Роман с куклой - Татьяна Тронина

Телевизор не смотрели, радио не слушали, к прочим благам цивилизации относились скептически. Была в поселке обычная школа…

Михайловский знал, что старообрядчество появилось на Руси после церковной реформы, которую провел патриарх Никон. Старообрядцы посчитали, что церковное обновленчество – симптом близящегося конца света, и, чтобы не связывать себя с «дьявольской», как они считали, властью, стали основывать скиты в труднодоступных районах России.

Еще Михайловский знал, что кержаки неохотно идут на контакт с людьми с «большой земли», а если приходится, то после общения с ними очищают себя с помощью молитв, а посуду, из которой пьют-едят гости, разбивают. Им нельзя пить, курить, нецензурно ругаться, кричать на детей, жить не трудясь.

Много чего знал о кержаках историк Михайловский – в теории, но на деле оказался поражен совсем другим. У этих людей, живших в Шарыгине, были какие-то особенные лица. Словно ожили старинные фотографии…

Это был тот самый русский генотип, который почти затерялся – особая выразительность глаз, одухотворенность лиц. Эти люди все время улыбались – такой доброжелательной, с хитринкой, улыбкой. И ни малейшего повышения тона в разговоре, никакого намека на нервозность. Только мягкие интонации, спокойный голос. Первое время Михайловский никак не мог привыкнуть к этому.

– А медведи тут есть? – как-то спросил он.

– Есть. Хозяин он нашей тайге, к тому же неглуп и зря на человека не идет. В прошлом годе случай вот был, – стал рассказывать Федор. – Женщины малину собирали, одна и вышла на спящего мишку, вскрикнула и – в обморок. Мишка встал, понюхал, перевернул на спину, лизнул лицо – та очнулась. Ни жива ни мертва! А мишка высыпал ей на грудь собранную малину и удалился… Вот оне какие бывают!

– А что, Федор, детям запрещаете дальше учиться?

– Нет, Петрович, кто хочет, тот учится. Запретов нет! Главное только – избегать излишеств… А мы как-то и не рвемся учиться. Вот научились от топора, от топора и живем. Дед отца научил, отец нас – это наш университет.

– Нет, я бы тут долго не смог прожить, – честно признался Михайловский. – Уж больно много мошкары! Оводы какие-то, комары, гнус… Да на мне места живого нет!

– Это и хорошо, – не согласился Федор. – Кабы не мошкара эта, защитники наши, – уж давно б разграбили тайгу, леса все вырубили, туристы все мусором забросали… А если неймется тебе, Петрович, так ты дальше иди. Чего на одном месте-то стоять!

– Как – иди? – удивился Михайловский. – Мне ж геологов дождаться надо, оборудование у них взять, потом идти с ними до деревни Синичка… А в Синичке я бы проводника себе нашел и двинулся бы дальше один. Ну, если б нашел в деревне то, что искал.

Федор задумался.

– Плохой у тебя план, Петрович.

– Это почему же?

– А ну, как не придут твои геологи? А ну, как обманули тебя, или еще какое недоразумение случилось? И еще – в Синичке ты проводников не найдешь.

– Почему? – окончательно растерялся Михайловский.

– Да потому, что там одни старики остались! Лесничий есть, я его знаю – Иван Платонович Силин, хороший мужик, а боле из молодых – никого. Да, батюшка там есть, отец Стратилат… Не из наших Синичка будет, а из ваших.

– Не староверы, что ли, в ней живут?..

– Не, не староверы… Мы к ним не лезем, и они к нам не лезут. Сколько уже было соборов, чтобы нам соединиться, но пока что-то не получается. Уж больно много погрешностей у вас, у новообрядцев! Вот, помню, собрались как-то староверы и новообрядцы. Староверы говорят: «Мы старые. Наши законы старей». А новообрядцы: «А нас много». И больше ничего придумать не смогли. Ну, на том и разошлись…

– Погоди. Ты говоришь, священник там есть. А церковь? – с волнением спросил Михайловский. – Есть там церковь, старая такая, с позапрошлого еще века?..

– Да вроде… Николая Чудотворца, что ли?

– Она!

– Да вроде…

Михайловский задумался. Он жил здесь больше недели, и пока – без всякого результата. А что, если Федор прав – и не дождется он никого?..

– Как, ты говоришь, до Синички добраться?

– Пожалуй, сначала на лошади до узкоколейки. Лошадь я тебе дам, провожу. А дале – на узкоколейке. Работает она раз в день или через день… Ну, а потом – пешком, километров десять всего будет, – сказал Федор.

…Название деревни Синичка Михайловский в Москве суеверно скрывал ото всех. Таежная деревня Синичка была главной целью его путешествия, именно в ней надо было искать дневник прапорщика Гуляева.

Михайловский боялся, что, кроме него, ринутся туда другие люди – те, которым блеск золота затмевает все. Они опередят его, отнимут у него тайну. Лихие люди, люди без принципов!

Синичка была целью его путешествия и вместе с тем – трамплином к новым поискам. Если в деревне он найдет дневник, а в нем прямые указания на то, где надо искать золото адмирала, то Михайловский пойдет дальше. Пойдет до конца – и плевать на всякие мелкие неурядицы. Голый, босый, без копейки денег – он сделает то, что задумал, ничто и никто его не остановит…

Но, только добравшись до деревни с милым названием Синичка, Михайловский понял, что не всякий сможет повторить этот путь и конкурентов ему бояться незачем. Это была такая глухомань, что и представить страшно…

Искусанный мошкарой, с опухшим лицом, весь в грязи, с ноющими ребрами (умудрился свалиться с лошади), со стертыми ногами, Даниил прибыл наконец в Синичку. От запаха багульника, пропитавшего всю тайгу, у него болела голова.

Крошечная деревушка с низкими черными избами была теперь перед ним как на ладони. Тишина, которую изредка нарушал петушиный крик. И вдали – вытянувшаяся вверх колокольня из белого камня. Когда Михайловский увидел церковь, сердце его замерло, а потом забилось сильнее.

Он закрыл глаза и представил, как напишет об этом своему сыну. Сережка, наверное, уже давно ждет вестей от него… Он с таким энтузиазмом отнесся к идее отца, он тоже верит в успех. Михайловский представил еще, как расскажет об этом Еве… Стоп, стоп, стоп! Никакой Евы не было. Ева давно исчезла из его жизни. Ева – главная ошибка в его жизни… Наваждение, кошмар – вот что такое эта самая Ева!

Навстречу по узкой тропинке спускалась девушка в выцветшем оранжево-красном платье и посеревших от пыли домашних тапочках. Курносая, веснушчатая, светлые волосы убраны высоко в хвост, который мотается из стороны в сторону при ходьбе.

Увидев Михайловского, она остановилась, сделала ладонь козырьком.

– Эй, вы кто?

– Добрый день, – вежливо сказал Михайловский, понимая, что выглядит сейчас, после долгого пути, не самым лучшим образом. Опухший, заросший щетиной дядька, вылезший из леса… – Скажите, это ведь деревня Синичка?