорный и нарядный интерьер (хрустальные люстры, огромные зеркала, венские стулья, деревянные перегородки, бордовые диваны и гардины), Лука вдруг вспомнил тот номер в особняке и сидящую верхом на его коленях обнаженную девушку. Она плавно покачивалась и гибко выгибала тонкий женственный стан, ласкаясь о его влажное от пота тело словно кроткая льстивая кошечка, благодарная своему хозяину за заботу. Их истерзанные поцелуями губы тянуло друг к другу, как магнитом, ее волосы щекотали ему плечи и щеки, ее руки обвивали его шею, его ладони скользили по ее телу. Они оба были утомлены, но все еще не могли оторваться друг от друга и остановиться. Когда ее бедра в очередной раз напряглись и стремительно задвигались от накатывающих на нее волн оргазма, она вдруг уткнулась ему лицом в плечо и начала сотрясаться от рыданий. Лука сжимал ее в руках, не зная, что ему предпринять. Его член все еще столбом стоял внутри ее пышущего жаром тела, и вся она была трепетной, беспомощной и нестерпимо возбуждающей. Когда с ним еще такое было, чтобы девушка плакала в его объятьях от нежности?

Тут же на память ему пришел и следующий день сборов и отъездов. Тогда она избегала его, точно так же, как и брата, а при прощании в холле особняка на ней уже были сплошные темные очки, и губки были упрямо поджаты то ли от гнева, то ли от едва сдерживаемых слез.

Входная дверь в кафе в очередной раз открылась, официант в белоснежной рубашке, черных классических брюках, а также при жилете и бабочке, с кем-то переговорил у входа. В следующий момент появилась она. Сначала Луке в глаза бросились только волосы — пшеничные, струящиеся пышными локонами до самой груди и пушистые черные меховые наушники. Затем он окинул взглядом ее черную короткую плотно сидящую по фигуре куртку в стиле милитари с двумя рядами серебристых пуговиц и жестким воротником-стойкой, серые джинсы в обтяжку, черные полуботинки с пряжками на дичайшей шпильке, и остановил взгляд на перчатках без пальцев и большой черной кожаной сумке с металлическими нашивками. «Неожиданно», — ухмыльнулся он, цинично прищуривая глаза и улавливая ее быстро ускользнувший смущенный взгляд. Поблагодарив официанта сияющей обаятельной улыбкой, она приблизилась к Луке с чрезмерно независимой миной на прелестном личике.

— Я смотрю, ты тут отрываешься по полной, судя по твоему виду, — небрежно-иронично заметил он.

— В смысле? — еще больше напряглась она, на секунду сведя брови, нервно расстегиваясь и вновь слишком поспешно отводя глаза.

— Я запомнил тебя скромницей, — ответил он, вставая и принимая у нее куртку. Он успел вблизи рассмотреть ее лицо — черные стрелки на верхних веках, слегка затемненных дымчатыми тенями по бокам, розовые румяна прохладного оттенка — совсем как ее чувственно пухлые, но четко очерченные губки. Она села напротив него и, не изучая меню, тут же заказала себе что-то по-немецки у поспешно приблизившегося официанта.

— Привет, — хитро ухмыляясь, вымолвил Лука, ловя ее взгляд.

— Привет, — моргая и убирая под стол беспокойные руки, ответила она.

— Ну… рассказывай… Как тебе жизнь на воле?

— Даже не знаю… с чего начать… — смутилась она, хотя по-прежнему старалась сохранить хладнокровие. — Лучше ты расскажи, как дела у вас…

— Да вот тоже теряюсь, что тебе может быть интересным…

Они оба умолкли, вдруг встретившись взглядами и изучая друг друга с откровенным любопытством. На Луке были темно-серые джинсы и черный облегающий свитер с кожаными вставками вдоль рукавов и ремешками на уровне талии по бокам. Как всегда безупречно уложенные черные волосы отливали благородным обсидиановым блеском. Он сидел, свободно откинувшись на спинку сидения и закинув на нее одну руку, а другую вытянув поперек стола. Кристина знала, что не следовало ей смотреть ему в глаза, но они невыносимо ее притягивали — ничего не изменилось, она совсем не была способна ему противостоять, как бы она ни уверяла себя в обратном. Она совсем потеряла счет времени. Возможно, прошла не одна минута, наполненная для нее волнением, страхами, глубоко задавленной болью вперемешку с унижением и постыдно расцветающим возбуждением, когда Лука наконец заговорил, вдоволь насладившись ее замешательством и прежней уязвимостью.

— Так как же тебе живется на новом месте? Ты так и не ответила.

— Да прекрасно, — очнулась она, снова с собой совладав. — Уже привыкла, хотя по началу долго втягивалась и всего боялась. Очень хотелось вернуться.

— По тебе теперь не скажешь, что ты из пугливых…

— Наверное, уже нет… — снова смутилась она, но тут же перешла на светский деловой тон. — А ты, кстати, по каким делам в Вене? Не отвечай, если не хочешь. Не хочу показаться навязчивой…

— Я просто… решил устроить себе отпуск и прилетел, чтобы увидеть тебя, — Лука неотрывно следил за ней настороженным хищным взглядом.

— Шутишь? — Кристина заставила себя беспечно усмехнуться, надеясь, что не выглядела жалкой и растерянной.

— Не шучу, — Лука, словно уловив ее слабинку, выбил ее из колеи ледяной улыбкой, от которой у нее сердце всегда пропускало пару ударов, а потом вдруг давало о себе знать в самых неожиданных местах.

— Кстати, это тебе… — он поставил на стол бумажный подарочный пакет и снова откинулся на спинку дивана, в размышлении прижав к губам два пальца.

— Что это?

— Сувенир… елочное украшение… Снова не примешь?

— Да нет… Почему бы и нет… Спасибо…

Кристина неловко поправила мешающий золотистый локон, и Лука заметил, что ее ушко за ним пылает, а она взяла в руки пакет и собралась положить его на диван рядом с собой.

— Даже не посмотришь? — улыбнулся Лука краем губ, сжигая ее пытливым взглядом. Кристина потерялась, совершенно не зная, как лучше себя повести, но все же открыла пакет и достала из него темно-синюю картонную коробку с изящным золотым силуэтом елочного шарика на крышке. Она чувствовала, что волнение выдает ее с головой, но сбежать от него было бы так глупо… Она раскрыла коробочку и, увидев ее содержимое, вопросительно подняла на него глаза.