Слишком дружелюбный незнакомец - Мюссо Валентен

Что у него в голове… Хороший вопрос. Он и сам этого толком не знал. Несмотря на то что Брайан оставался в лежачем положении, у него было полное впечатление, что он потерял равновесие. Казалось, весь погреб был странно наклонен, будто палуба тонущего корабля.

А что с ним, в самом деле, происходит? Но все воспоминания разбегались из головы. Он разозлился на эту мерзкую решетку… Если только и это не еще один сон… Нет, металлический кронштейн исчез со стены. Худо-бедно ему удалось его вырвать. У него запястье в крови… это, конечно, можно считать доказательством. Он устроил грандиозный тарарам. Бум. Бум. Бум. А забавно было устроить себе такую разрядку после стольких дней заключения. До изнеможения… У него кружилась голова, он будто летел в бездонную черную дыру.

— Я упал в обморок?

Мадам Вассер была спокойна. Она ни капли не боялась его. Возможно, своим присутствием она и хотела дать ему понять, что выиграла партию.

— Вы сваляли дурака еще раз! Посмотрите, в какое состояние себя привели! У вас был сильный жар, я все время только вами и занималась!

Несмотря на то что в ее голосе звучал упрек, он звучал благосклонно, почти по-матерински.

Брайан чуть приподнялся. Голова у него продолжала кружиться. Стоять не было сил. И еще меньше — чтобы броситься на нее и потерпеть новое фиаско.

На самом деле, даже если эта мысль так дорого ему обошлась, он больше не испытывал ненависти к этой женщине. Может быть, потому, что он уже упал духом дальше некуда. Брайан чувствовал себя как собака, которая в конце концов привыкла к жестокому обращению хозяина и, несмотря на все придирки, все равно пытается добиться его ласки. Он больше не мог ненавидеть кого бы то ни было. Даже Гианни и его компанию, пустивших его жизнь под откос. Они всего лишь пытались спасти свою шкуру. Разве не самое нормальное желание для этого низменного мира? Спасти свою шкуру… даже если его собственная шкура сейчас ничего и не стоит.

Брайан сделал усилие, чтобы еще выпрямиться. Его тело казалось ему гораздо крупнее, чем на самом деле. Как будто кто-то ради забавы растянул ему все части тела, пока он спал.

Его взгляд скользнул до самого пола. Наверно, он должен был ужаснуться, но воспринял свою левую ступню всего лишь как странное утолщение на конце ноги.

Эта штука не могла иметь к нему отношения. Это было почти комично.

Ступня увеличилась почти вдвое. Там больше не было ни костей, ни вен, выходящих на поверхность. Можно подумать, что это резиновая нога, будто у куклы, — что-то бесформенное, розоватое, в ровной натянутой коже.

Он чуть задержал дыхание, чтобы собраться с мыслями.

— Вы видели мою ногу?

Его удивило полное отсутствие паники в своем голосе. Как он может быть таким равнодушным и покорным? Почему он сейчас не орет?

— Вы сами сделали себе хуже.

— Меня нужно отправить в больницу. Мне нехорошо…

Мадам Вассер даже не пошевелилась и удовольствовалась тем, что чуть покосилась в его сторону.

— Не драматизируйте.

— Я вас очень прошу, мне нужна помощь.

Умолять ее… Может быть, тогда она наконец уступит…

— Я вам только что сделала инъекцию кортизона. Не беспокойтесь, в конце концов вы поправитесь. У вас всего-навсего вывих.

Он никогда не видел, как выглядит вывихнутая лодыжка, но не мог поверить, что то, что в данный момент было у него перед глазами, представляло собой этап на пути к выздоровлению. Что с ним произойдет, если он надолго останется без медицинской помощи? А если в ногу попадет инфекция? И он сгниет прямо здесь?

Его нога совсем ничего не ощущала, и это, без сомнения, было плохим знаком. Из любопытства он попытался подвигать пальцами. Но они не реагировали на приказы, посылаемые мозгом.

— Кто это был?

— О ком вы говорите?

Он указал на потолок над головой.

— Машина… там, наверху…

— Да это… Один незваный гость.

— Что?

— Человек, у которого не было никакой причины к нам приезжать. Я от него отделалась.

«Отделалась»? Брайан нервно сглотнул. Что она имела в виду? Он вспомнил, что подумал о ней чуть раньше: «Кто знает, на что она будет способна, если почувствует себя в опасности или запаникует?» Поэтому он предпочел не настаивать.

Его взгляд снова упал на потолок. Брайан чувствовал себя одиноким, безнадежно одиноким. Его охватила совершенно идиотская ностальгия. Он снова увидел себя в семейной квартире социального района[31] с родителями и братьями. Теперь это несимпатичное жилье казалось ему недостижимой мечтой, потерянным раем.

На него беспорядочной толпой нахлынули обыденные, но такие утешительные сейчас воспоминания. Пиво, которое они потягивали в первые теплые дни в крохотном жалком дворике позади дома, куда выходило окно кухни…

Их бесконечные громкие перебранки по всякому поводу, которые заканчивались тем, что соседи с первого этажа принимались возмущаться: «Эй, деревня! Дождетесь, будут у вас проблемы…»

Новой год, проведенный в семье у синтетической елки… Каждый год его мать готовила на праздничный ужин свой знаменитый запеченный окорок: слишком тяжелый, слишком сухой, слишком сытный. Он так и не узнал, откуда взялась эта проклятая традиция. Почему бы не приготовить индейку, или фаршированного каплуна, или еще что-нибудь в таком духе вроде того, что он видел в телефильмах? Или почти такие же блюда.

Брайан попытался сосредоточиться на этих мыслях, но гнетущая атмосфера погреба быстро вернула его к состоянию обессиленного узника.

Он все бы отдал, лишь бы вернуться в прошлое, уйти… что? Хоть на несколько дней… Опа! Маленькое путешествие во времени… сложить вещички и уйти, никому ничего не сказав, без лишнего шума… И угораздило же его здесь оказаться! Но что толку себя упрекать? Нет, правда, как он мог хоть что-нибудь такое заподозрить? Невозможно и представить себе ничего безобиднее этих двух стариков…

Семья… И почему он о них раньше не подумал? А ведь это мысль… да, идея, которая вполне может сработать… В конце концов, под лежачий камень вода не течет. Пословица, конечно, глупая, но все так и есть…

— Подумайте о своей дочери, мадам Вассер.

Ее взгляд изменился. Неужели все оказалось так просто?

— Не говорите о моей дочери!

— Так ведь она… Почти моего возраста, правильно? А представьте себе, что ее кто-то где-то запер… Что бы вы почувствовали, узнав такую новость? Готов поспорить, вы были бы в отчаянии.

Никакого ответа. Но взгляд ее вдруг сделался задумчивым, почти оскорбленным.

— Разве вы не были бы готовы на все, лишь бы ее освободить? Разве вы не отдали бы за это все, чем обладаете в жизни?

Она покачала головой, будто отказываясь это слышать.

— Такого не может произойти.

Он окинул взглядом свое истерзанное тело, ногу, раздувшуюся, будто воздушный шарик.

— Но со мной-то произошло. Почему с ней не может?

В свете неоновых ламп лицо мадам Вассер выглядело как-то болезненно. Зеленоватая бледность его явно не украшала.

— Я думала, что вы поняли, за все это время…

— Понял что?

Она так быстро закрыла лицо руками, что он подумал, что она расплакалась. Но когда ее лицо снова появилось перед ним, на нем не было и следа слез. Напротив, выражение ее лица было таким же спокойным и даже чуть более решительным. Она медленно направилась к двери.

— Камилла оставила нас, Людовик.

Ее слова немного заглушил пронзительный скрип решетки, и Брайану показалось, что он плохо расслышал.

— Это как — «оставила»?

— Наша дочь мертва, Людовик. Сейчас у нас есть только вы…

Брайан закрыл глаза. По всему его телу пробежала дрожь.

В мозгу его вспыхнула одна-единственная мысль: «Я никогда не выйду отсюда живым».

Часть третья

Матильда

Ее жизнь холодна, как чердак со слуховым окошком на север[32].