Дон Жуан, Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры - Йозеф Томан

При этом имени писарь изумленно поднял голову - безразличие мигом слетело с него.

- Графа Маньяра?!

Ага, думает писарь, вот уже седьмой донос на Маньяру. Шесть доносов всесильный инквизитор положил под сукно. Не хочется ему ввязываться в это дело. Как-то поступит он с седьмым?

Попросив Паскуаля подождать, писарь поспешил к инквизитору.

Паскуаль сжимает ладонями лоб, покрывшийся холодным потом.

Доносчик. Доносчик - уже не человек. Позор и унижение его удел. Он хуже шелудивого пса. Презираемый всеми, влачит он жалкое существование. Я донес на друга. Ужас! Паскуаль вскочил, метнулся к двери.

- Назад! - стражник преградил ему путь алебардой.

Нет, отступления нет, я должен остаться, должен! - судорожно сцепляет руки Паскуаль. Должен - ради Марии. Разве во мне дело? Презренный как доносчик, я прославлю себя великим деянием, которое освободит Севилью. Никто не осмелился выступить против него - только я! Видите, не так уж я слаб и труслив, как вы думаете...

Инквизитор меж тем колеблется.

Маньяра! Ах, это заманчиво. Он вредит нам. Но выступить против Маньяры - значит поднять против инквизиции всю высшую знать Андалузии. Что ж, начнем игру осторожненько. Omnia ad maiorem Dei gloriam. Шесть раз прощали ему, в шести случаях (наедине с собой в этом можно признаться) боялись мы этого человека. Но иначе нельзя, Он слишком силен. Сила против силы...

Инквизитор приказывает не предпринимать ничего непосредственно. Следить за каждым шагом и обвиняемого и обвинителя. Обо всем ставить в известность его лично.

- Святая инквизиция приняла ваше обвинение, сеньор Овисена, и обдумает его. Мы примем меры, в нужный момент и в нужном месте. Да хранит вас Иисус.

Паскуаль вышел из серых коридоров на солнцепек и заморгал ослепленно. За ним крадется соглядатай.

Полный боязни, что подлое деяние выжгло на лбу позорное клеймо, и вместе с тем, напротив, полный гордого сознания, что он единственный осмелился восстать против этого всесильного вельможи, раздираемый противоречивыми чувствами, поплелся Паскуаль по улицам.

* * *

Сегодня Вехоо впервые сыграет роль дона Жуана Тенорио в знаменитой пьесе Тирсо де Молина "El Burlador de Sevilla"*, и Мигель обещал прийти посмотреть его.

______________

* "Севильский озорник" - пьеса Тирсо де Молина.

- Хочу увидеть образ того, чьим именем меня награждает город, - хмуро сказал он. - Хочу посмотреть, как я выгляжу со стороны.

Он взял с собой Солану. Девушка прелестна в платье голубого шелка, расшитом серебром, - это подарок Мигеля.

Публика поражена присутствием графа Маньяра. Все взоры обращены к его ложе.

- Извращенные прихоти у этого Маньяры, - шепчет княгиня Урсула донье Хустине. - Он словно хочет показать всему городу, что какая-то девчонка из предместья ему приятней севильской знати.

- Все женщины смотрят только на вас, дон Мигель, - говорит Солана.

- Мои глаза видят сегодня вас одну, Солана.

- Сегодня... - тихо повторяет девушка. - А что же завтра?

- Завтра? Не знаю, Солана. Как добрый друг, советую вам - не верьте моим "завтра".

Подавляя слезы, Солана через силу улыбается.

- Ну что ж, пусть будет хоть сегодня. Спасибо за это. Спасибо за все.

В зрительном зале стемнело - на сцене, представляющей дворец короля Неаполя, рыдает герцогиня Изабелла, обольщенная доном Жуаном Тенорио, молит о помощи. Является сам король, и дон Жуан взят под стражу.

В следующей картине дядя Жуана помогает ему бежать, а несчастный жених Изабеллы произносит цветистые речи о своем отчаянии.

Занавес падает, зал рукоплещет. И тотчас все взоры вновь обращаются от соблазнителя на сцене к соблазнителю в ложе - их сравнивают. Там и сям слышится: "Дон Жуан", - и незавершенный жест в сторону Мигеля.

Солана чует - что-то недоброе носится в воздухе.

- Вы не хотите уйти, дон Мигель? Спектакль нехорош, ведь правда?

- Я хочу досмотреть до конца, - задумчиво отвечает Мигель. - До чего же глупы те, кто сравнивает меня с доном Жуаном. Ведь он был лжец, обманщик и лицемер.

- Мне кажется, лучше уйти, - шепчет Солана, но ладонь Мигеля погладила руку девушки, и это - безмолвный приказ.

Проходит на сцене история с рыбачкой Тисбеей, второй акт быстро громоздит над головой дона Жуана предостережения и угрозы.

Переодеванье. Жуан силой овладевает доньей Анной, сражается с командором, соблазняет деревенскую красотку Аминту, и вот заключительный возглас несчастного жениха Патрисио: "Постараюсь умереть!"*

______________

* Здесь и далее текст "Севильского озорника" дается в переводе Ю.Корнеева, "Искусство", М., 1969.

В антракте напряжение возрастает. С разных мест зрительного зала в сторону Мигеля несутся выкрики:

- Вон он, подлинный дон Жуан!

- Не Тенорио - Маньяра!

- Дьявол!

- Развратник!

- Антихрист!

Все взоры вперяются в Мигеля.

- Уйдем, - просит Солана. - Уйдем!

Но Мигель одним движением осудил крикунов.

- Я не отступаю.

Антракт сократили, звон колокольчика пронзает темноту и крики.

Третье действие развертывается быстро.

Близится час божией мести, а дон Жуан насмехается:

"Если вы со мной хотите в здешнем мире счеты свесть, то зачем так долго спите?"

Но сгущаются тучи над головой грешника, является тень командора и приглашает его к ужину на свою могилу. Дон Жуан обещает и приходит, он издевается над угрозами командора, поедает с ним вместе ужасное угощенье из скорпионов и змей, запивая его желчью.

"Руку дать не побоишься?" - спрашивает тень Гонсало.

"Что такое? Я? Боюсь?" - хохочет Вехоо-Тенорио.

Но в тот же миг, как он подал руку мертвецу, зал потрясен ужасным криком:

"Как ты жжешься! Весь в огне я..."

Глухим загробным голосом отвечает статуя командора:

"Что ж ты скажешь, очутившись в вечном пламени геенны? Неисповедим господь в праведных своих решеньях. Хочет он, чтоб был наказан ты за все свои злодейства этой мертвою рукою. Вышний приговор гласит: по поступкам и возмездье".

Дон Жуан извивается в корчах.

"Я горю! Не жми мне руку! Прочь, иль в грудь кинжал свой меткий я тебе всажу!"

И он свободной рукой пронзает пустоту.

"О, горе! Сталь о камень лишь скрежещет. Дочь твоя чиста - ее не успел я обесчестить..."

Дух командора гремит в ответ:

"Да, но ты к тому стремился!"

В отчаянии молит дон Жуан:

"Пусть придет сюда священник и грехи мои отпустит!"

Ах, как ломается человек из-за незначительной боли, превращаясь в бабу! - мелькает в голове Мигеля. Вот он испугался, он дрожит от страха. Он покорен... И тут, пожалуй, бессознательно, Мигель громко вскричал:

- Стыдись, Тенорио! Звать священника! Сопротивляйся мертвецу и богу! Или ты не дворянин?

Оскорбление бога оглушило тех, кто сидит вблизи Мигеля. Они так и застыли.

- Ересь!

- Еретик!

Вскоре занавес падает, и зрители расходятся.

Мигель провожает Солану к коляске, которая увезет ее в Триану.

Но едва он подошел к экипажу, как был окружен стражниками инквизиции и схвачен, не успев обнажить шпагу.

Его втащили в коляску, и незнакомый кучер хлестнул по лошадям.

За коляской, покатившейся к тюрьме святой инквизиции, подобрав подол голубого платья, бежит с плачем Солана.

* * *

Мигель ходит по камере.

Ночь. Тихо в тюрьме.

Уже несколько часов провел здесь Мигель в одиночестве В одиночестве иного рода. Оно сосредоточеннее, но тягостнее.

Из коридора, от которого камеры отделены большими решетчатыми дверями, проникает к нему отблеск света каганца. В камере через коридор, напротив, глухо. Словно она пуста Но нет. В ней уже третий день томится Грегорио. Монах сидит на нарах и тихо молится, перебирая четки, и шепот его теряется под сводами тюрьмы.

Вдруг он поднял голову, прислушался к шагам узника напротив. Старые глаза его могут различить только тень человека, но шестым чувством он угадывает, что это - Мигель.

Чепуха, одергивает себя старик. Чтоб Мигель - и в тюрьме? Тень приблизилась к решетке.

- Мигелито! - тихо окликает монах, сам себе не веря.

- Падре... Это вы, падре Грегорио?

- Как ты сюда попал, сынок?

- Из-за ерунды. Не стоит и говорить. Но ты - скажи, за что схватили тебя, падре? Что ты сделал?

- Я проповедовал на площади, меня и взяли. Но ничего - отпустят, вот увидишь. Я ведь никому не сделал зла.

- Ты-то уж наверняка не делал зла!

Разговорились. Грегорио опасается за Мигеля. Пришел тюремщик, велел замолчать Мигель бросил ему золотой, тюремщик исчез.

Поговорили еще, потом Грегорио предложил:

- Ляжем спать, Мигель. Пора.

Они легли, но ни один из них не уснул.

Ночь истекает медленно, постепенно. Время лениво ползет.

Мигель встал и, подойдя к решетке, ухватился за нее обеими руками:

- Везде, от земли до звезд, пустота. Нет нигде ничего, кроме страха и одиночества.

- Ошибаешься, сынок. В этих пространствах - бог.

- Ты видишь его, падре?

- Не вижу, но знаю. Он - там.