Никола и его друзья - Жан Семпе

— Хорошо, — сказал папа, — возьми карандаш и пиши!

Я сел за письменный стол, и папа начал диктовать:

— Уважаемый мсье, запятая, с новой строчки… С радостью… нет, сотри… Подожди… Я был радостно удивлен… Да, так… Нет, напиши: я испытал огромную радость… Или нет, подожди, не надо ничего преувеличивать… оставь… огромную радость… Получив ваш прекрасный подарок! Нет, здесь ты можешь написать чудесный подарок, который доставил мне столько удовольствия… Нет, нет… Удовольствие — уже было… Сотри удовольствие… Потом пишешь… С уважением… или лучше… с глубоким уважением… Подожди…

И папа пошел на кухню. Я услышал крик, и потом он вернулся весь красный.

— Хорошо, — сказал он, — напиши: «с глубоким уважением», а потом свое имя. Вот и все.

Папа взял мое письмо, удивленно посмотрел один раз, потом другой, глубоко вздохнул и взял чистый лист бумаги для нового черновика.

— Надеюсь, у тебя найдется почтовая бумага, — спросил папа, — с птичками? Тебе на день рождения ее подарила тетя Доротея.

— Там были зайцы, — напомнил я.

— Да, да, — сказал папа. — Принеси ее!

— Я не знаю, где она, — ответил я.

Тогда папа пошел со мной в мою комнату, и мы начали искать бумагу. И тогда из шкафа все вывалилось, и прибежала мама. Она спросила нас, чем мы занимаемся.

— Представь себе, мы ищем почтовую бумагу Никола, — крикнул папа, — но в этом доме ужасный, просто немыслимый беспорядок!

Мама сказала, что почтовая бумага лежит в ящике маленького стола в гостиной, что ей все это уже начинает надоедать и что ужин готов.

Я переписал папино письмо, и мне пришлось проделать это несколько раз из-за ошибок и из-за кляксы. Мама пришла и сказала, что тем хуже, ужин подгорит. А потом я три раза менял конверт. Наконец папа сказал, что мы можем идти ужинать, а я попросил у него марку.

— А, да, да! — сказал папа и дал мне марку. А еще я получил двойную порцию пирога.

Во время ужина мама с нами не разговаривала. И на следующий день я видел, как забеспокоился папа, когда зазвонил телефон. Он подошел и сказал:

— Алло, да! А-а, мсье Мушбум! Добрый вечер, мсье Мушбум… Да… Как?

Папа так удивился!

— Какое письмо? — спросил он. — А-а… Вот для чего Никола так таинственно попросил у меня марку вчера вечером!

Цена денег

Я оказался на четвертом месте по истории. Это было сочинение о Карле Великом, а я все знал о нем, и особенно — о подвиге Роланда и его непобедимом мече!

Папа и мама очень обрадовались, когда узнали, что я четвертый в классе. Папа вынул бумажник и дал мне… догадайтесь, что? Целых десять франков!

— Держи, дружок, — сказал папа. — Завтра купишь себе, что захочешь.

— Но, но… дорогой, — возразила мама, — не думаешь ли ты, что для ребенка это слишком много?

— Совсем нет, — ответил папа. — Пора, чтобы Никола учился понимать цену деньгам. Я уверен, что он с умом потратит эти десять новых франков. Ведь так, дружок?

Я сказал, что да, и поцеловал папу и маму. Отличные у меня родители! Я положил деньги в карман. Из-за этого мне пришлось во время ужина есть только одной рукой, потому что другой я все время проверял, на месте ли моя бумажка: у меня же никогда не было столько собственных денег. Иногда мама дает мне деньги чтобы сходить в бакалею мсье Компани. Но они не мои и мама всегда мне говорит, сколько мсье Компани должен мне дать сдачи. А теперь совсем другое дело.

Когда я лег спать, то положил деньги под подушку и с трудом заснул. Потом я видел во сне что-то чудное: человек, который нарисован на моих 10 франках, смотрит на меня и вдруг начинает делать гримасы, а большой дом за его спиной превращается в магазин мсье Компани.

Утром, когда я пришел в школу, прежде чем войти в класс, я показал свои деньги ребятам.

— И что ты с ними сделаешь? — спросил Клотер.

— Не знаю, — ответил я. — Папа мне их дал чтобы я знал цену деньгам, и надо, чтобы я их потратил с умом. А я бы хотел купить самолет, но только настоящий.

— Чего захотел! — сказал Жоаким. — Настоящий самолет стоит по крайней мере тысячу франков.

— Ха-ха-ха! Тысячу франков! — сказал Жоффруа.

— Папа сказал, что он стоит тридцать тысяч, и к тому же еще маленький.

Тут все захохотали, потому что Жоффруа вечно плетет неизвестно что, он такой врун!

— Почему бы тебе не купить атлас? — сказал Аньян, первый ученик и любимчик. — Там такие карты, интересные фотографии, он тебе пригодится.

— Ты же не хочешь, в самом деле, — сказал я, — чтобы я потратил деньги на книгу. И потом, моя тетя всегда мне дарит книги на день рождения или когда я болею. Я еще не прочел ту, которую она мне принесла, когда я болел свинкой.

Аньян посмотрел на меня, больше ничего не сказал и пошел повторять урок по грамматике. Он просто ненормальный, этот Аньян!

— Надо бы тебе купить футбольный мяч, чтобы мы все могли играть в футбол, — сказал Руфус.

— Ты что, смеешься? — сказал я. — Деньги — мои, а я буду тратить их на вас! Сначала ты займи четвертое место по истории, если тебе уж так хочется играть в футбол.

— Ты просто жадина-говядина, сказал Руфус. — А получил четвертое место по истории, потому что ты любимчик учительницы, как Аньян.

Но я не успел дать ему в нос, потому что зазвенел звонок, нам надо было строиться и идти в класс. Вечно одно и то же: как только мы начинаем играть, так — дзинь! дзинь! — и надо идти на урок. А потом, когда мы построились, прибежал Альцест.

— Вы опоздали, — сказал Бульон, наш воспитатель.

— Я не виноват, — ответил Альцест. — К завтраку было на один рогалик больше.

Бульон вздохнул, велел Альцесту встать в строй и вытереть масло на подбородке.

На уроке я сказал Альцесту, он сидит рядом со мной.

— Видел, что у меня есть? — И показал ему деньги!

И тут учительница крикнула:

— Никола, что это у вас там за бумажка? Принесите ее тотчас же сюда и дайте мне.

Я заплакал и отнес деньги учительнице, она удивленно открыла глаза.

— Но, — спросила она, — что вы с этим сделаете?

— Еще не знаю, — объяснил я. — Мне их дал папа за сочинение о Карле Великом.

Учительница, — а я видел, что она с трудом сдерживает смех, иногда с ней это случается, и тогда она становится красивой, — вернула мне деньги и велела спрятать их в карман. Она сказала, что с деньгами не играют и что я не должен потратить их на какие-то глупости. Потом она вызвала Клотера, и я не думаю, что его папа даст ему деньги за отметку, которую он получил.

На перемене, когда все остальные гуляли, Альцест потянул меня за руку и спросил, что я буду делать с деньгами. Я ответил, — не знаю. Тогда он сказал, что на десять франков можно купить много плиток-шоколада.

— Ты сможешь купить целых пятьдесят штук! Представляешь, пятьдесят плиток шоколада? — сказал Альцест. — По двадцать пять на каждого.

— А почему я должен тебе отдать двадцать пять? — спросил я. — Ведь деньги — мои!

— Брось ты с ним говорить, — сказал Руфус Альцесту. — Он жадина!

Они пошли играть, а мне наплевать на это, пусть говорят, что хотят. И что они мне все надоедают с моими деньгами?

Но Альцест неплохо придумал насчет шоколада. Во первых я очень люблю шоколад и у меня никогда не было пятидесяти плиток сразу, даже когда я гостил у бабушки, а она мне дарит все, что я захочу. Поэтому после уроков я помчался в булочную, и когда продавщица меня спросила, что мне надо, я сказал:

— Шоколад в плитках на все деньги, вы мне должны дать пятьдесят штук, так сказал Альцест.

Она посмотрела сначала на деньги, потом на меня и спросила:

— Где ты их нашел, мальчик?

— Я их не нашел, — ответил я, — мне их дали.

— Тебе их дали, чтобы ты купил пятьдесят плиток шоколада? — спросила она.

— Ну да, — ответил я.

— Я не люблю, когда дети лгут, — сказала она. — Лучше бы тебе вернуть деньги туда, где ты их нашел.

И она так сердито посмотрела на меня, что я убежал и плакал до самого дома.

Дома я все рассказал маме. Она поцеловала меня и сказала, что они с папой все уладят. Мама взяла деньги и пошла к папе. Он сидел в гостиной. Потом мама вернулась с монеткой в двадцать сантимов.

— На эти двадцать сантимов ты купишь плитку шоколада, — сказала мама.

И я был очень рад. Я даже думаю, что отдам половину шоколада Альцесту, ведь он мой друг, и мы ним всегда делимся.

Как мы с папой ходили на рынок

После ужина папа с мамой подсчитали расходы за месяц.

— Не понимаю, куда уходят деньги, которые я тебе даю, — сказал папа.

— Вот как! Мне очень нравится, когда ты об этом спрашиваешь, — ответила мама. Но видно было, что-она сердится.

А потом она объяснила папе, что он просто не представляет себе, сколько стоят продукты, и если сам пойдет за покупками, то все поймет, и что вообще не следует обсуждать этот вопрос при ребенке.