Война в Малой Азии в 1877 году: очерки очевидца. - Григорий Градовский

Впрочем, нам легко рассуждать, не неся на себе ответственности главнокомандующего. Конечно, и многие обстоятельства, заставляющие поступать начальника армии так или иначе, могут быть нам неизвестны.

Получено известие об успехе, одержанном ардаганским отрядом над конной партией состоящего на турецкой службе разбойника Михрали. После взятия Ардагана там оставлен небольшой отряд под начальством полковника Комарова, брата генерала Комарова, раненого при Зевине. Срыв или взорвав ардаганские укрепления, отряд этот имел несколько удачных столкновений на путях сообщения неприятеля и предпринимал не раз летучие экспедиции, как, например, в Ольту, где были уничтожены значительные запасы и захвачено до 2000 ружей. Обязанность его — держать в повиновении окружающее Ардаган население и охранять наш фланг от турецких войск, сосредоточенных у Батума. Со времени нашего отступления значение ардаганского отряда приобрело еще большее значение, так как на долю его выпало также оберегать от неприятельского вторжения наши владения у Ахалкалака и Ахалцыха. Когда корпусу Мухтара- паши удалось беспрепятственно соединиться с карсским гарнизоном, можно было предвидеть два способа действий со стороны неприятеля. Турки могли направиться на Ардаган и, предупредив нас быстрым движением в этом пункте, оттеснить полковника Комарова и войти в непосредственную связь с батумскими войсками или же, наоборот, попытаться с превосходными силами наброситься на эриванский отряд, принудив главные силы к отступлению в Александрополь и даже далее, в наши пределы. Занятое Мухтаром-пашой фланговое положение у крепости Карса на всем протяжении высот от Визинкея до Арпачая соответствовало последнему плану. В настоящее время, как я писал вчера, план этот переживает верный момент своего осуществления: если до сих пор не подтвердилось, что Измаилу-паше удалось занять Кульп, то достоверно, что значительные силы турок стоят лицом к лицу с отрядом генерала Тергукасова. Таким образом, в настоящее время весь интерес кампании сосредоточивается на событиях в эриванском отряде, от исхода которых будут зависеть и действия наших главных сил.

Недавнее дело ардаганского отряда происходило 23 июля. Полковник Комаров настиг парию Михрали в болотах Верхнего Геля, у селений Сайзала и Дыштырь, и задержал ее до прибытия пехоты. Два стрелковые батальона под начальством полковника князя Барятинского, сделав переход в 40 верст, подоспели вовремя к нашей кавалерии. Селения Сайзала и Дыштырь, жители которых оказали сопротивление и стреляли по нашим войскам, заняты были с боя, а кавалерия Михрали обращена в полное бегство, причем неприятель оставил 30 тел на месте битвы. Как я телеграфировал вам, наша, потеря ничтожна: двое убитых и четыре раненых нижних чина.

Дело у Верхнего Геля, не представляющее особого значения в военном отношении, заслуживает, однако, внимания по участию, которое принято было в сражении жителями названных двух селений. Участие это обнаруживает, что местное население считает теперь нас слабее турок. Стоит также сказать несколько слов и о начальнике неприятельской кавалерии, обращенной в бегство 23 июля.

Михрали занимает видное место в ряду карапапахских шаек, живущих разбоем и грабежом. В начале войны Михрали, сколько известно, играл довольно нейтральную роль; другими словами, он воевал за собственный счет, «беспристрастно» грабя и армянские, и турецкие селения: кто подвертывался под руку Михрали, тот был и враг его. Шайка его имела 50–60 человек, и жители, говорят, одинаково жаловались на нее как русским, так и турецким властям, смотря по тому, кто был ближе и влиятельнее. Следуя принятой в начале войны системе, наши военные власти испробовали два способа обезопасить страну от разбойничьих подвигов Михрали: его старались или поймать, или же склонить на свою сторону, приглашая перейти в число состоящих уже на нашей службе карапапахов и обещая полное забвение всех прошлых счетов его с правосудием. Все старания оказались напрасны. Михрали был достаточно ловок, чтоб уклониться от поимки, и не соблазнился перейти добровольно на нашу сторону. Напротив, он все более и более вдавался в роль турецкого партизана и, в качестве защитника Карса, сталкивался не раз с нашей кавалерией в небольших передовых стычках, кончавшихся всякий раз благоразумным бегством, спасавшим Михрали от плена или смерти. Первый раз, когда мне пришлось видеть стычку наших войск с неприятелем и услышать первые боевые выстрелы, было именно столкновение тверских драгун с партией Михрали. Это происходило 21 мая, во время рекогносцировки, причем драгуны отбили 20 лошадей и 150 штук скота. Михрали предпочел турецкую службу и не сдавался на увещания подсылаемых к нему лазутчиков, потому что семейство его находилось в Карсе: он опасался, в случай перехода на нашу сторону, обречь свою семью на все неистовства турецкой мести. Само собой разумеется, что теперь, после нашего отступления, Михрали не имеет уж никакого повода бросить турецкую службу. Поэтому мы и видим его теперь начальником довольно значительной кавалерийской партии — он разыгрывает уже роль турецкого кавалерийского генерала.

Я уже говорил как следует, но моему мнению, смотреть на присоединение подобных разбойников к составу наших войск. На этом основании я не буду сетовать, что Михрали остался верен турецкой стороне. Нужно, однако, отдать справедливость, что между подобными разбойниками попадаются личности, судьба которых исполнена трагизма и энергии, мужество которых стяжали ли бы им немалую славу, если б были направлены на более уважаемый вид деятельности.

Несколько слов о том, как пополняются иногда ряды карапапахов, будет достаточно, чтоб дать понятие об этого рода личностях. В нашем Закавказье между пограничным мусульманским населением существует помещичий элемент; многие из этих помещиков очень богаты, но, за малыми исключениями, все лишены образования и проводят жизнь в праздности. Смелость, энергия, храбрость, ловкость во всех физических упражнениях ценятся у них очень высоко; эти качества, не регулируясь образованием, ищут себе очень неуважительный исход в мирное время, когда более всего ценятся гражданские добродетели и остается весьма мало места для удальства. Сидят у себя в кунацкой подобные помещики, окруженные нукерами и друзьями; в женском обществе не пригоже находиться днем; женщины заперты в отдаленной половине дома; в кунацкой одни мужчины, слушают песни или игру местного барда на доморощенном инструменте. Все наконец спето, все сыграно, скучно, тоска долит, а бурливая кровь все быстрее и быстрее вращается, сильные мускулы просятся к деятельности. Вдруг кто-нибудь скажет: «Хорошо бы шашлык зажарить». Дружеская компания сразу хватается за эту мысль; зажарить так зажарить, все время скоротается веселее. «Нет, стой! — кричит вдруг хозяин. — Свой шашлык не так вкусен; я достану вам шашлык!» И с этими словами хозяин встает, вооружается и приказывает седлать лошадь. Все радостно следуют поданному примеру и развеселившаяся компания шумно выезжает со двора. Они знают уже в чем дело. Хозяин вспомнил о баране, замеченном им у богатого соседа. У него сто таких баранов, он мог бы купить их двести; но свой или купленный баран — это такое обыденное, скучное дело! Нужно утащить, отбить барана у соседа, из краденного барана шашлык в тысячу раз вкуснее. И вот помещик ночью как вор прокрадывается в дом соседа; по нему стреляют; друзья подоспевают на выручку, завязывается иногда чуть не сражение, но, во всяком случае, баран утащен, компания весело доканчивает ужин, хвастаясь своим удальством. Другой раз предметом добычи служит не баран, а красивый конь, с которым ни за какие деньги не хочет расстаться сосед. Не грехом считается украсть и невесту; оно и удалее гораздо, да и девушка, пожалуй, полюбит крепче; значит такой человек, что своего чужим не выдаст, да и защитить сумеет.