Роман с куклой - Татьяна Тронина

– Да. А кто вам нужен?

– Я историк, я прибыл сюда для научных изысканий, – подумав, вычурно изрек Михайловский. – Вы не подскажете, кто мне сможет сдать комнату на время? Я, разумеется, заплачу!

– Комнату? – Девица почесала веснушчатый нос. – Мы сможем. У нас есть очень хорошая комната! – почти угрожающе воскликнула она. – У Семенихи теленок в избе – так не продыхнуть! У Никишкиной места нет, у других вообще бардак… И мы недорого возьмем!

– Хорошо, я согласен.

– Идемте… Нам во-он туда! – Девица зашагала рядом с Михайловским, с любопытством разглядывая его. – Так вы ученый, да?

– Не совсем. Я беллетрист… то есть писатель.

– Писа-атель… – завороженно повторила девица. – И откуда вы?

– Из Москвы.

– Мама дорогая… Из Москвы! – Судя по всему, девица была просто потрясена. – А фамилия ваша как?

– Михайловский. Даниил Петрович Михайловский.

– Врете, – выдохнула та и вцепилась ему в рукав куртки. – Однофамилец?

– Чей, простите, однофамилец?

– Так у меня книжка дома есть! «Последняя любовь императора» называется – про царя Александра Второго и эту… Катю Долгорукую! Отец лет пять назад привез, когда в Иркутск ездил, по делам…

– Это моя книга, – удивленно ответил Михайловский. – Вот уж не думал, что меня будут читать в таких далеких от Москвы краях.

– Ваша?.. Значит, вы – тот самый?!! О-о-о– о-о… – застонала девица от избытка чувств. – Значит, я сейчас живого писателя вижу? О-о-о-о-о…

– Ну, почти живого… – засмеялся он и провел ладонью по опухшему лицу. – А у вас умыться можно будет?

– Конечно, можно! – закричала девица. – У нас все можно! Да я вам баню растоплю! И вообще… Отец с ума сойдет! Ну как же, такой гость… Из Москвы… Даниил Петрович, живой… – Она еще раз потрогала его за рукав. И вдруг покраснела. Неожиданно стала степенной и тихой. – А меня Тоней зовут. Антонина я, то есть… А отец мой – Иван Платонович Силин.

– Лесник?

– Да, точно! Вы о нем слышали? Ну да, его тут все знают! Вот он обрадуется, что у нас такой гость… У нас ведь красота необыкновенная, а воздух… Наверное, в Москве он совсем другой, да?.. – важно говорила Тоня. – Мне уже двадцать два года. Я в Иркутске на медсестру училась, а потом сюда вернулась. Там… – Она поморщилась и затрясла головой. – …словом, я не смогла там. А вам сколько лет, если не секрет?

– Тридцать девять.

– О-о… ну, хотя вы еще не старый, – тут же поправилась она. – Я ведь, если честно, думала, что вы старик и, может быть, вообще умерли… Ну, в том смысле, что вы жили давно и давно писали свои книжки! А вы… – Тоня стрельнула в Михайловского таким взглядом, что ему стало не по себе.

Со стороны к ним медленно ехал милиционер на лошади. Тоня моментально надула губы и сделала непроницаемое лицо.

– Участковый инспектор, старший лейтенант Федулов… – хмуро сказал милиционер, спрыгнув с лошади. Довольно молодой, темноволосый, неулыбчивый, в выгоревшей на солнце форменной рубашке. – Ваши документы…

– Андрон Георгиевич, это писатель из Москвы! – мстительно произнесла Тоня. – А вы с ним так… Он у нас будет жить, между прочим!

– У вас, Тоня? – Участковый, пролистав, отдал Михайловскому его паспорт и помрачнел еще больше.

– Не Тоня, а Антонина Ивановна! Даниил Петрович, к вашему сведению, прибыл сюда специально из Москвы для этих… – Тоня смешно наморщила лоб. – Для научных изысканий, вот!

– Ну-ну… – пробормотал Федулов и снова вскочил на лошадь. – У нас много чего интересного…

Когда он уехал, Тоня повернулась к Михайловскому и сказала шепотом, словно открывая страшную тайну:

– Он дурак. Вы не обращайте внимания, Даниил Петрович!..

– Да все в порядке, Тоня, это ж его работа!

Изба у Силиных оказалась довольно чистой, на окнах стояли полевые цветы, занавески из обычной бязи… Холодильник использовали вместо шкафа, а телевизор – вместо тумбочки. И все потому, что в деревне уже давно не было никакого электричества.

– А людей в деревне много? – поинтересовался он.

– Да нет… Повымирали все, – вздохнула Тоня. – Одни старухи остались. Мужики все от пьянства повывелись, а молодежь разъехалась. Одна я только из молодежи осталась!

– А участковый?

– Ой, он не нашенский, из другой деревни! – презрительно отмахнулась Тоня. – Просто у него участок очень большой. Вот и ездит туда-сюда… Я только одного не понимаю – чего он к нам-то, в Синичку, ездит? У нас, слава богу, мир и порядок… В другом месте проверки бы свои проводил!

– По-моему, вы ему нравитесь, Тоня, – улыбнулся Михайловский.

– Ой, ну вот только этого вот не надо… – сморщилась она. – Нравлюсь я ему! Он же… он же как рыба, он… холоднокровный – вот он кто! Молоко от одного его вида скисает!

– А отец твой где? – Михайловский решил сменить тему.

– Отец лес обходит. У него участок тоже – ого-го! Браконьеров ловит, пожары предупреждает, больные деревья рубит, молодые сажает… да мало ли у лесника дел!

– И не скучно тебе здесь, Тоня, одной-то?

– Немного, – честно сказала она. – Но в городе все равно хуже… Я вот книжки читаю. У отца Стратилата библиотека есть. Я в Бога не верю – атеистка я, но отец Стратилат хороший…

– Я хочу с ним познакомиться. Отведешь меня к нему завтра?

– Ой, ну конечно!

Поздно вечером вернулся из леса отец Тони Иван Платонович. Совершенно лысый, с белесыми бровями, в защитной форме зеленого цвета, с ружьем через плечо… Появлению гостя в доме ничуть не удивился, стал угощать Михайловского смородиновой наливкой:

– Сам-то я не пью, а вы попробуйте…

То ли от наливки, то ли от того, что сказывалась усталость, Михайловский этой ночью уснул мгновенно, едва только лег щекой на ситцевую подушку. И какой сон ему приснился этой ночью – не запомнил, только осталось от него наутро ощущение печали и одновременно – тихой радости…

Тоня принесла ему утром миску дымящейся вареной картошки и большую кружку молока.

– Вот, позавтракайте, Даниил Петрович! Вы, наверное, совсем к другой еде привыкли, но у нас сейчас только это. Я потом вам рыбы наловлю. Вы как к хариусу относитесь?

– Положительно, – кратко ответил он.

– У нас река тут есть неподалеку – тоже Синичкой называется. Озеро еще есть… А вон там, в той стороне… – Она махнула рукой, указывая направление. – Там Байкал. Но это далеко… Может, сходим туда когда-нибудь? Красотища – неописуемая!..

– Сходим, – так же кратко обещал Михайловский. Тоня сидела напротив и с такой нежностью, с таким восторгом глядела на него, что опять мурашки по спине побежали.