Слишком дружелюбный незнакомец - Мюссо Валентен

Механическая память сделала свое дело, и Матильда машинально набрала номер. Бесконечные гудки, которые она едва слышала из-за царящего вокруг шума.

«Здравствуйте, вы позвонили на номер…»

Почему же он не отвечает? И почему он сам ей не позвонил? Может быть, он как раз сейчас ей и звонит… И как она могла забыть там телефон? Надо вернуться за ним в галерею. Нет, сначала позвонить Камилле… Она постоянно на связи, как большинство молодежи в ее возрасте.

На этот раз Матильде было не трудно набрать номер: она знала его наизусть.

Три звонка.

Затем голос Камиллы. И правда, она.

Господи, спасибо тебе!

— Дорогая, это мама, я…

«…в данный момент вне зоны действия сети, но если вы хотите оставить сообщение…»

Ее автоответчик. Всего лишь звукозапись.

Матильда не решалась разъединить вызов, а затем решила дождаться короткого гудка в конце сообщения.

Гина бросала на нее вопросительные взгляды, но Матильда в ответ только отрицательно трясла головой.

— Камилла, это мама. Я перед телевизором… Как вы там? Пожалуйста, позвони мне и скажи, что все хорошо. Целую тебя…

Матильда разъединила вызов. Ей было трудно дышать. Ее взгляд блуждал по залу. Толпа вокруг нее казалась все более плотной и гнетущей. Матильде было жарко, слишком жарко, а от сильного запаха кофе сердце начало учащенно биться.

— Мне нужно идти. Надо вернуться в галерею.

Гина схватила ее за руку, как будто хотела поддержать.

— Я иду с тобой!

Бесполезно терять время, объясняя, что сейчас ей хотелось бы побыть одной:

— Ладно.

Чтобы добраться до двери пивной, им пришлось снова протолкнуться через толпу. Оказавшись на улице, Матильда глубоко вдохнула свежий воздух, который ее немного успокоил.

Какая-то парочка, идущая навстречу, нечаянно толкнула ее. Каблуки Матильды заскользили по тротуару, и она сохранила равновесие, схватившись за витрину кафе.

— Все хорошо? Мне очень жаль, — извинилась девушка, наклоняясь к ней.

Не произнеся ни слова, Матильда успокаивающе махнула рукой, чтобы только парочка ушла и оставила ее в покое.

Подняв взгляд, она увидела свое отражение в стекле. Смотреть страшно.

Спустившись с тротуара, Гина ловила такси.

— Матильда, поспеши!

Оторвав руку от стекла, Матильда сделала несколько неуверенных шагов. Короткое облегчение, которое она испытала, моментально испарилось.

В животе у нее была огромная пустота.

В сердце поселилось ужасающее одиночество.

Улица, машины, прохожие… Все, что окружало ее сейчас, стало враждебным. Как если бы знакомый мир вдруг поменялся на совершенно чужой, не дав ей времени ни выйти на старт, ни приспособиться к новым правилам игры.

2

— Спи, спи, не беспокойся… Все пройдет, здесь ты в безопасности…

Матильда говорила тихим голосом, скорее напевая, будто укачивала ребенка. Почти как когда-то — очень давно — она присаживалась на край кровати Камиллы, чтобы успокоить ее перед сном или прогнать ночные кошмары.

Она не могла вспомнить, как поступала в таких случаях ее собственная мать. Тогда в замке еще работала эта молодая русская, Агата — «кормилица», как говорил ее отец, несмотря на то что ее скорее можно было назвать бонной «на все руки». Уж она-то знала колыбельные. Целую кучу. Каждый вечер была новая. Матильда еще помнила по-русски несколько слов, смысл которых едва понимала… Баю-баю-баюшки… Она улыбнулась. Оно так и произносится?

Она осторожно потянула за светло-пепельные волосы и накрутила одну прядь себе на палец. Просто невероятно, как они выросли за два месяца. Таким Людовик ей больше нравился. С коротко стриженными волосами, будто у армейского призывника, он казался ей слишком суровым. В первый раз, когда она его увидела — теперь она могла себе в этом признаться, — она даже испугалась. Туловище, которое, казалось, не знает, что делать с длинными конечностями, тщедушный вид, неловкие манеры, которые он старался скрыть за искусственной вежливостью.

Ее палец легко провел по его щеке, задержался на бледной шее, а потом забрался в маленький треугольник ключицы. Странно, как у него расположена эта косточка, с таким резким наклоном, какая тонкая у него кожа. Интересно, это место имеет какое-то название в анатомии? Она никогда не задавала себе этого вопроса. Надо будет уточнить. Ей всегда нравилось точно называть вещи своими именами.

Его кожа была нежной, Матильда знала, что тело у него почти безволосое. Когда она раздела его, в два приема, то была потрясена этой юношеской кожей, гладкой, почти лишенной растительности, за исключением, конечно, интимных частей тела, темным ручейком на белой коже, стекающим от пупка до низа живота. Его тело не исхудало; нет, ей на ум приходило совсем не это слово: скорее оно было обессиленным, ослабленным, побежденным, будто отступающая армия.

Она не могла долго оставлять Людовика в таком состоянии. Лихорадка не прекращалась. Без сомнения, это из-за его ноги, на которой опухоль так и держалась, несмотря на укол кортизона.

Нет особого риска, что он проснется… Матильда наизусть знала действие всех лекарств, которые велела ему принять. В этой области она добилась неожиданного прогресса. Но теперь ее мучили сомнения. Не слишком ли она увеличила дозировку? Как раз в этом она была не уверена. Возможно, надо будет запомнить на будущее, чтобы избежать ошибок.

Палец Матильды забрался под футболку и продолжил гладить кожу. Мягкая. Как, впрочем, и ее запах. Соленая и древесная нотка, которая еще не стала полностью мужской. С тех пор как он не мылся, этот запах почти исчез, но она иногда внезапно приходила во время его сна, на матрасе, стараясь напрячь обоняние.

Даже грязная и покрытая потом, его кожа не выделяла резких мужских испарений, к которым она чувствовала омерзение. Этот сгусток мужских гормонов вызывал у нее тошноту. Мужчины, настоящие… их она так мало знала в жизни. Но того, что она знала, было вполне достаточно.

Матильда не всегда их боялась. Когда-то она даже находила их обаятельными, тогда, когда они были для нее всего лишь абстрактными бестелесными существами, романтическими персонажами, сошедшими со страниц книг, которые она читала в юности. Но затем… Господи, первый раз, когда она увидела голого мужчину… Молодой человек на четыре года старше ее. Друг семьи, который очень нравился ее родителям. Хорошие манеры, прекрасная родословная. Их связь длилась почти два года, и даже поговаривали об их женитьбе. Она не собиралась переписывать историю. Этот юноша привлекал ее… его ум, интеллигентность, красивые светлые глаза, которые смягчали его чуть резковатое лицо. В его обществе было много приятного. Да, она была влюблена, но, странное дело: никогда не думала о дне, когда надо будет «сделать это». Если быть честной, по крайней мере, в первое время, пока не начались слишком настойчивые ласки, недвусмысленные движения, которые она не могла больше сдерживать, не рискуя обидеть его, всевозможные хитрости, целью которых было остаться наедине в ее комнате и которые заставляли с тревогой размышлять об этом.

Матильда с отвращением вспоминала лозунги сексуальной революции. «Наслаждение без препятствий». А если ей не хочется? Когда она начала общаться с парнями, свобода нравов была на самом пике, и этого невозможно было избежать. У других девушек своего возраста она наблюдала непонятную жажду секса, которая ее поражала, желание компенсации за все, что запрещало старшее поколение. Но она… Долгое время она считала себя ненормальной. Разговоры девушек между собой коробили ее. Чаще всего она врала, изобретая себе любовные приключения, чтобы не казаться слишком подозрительной или бестолковой. Все ее существо было настроено против самой мысли о мужской наготе, переплетенных телах, придушенных стонах удовольствия, которые она по вечерам представляла себе в кровати.

Каким же отвратительным она нашла первое мужское тело в полумраке студенческой комнаты! Слишком худые конечности, шерсть на груди, гордо вздыбленный член, демонстрирующий долго подавляемое желание, — и все это странным образом освещено болезненным светом лампы, прикрепленной у изголовья кровати. Самец, приближающийся к ней будто угроза, накрывающий ее своим телом… И она на кровати, обездвиженная, беспомощная, полузадушенная слишком тяжелым телом, которое, похоже, использовало ее будто обычный матрас. Постараться преодолеть это испытание, заставить себя получить удовольствие…