Равноденствия. Новая мистическая волна - Дмитрий Силкан

Во время лепки последнего куличика на Володю опять нашли грустные воспоминания, и его сердце наполнилось тёплой тоской по минувшему детству.

Он аккуратно подровнял куличик, вытер слёзы и обнял на прощание Саида.

— Ну всё, давай деньги и ступай, — сказал Саид. — И запомни главное: что бы там ни было — обратной дороги нет. Поэтому не паникуй, не мечись, не волнуйся, а принимай то таким, как оно есть.

Кажется, в раскосых восточных глазах Саида тоже промелькнуло что-то похожее на слёзы.

— Будь здоров. — Саид хлопнул Володю по плечу и скрылся в кустах.

Постояв некоторое время в нерешительности, Володя направился к Пределу. Он не знал, насколько длинен этот забор, потому что и направо, и налево его закрывала листва деревьев.

Предел оказался высоким. Хотя Володиного роста оказалось достаточно, чтобы ухватиться за концы трухлявых досок. Он подтянул туловище, зажмурил глаза и с диким воплем перекувырнулся на ту сторону.

— Смотри, смотри! — крикнула мама. — Вовка из песочницы вывалился! Во даёт!

Серьёзный отец прижал очки к переносице и внимательно посмотрел на распластавшегося ребёнка.

— Действительно, вывалился! Ну-ка вставай, вставай!

Папа подхватил Вовку и поставил на ноги.

Детская площадка утопала в солнечном свете. Мимо Вовки, потрясая землю, проносились взрослые дети, которые казались ему настоящими великанами. Голова кружилась от многоголосого визга, пестроты платьиц, штанишек, шапочек, игрушек, колясок и одуванчиков. Кто-то огромный съехал с горки и прыгнул в песочницу, подняв настоящую песчаную бурю. Вовка схватил свое ведёрко и, разбрасывая ноги в стороны, побежал к маме.

Как же славно было на его душе в этот момент! Вокруг расстилался необъятный, бесконечный мир.

И каждая деталь этой приветливой бесконечности, казалось, по-своему улыбается ему.

Высоченная, до самого неба, мама поймала разбежавшегося Вовку и подкинула выше собственной головы. Огромная детская площадка вдруг уменьшилась. Вовке стало так невыносимо смешно, что он закатился громким хохотом, который было слышно, наверное, даже на соседней детской площадке.

— Саидка! — крикнула маленькая и чернявая тетя Гуля своему шустрому, как обезьянка, сыну. — Ты зачем Вовика из песочницы вытолкнул? Вот я тебе задам!

Саидка, разинув рот, на секунду призадумался. Но тут же, забыв об опасности быть наказанным за непослушание, ловко подхватил ничего не подозревающую девочку и как ни в чём не бывало вышвырнул её за пределы песочницы.

— Моя песочница. Мой песок, — недовольно прогудел Саидка и направился к своей следующей жертве.

Елизавета Новикова

Цыпляндия

Соколов внимательно посмотрел на небо и вздохнул.

Закрыл глаза, открыл — чёрт бы побрал этот проклятый ремонт. В сентябре придётся искать новую работу, любимая девушка ушла, кухню еще полгода назад затопили жильцы сверху, а стёкла в комнатах выбило известно в результате каких событий. Радости от того, что взлетел на воздух не его дом, а соседний, уже не ощущалось. И еще дико хотелось есть. Собственно, Андрей и выбрался в ночник — так он называл круглосуточный продуктовый — за едой. Купить котлет каких-то, что ли, хлеба, чтобы быстро и не отравиться.

Оживленная вином продавщица предложила ему булку и загадочную «Цыпляндию». "Цыплячьей страной" оказались куриные котлетки в сухарях. "Пусть «Цыпляндия», — решил Андрей и достал деньги.

Вскрывая упаковку куриных котлет на кухонном столе, Соколов обратил внимание на мелкие буковки по периметру крышки — "ИЧП «Григорян». Ул. Гурманова, 17". Забавно, 17-й дом взорвали неделю назад, а труженики куриного цеха в предсмертной агонии успели-таки выпустить партию котлет-окорочков! И превкусных, только следить, чтоб не подгорели. "Всё, что осталось от дома, фактически лежит передо мной, на тарелке… Зик транзит глория мунди", — философствовал Андрей, копаясь вилкой в котлете.

Съев котлеты и допив невкусный чай, Андрей заметил, что его прямо-таки неудержимо клонит в сон. С трудом — руки не слушались, и ноги не шли — он доволок до дивана плед, скинул тапки и, не раздеваясь, упал на подушки. Отключился.

Ему снился сон. Он пошёл выгуливать собаку, и на детской площадке за домом — полянке со снесёнными качелями, прогнутым турником и расхищенной песочницей — к нему подошёл пожилой такой дедушка. Странный. Как присыпанный пылью, и от него — во сне он воспринимал запахи скорее как цветовые пятна, поэтому дед казался серо-коричневым с прозеленью — очень сильно пахло, даже воняло. Въедливый запах сырости, строительных материалов и гниения. Руки у дедушки были словно изъедены какой-то потусторонней молью. Губы старика двигались безостановочно, но Соколов запомнил только нелепую речь про куриные окорочка. "Котлетки, котлетки твои, цыпочки, вкусные", — втолковывал дедушка, но потом вдруг его настрой изменился, и он стал махать иссохшими ручками в сторону пустыря, где высился неделю назад злополучный погибельный гурмановский дом. "Убили, нельзя, убили", — вопил дедушка, — "как вы обманом, так и я"; "своё получите, умоетесь слезками кровавыми" — особенно это в чём-то былинное обещание запало в соколовскую душу.

Кажется, дед говорил долго, Соколов, не зная, как себя вести, прибито молчал. Наконец дед, ворча: "Попляшете, расплата, ужо вам", достал из кармана визитку и протянул Соколову. "Надо позвонить, сказать, от Ивана Ильича", — повернулся спиной к Соколову. Дальше во сне последовал маленький провал, и Андрей увидел себя в своей кухне, над столом с неубранной тарелкой и чашкой с остатками чая. Вынул из кармана визитку. Всё.

Андрей проснулся, повертел головой, проверяя, правда ли он проснулся и всё ли в мире осталось по-прежнему. Вроде бы ничего не изменилось. Зато в кухне ждал приятный сюрприз. Около грязной тарелки лежала пришедшая из сна визитка. Соколов усмехнулся, приподнял её и прочел вполне земной, посюсторонний телефон и фамилию директора пищевого комбината Нагайцева А. В.

"Логично. Позвонить и сказать — от Ивана Ильича. И посмотреть, что будет. А не будет, думаю, ничего. Потому что так не бывает. Бред, наваждение. Галлюцинация. Но очень реальная. Сам вчера положил на стол и забыл".

Соколов выжидающе посмотрел на телефон, ещё раз — на визитку и набрал номер. "Занято. Вот и слава богу".

Ни выпитый кефир, ни пресловутые куриные котлетки не принесли облегчения. Свербила мысль о том, что позвонить снова необходимо, иначе весь день уйдет псу под хвост. На работу (её нет) можно не спешить, спешить некуда, попробовать разве ещё раз позвонить… На этот раз, после нескольких гудков, трубку взяли. Нормальный, довольно басовитый мужской голос в трубке произнес: "Вас слушают". Соколов так и увидел картину: белый до одури кабинет, белые шторы на окнах, за окном — шум железной дороги и гудки паровоза. На столе — графин и пепельница, на стуле — человек в костюме, деловитый и серьезный… И Соколов ответил в трубку: "Алло, здравствуйте… — Помялся, — Я от Ивана Ильича…" — и выжидающе замер. Трубка, тоже помолчав, произнесла: "Девятая улица Соколиной Горы, дом 22, 2-й этаж, 23-й кабинет. С паспортом и двумя фотографиями. Сегодня в два".

Правильно расценив недоуменное молчание Соколова, добавил: "Вас. Жду". И положил трубку.

Кабинет оказался не белым, а игриво-голубым: обои, шторы, мебель — и за окном тоскливые трубы промышленных окраин. Зато Нагайцев А. В. не обманул ожиданий — он оказался высоким мощным мужчиной, эдаким мужиком (Соколов даже почему-то подумал, что ребёнком его привезли в Москву из какого-нибудь Киржача). Нагайцев говорил с лёгким акцентом: он подволакивал гласные, отчего речь его приобретала несколько инопланетный оттенок.

Секретарша внесла поднос с кофе. Соколова усадили в кресло напротив мощного стола, и Нагайцев, пристально глядя в напряжённое лицо Андрея, произнёс: "Ну, сначала о деле. Мне вас рекомендовали как отличного технолога-профессионала. Для начала поработаете пару недель в колбасном цехе. Освоитесь. Оклад на испытательный срок — 300 долларов. Нина выпишет вам пропуск. С завтрашнего дня к восьми утра прошу в цех номер 6. Вам всё расскажут. Паспорт и фотографии — на стол. Удачи".

Соколов покорно достал слегка дрожащими руками документы.

Вернувшись домой, он прилёг на матрас и задумался — в сущности, сбывалась каким-то магическим непонятным образом его детская мечта. В юности он закончил кулинарное училище, даже проработал какое-то время в кафе — специализировался на первых блюдах и подливах. Потом работа как-то потускнела, приелась, его начал раздражать запах дешёвой столовской еды, который шёл от его свитера и брюк. Казалось, даже носки предательски пахли кухней. Жанну злила его работа и низкая зарплата, он ушёл. Собственно, так кончилась его мясная карьера. Надо было пройти почти десятку лет, чтобы ему предложили опять вернуться к любимому делу. Тем более, вскинулся Андрей, запах кухни не будет преследовать его снова: его место не у плиты, а у фаршемешальных и фасовочных машин. Или как они там называются… Ехать до цеха близко, деньги нужны… Короче говоря, никаких противопоказаний к приёму работы не выявлено.