Супергрустная история настоящей любви - Гари Штейнгарт

Голдманн-Навсегда: Короче, я записал нас обоих на летний курс в Парсонс-Ихва.

Юни-сон: Это чудесно, но летний семестр уже начался.

Голдманн-Навсегда: Они сделали исключение. Нас будет только двое. Хотя, может, не стоит говорить Ленни. Ха-ха.

Юни-сон: Спасибо вам огромное, но я не могу себе это позволить.

Голдманн-Навсегда: ЧЗХ? Я уже все устроил.

Юни-сон: Вы очень добры, мистер Голдманн. Но мне, наверное, сейчас лучше работу поискать.

Голдманн-Навсегда: Как ты меня назвала?

Юни-сон: Прости!!! То есть Джоши.

Голдманн-Навсегда: То-то же. Короче, ты так прекрасно нарисовала резуса, я не хочу, чтоб ты прохлопала свой талант, Юнис. Ты суперодаренная. Может, это странно прозвучит, но ты как бы напоминаешь мне меня, когда я был моложе. Только ты симпотнее. Я был ужасно злой вьюнош, пока не понял, что необязательно умирать. Некоторые из нас особенные, Юнис, им не нужно поддаваться Заблуждениям Чистого Бытия. Может, ты тоже особенная, а? Короче, я могу тебе помочь найти работу, так что не беспокойся. И вместе поучимся. Будет круто!!! Нарисуешь Ленни в виде разных животных и подаришь ему осенью на день рождения.

Юни-сон: Я как раз думала, что бы ему подарить.

Голдманн-Навсегда: Идиольно! Ладно, улетаю, напиши мне поскорее про курсы. Для нас двоих учителя из Парижа заказали.

Юни-сон — Зубоскалке:

Милая Прекрасная Пони,

ЕБАНЫЙ НАХУЙ В РОТ!!! Ладно, спокойно, спасай меня, спермартышка. Ладно, ты там сидишь? Короче, мы с Ленни пошли в гости к его боссу, чудесная олдскульная квартира, прямо парижская. Так изысканно обставленная, и не слишком типично Медиасамцовая, как будто он по правде вникал, когда обставлял. Для него даже целую улицу закрыли. И его босс — он ТАКОЙ чудесный. Глава огромной компании, которая помогает людям выглядеть гораздо моложе. Ему за семьдесят, но он выглядит как младший брат Ленни, только красивее. Помнишь, мы в детском саду порно смотрели? Где старик пристает к подросткам на пляже. Как оно называлось? «Стариковские выкрутасы», да? Вот примерно такой, голова бритая, только симпатичнее и моложе.

Короче, босс Ленни говорит, в нем такие микророботы, они восстанавливают мертвые клетки, но это чушь какая-то. Наверняка он просто делал много пластических операций, и собой занимается, и качается трижды в день (В ОТЛИЧИЕ ОТ ЛЕННИ!). И, в общем, мы у него тусовались, я столько вина не пила с самого Рима, и меня слегка повело, а этот парень, мистер Голдманн, он на меня все время смотрел, и у него лицо было симпотное и похотливое, типа, он хочет меня отшлюшить, но нежно, как будто я одновременно его дочь и секс-игрушка. Он такой безбашенный охламон (у него раньше был живой моноспектакль на сцене, и он рисует чудаческие картинки со старухой, у которой на лобке волос целый лес — БР-Р!), и мне прямо хотелось на колени ему, что ли, прыгнуть. Я от этого как бы слегка повлажнела, до того он был обезоруживающий и умный и легкий и попросту веселый, Ленни таким больше не бывает. Я стала немножко потеть и УЖАСНО стесняться. У меня бедра жирные, они когда соприкасаются, как будто, блин, целуются. ЧМОК! ЧМОК! ЯДМОСОВ!!! Надо худеть НЕМЕДЛЕННО, в пожарном порядке. Больше никаких белков с углеводами, хотя вот мистер Голдманн много всего говорил про концентрированные белки. Короче, на этой неделе буду есть только это низкокалорийное корейское мороженое с фасолью, а вместо ужина выпивать пять стаканов воды.

А потом мы с Ленни поехали домой и всю дорогу обнимались, потом еще был Волшебный Час Пизды и все такое, но я постоянно думала про Джоши Голдманна. БЛИН! Что со мной такое? Можно подумать, Ленни недостаточно стар. У меня прямо комплекс харабоджи [79]! Ха-ха! Надо спросить Сэлли, нельзя ли стажироваться в гериатрическом отделении этой больницы, где она волонтерствует. И мне, видимо, было так стыдно, что я все твердила Ленни, как хочу за него замуж! Короче, на следующий день написал Джоши (он хочет, чтоб я его так звала), и он говорит, МЫ БУДЕМ ВМЕСТЕ ЗАНИМАТЬСЯ ЖИВОПИСЬЮ в Парсонсе, только я, он и какой-то французский преподаватель. И, типа, не надо рассказывать Ленни, что нас там только двое. Это вот он заигрывает, как думаешь? Что мне делать? Он босс моего парня, Пони!

А, и он сказал, что может найти мне работу в Рознице, типа, в «ПОПЫшности» или что-нибудь такое. Он очень могущественный. Суть в том, что он, типа, лет на 40 старше Ленни, но в нем все равно живет ребенок, только очень развитый. Любит веселиться и всеми командовать и наверняка может оплатить все мои счета в «ОбъединенныхОтходах» — ХА-ХА-ХА! Шучу, шучу. Но с другой стороны, мне проще с ним коннектиться, чем с Ленни, хотя он почему-то не таскает с собой эппэрэт и я не могу найти его профиль. Господи боже, пизда-пиньята. Пожалуйста, скажи мне, что я плохо себя веду, и вправь мне мозги, пока я опять со старикашкой не спуталась.

В общем, еще одно важное: я виделась с отцом, и это было странно, но как-то слегка подлечило мне сердце. У него и правда больше нет пациентов, и он спросил Сэлли, не надо ли помочь в каком-нибудь лагере НИИ, и она послала его на Томпкинс-сквер, а потом как бы «подстроила», чтоб мы там встретились. Вечно играет хорошую дочь, которая мирит семью.

Такой вдруг случился дождь, что смыло всю еду со столов, а кто-то пожертвовал три окорока, поэтому люди плакали. На той неделе одна старушка умерла от инфаркта, а «скорые» туда больше не ездят плюс ни у кого нет ваучеров на Медобслуживание. И папа такой прилетел всех спасать. Полдня бесплатно проводил осмотр. И сначала Дэвид на него рявкал, пытался командовать, это важнее или то важнее, а папа на него смотрел, как вот на меня смотрит, только не говорил ничего. И Дэвид такой: ну лаааадно. Папа привез эти свои медицинские прибамбасы, и так странно было: он идет по лагерю, старый харабоджис огромным коричневым портфелем, который мама ему на 60-летие подарила, весь из себя невинный и безобидный, а я думаю: и вот ЭТОТ человек разрушил мою жизнь?

Он сказал, что у всех серьезное недоедание, и мы поехали в новый «Х-март» на Второй авеню, купили гору продуктов, которые не портятся, типа, 1000 ттоков, морскую капусту (не очень вкусную) и эти крекеры нори, типа, вагон, мы все это привезли в парк на такси. Очень странно, я в детском саду ужасно стеснялась, что у меня в коробке для завтрака лежит вот такое, а теперь мы этим кормим бедных американцев. С папой вышел отличный шопинг, он на меня ни разу не накричал. И сама знаешь, какой он добрый с бедными пациентами. Он даже играл с детьми в палатке «Занятия», как он играет с Мён-хэ в Калифорнии, будто он самолет, который летит в Сеул, и она забирается на борт, а потом пристегивается, а потом подают еду (опять ттоки!), а потом при посадке он говорит: «Спасибо за то, что выбрали „Дядины авиалинии“. НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не оставляйте свои вещи в салоне, договорились?» Они с Дэвидом болтали о Писании, типа, часов десять, и я видела, что Дэвид под впечатлением, потому что папа хлещет всякими цитатами из Римлян, типа, помогать НИИ — это как «иду в Иерусалим, чтобы послужить святым» [80], и мне понравилось, потому что Дэвид и другие бедные получаются как святые, гораздо лучше, чем эти надутые медийные уроды, с которыми тусуется Ленни. Им пришлось от дождя накрывать брезентом остатки бобов с Четвертого июля, и Дэвид хотел позвать других, чтоб помогли, но папа — он же как упертый бульдог, от помощи отказался, и они с Дэвидом все сделали вдвоем, такие двое надежных сильных мужчин, хоть я и переживала, что папа простудится.

И это странно, но я почти подумала, что, может, вот здесь и есть моя семья, без мамы и без Сэлли. Может, надо было мне родиться мальчиком, а? Я знаю, тебе не нравится Дэвид и вообще Армия Азиза, но потом, когда они закончили, папа мне сказал, что Дэвид очень умный, и какой стыд, ЧТО эта страна делает с такими людьми, посылает их в Венесуэлу, а потом ни бонусов, ни Медобслуживания.

Должна сказать, по-моему, у папы больше общего с Дэвидом, чем с Ленни. Это вот как наши отцы — выросли в Корее после войны и знают, каково это, когда ничего нет и надо выживать своим умом. Короче, я боялась, что папа заговорит про Ленни, и в какой-то момент он чуть было не заговорил, потому что мы остались одни, а он очень меняется, когда мы одни, маска спадает, и он давай твердить, как я подвела его и маму, но он только и спросил: «Ну, как у тебя дела, Юнис?»

И я, блин, чуть не разрыдалась, потому что он в жизни у меня об этом не спрашивал. Я такая типа: «Угу, нормально, угу», — и не могу дышать, и не понимаю, отчего — оттого что счастлива или мне страшно, потому что он так окончательно спросил, как будто больше никогда меня не увидит. И я такая про себя: интересно, что он сделает, если я ему сейчас на шею брошусь? Я каждый раз боюсь, когда уезжаю от родителей, потому что отец напоследок вечно меня ругает, всегда говорит какую-нибудь гадость в машине по дороге в аэропорт, но я вот думаю: может, втайне он просто хочет законнектиться со мной, пока я не улетела и не бросила его ради какого-нибудь Ленни. Такое вот было ощущение, когда мы шли из парка, и я ляпнула: «Пока, папа, я тебя люблю», — и убежала домой, и слава богу, что Ленни не было, потому что я рыдала три часа, пока он не вернулся к ужину, и я совсем не хотела быть с ним в ту ночь.