Второе поколение - Маргарет Уэйс

Маг осторожно открыл глаза.

И тут же закрыл их снова.

Солнечный свет, льющийся через маленькое круглое окно, пронзил мозг, как стрела, глаза тут же взорвались болью.

Нары качнулись вновь, и Палина опять начало рвать.

Когда он несколько оправился и решил, что не умрет в ближайшие десять секунд — о чем очень сожалел, — юноша уговорил себя снова открыть глаза.

Это ему удалось, но ценой страшного приступа рвоты. К счастью — или сожалению, — желудок был уже совершенно пуст, и вскоре Палин смог кое-как отдышаться и оглядеться. Лежал он, как и предполагал, на нарах. Они были приделаны к вогнутой деревянной стене небольшого помещения и задуманы как грубая кровать. Вдоль стен странной формы тянулось еще несколько нар, и там Палин увидел своих братьев, лежащих без сознания, связанных, как и он, по рукам и ногам. Другой мебели в помещении не было, кроме нескольких деревянных сундуков, которые почему-то странно елозили по тисовому полу.

Палину стоило лишь раз взглянуть сквозь маленькое круглое окно напротив, чтобы самые худшие подозрения подтвердились. Вначале он увидел лишь синее небо, белые облака и яркий солнечный свет. Затем нары, на которых он лежал, рухнули — как ему показалось — в пропасть. Мимо со скрежетом пронеслись сундуки, словно убегая от него. Синее небо и облака исчезли, сменившись зеленой водой.

Снова закрыв глаза, Палин перекатился на другой бок, чтобы хоть немного облегчить боль в сведенных мышцах, и прижался виском к прохладному сырому дереву неказистой кровати.

Или, может, ее следовало называть койкой?

«Кажется, так она называется по-морскому,— горько подумал юноша. — Да, так называют кровать на судне. А как назовут тут нас? Галерные рабы? Прикованные цепями к веслам... Надсмотрщик с кнутом, сдирающий кожу и мясо со спин...»

Движение корабля изменилось, сундуки полетели в противоположном направлении, небо и облака снова прыгнули в иллюминаторе, и тут маг понял — его сейчас снова вырвет.

— Палин... Палин, ты как, нормально?

Голос, полный страдания, вернул юношу в сознание. Превозмогая боль, Палин открыл глаза. Должно быть, он уснул, хотя как можно было спать с таким шумом в голове и бунтующим желудком!

— Палин! — Голос стал тревожным.

— Да, — медленно произнес юный маг. Говорить было трудно: язык стал шершавым, а во рту поселился такой привкус, словно там переночевал целый клан овражных гномов. От этой мысли живот скрутило так, что юноша решил в дальнейшем избегать подобных метафор.

— Да, — повторил он. — Я... хорошо...

— Хвала Паладайну! — простонал — теперь Палин был в этом уверен — Танин. — Клянусь Богами, ты был такой бледный, что я подумал, ты умер!

— Жаль, что это не так, — с чувством сказал младший брат.

— Понимаем, что ты имеешь в виду, — сказал Стурм — очень унылый и несчастный Стурм, если судить по голосу.

Палин перекатился так, чтобы видеть братьев. «Если и у меня такой вид, — подумал он, — неудивительно, что Танин решил, будто я умер». Оба молодых человека были бледны, несмотря на загар, причем бледность имела зеленоватый оттенок, а на полу имелись достаточные свидетельства того, что обоих сильно тошнило. Их рыжие кудри свалялись, одежда промокла. Оба лежали на спине, со связанными грубыми кожаными ремнями руками и ногами. У Танина на лбу красовался огромный синяк и вдобавок кровоточили запястья — он явно пытался освободиться, но безуспешно.

— Это все я виноват, — уныло сказал Танин и застонал, когда вновь подкатила волна тошноты. — Какой я глупец! Не увидел ловушки!

— Не приписывай все себе, Большой Брат, — сказал Стурм. — Я делал то же, что и ты. Нам бы послушать Палина...

— Нет, не следовало, — пробубнил Палин, закрывая глаза, не в состоянии больше видеть в иллюминаторе небо и воду, которые постоянно менялись местами. — Я вел себя как самодовольный и уверенный в собственной правоте осел, на что вы оба пытались мне указать. — Он помолчал немного, пытаясь понять, вырвет его еще раз или нет. Наконец решив, что не вырвет, добавил: — В любом случае мы вместе. Кто-нибудь из вас знает, где мы и что происходит?

— Мы в трюме корабля, — сказал Танин. — И, если судить по звукам, там у них прикована какая-то большая тварь.

— Дракон? — тихо спросил Палин.

— Может быть, — ответил Танин. — Я помню, как Танис описывал черного дракона, который напал на них в Кзак Цароте. Он слышал тогда бульканье и шипение, будто вода закипала в огромном чайнике...

— Но для чего на корабле нужен дракон на цепи? — неуверенно возразил Стурм.

— Есть много причин, — проговорил младший, — и почти все мерзкие.

— Вероятно, чтобы держать рабов, таких как мы, в повиновении. Палин, — произнес Танин тихо, — ты можешь что-нибудь сделать? Я имею в виду — освободить нас при помощи магии?

— Нет, — горько ответил юный маг. — Компоненты заклинаний пропали, да если бы и были, мне ничего с ними не сделать, когда руки связаны. Мой посох... Мой посох! — вдруг вспомнил он с ужасом и судорожно задергался, оглядываясь по сторонам, затем облегченно вздохнул. Посох Магиуса стоял в углу, прислоненный к переборке. Он почему-то не двигался, когда судно кренилось, совершенно не подчиняясь законам природы.— Посох мог бы помочь, но все, что я умею,— признался юноша со стыдом, — заставлять его светиться. Кроме того, — добавил он, устало ложась снова, — у меня так болит голова, что я едва помню, как меня зовут, не говоря уже о заклинаниях.

Молодые люди мрачно умолкли, задумавшись. Танин снова поборолся с кожаными ремнями, затем сдался. Кожу предварительно размочили, и, высохнув, путы съежились так, что никакой надежды на спасение не было.

— Похоже, мы оказались пленниками этой вонючей дыры...

— Пленниками? — загремел голос. — Должниками, но не пленниками!

Наверху открылся люк, и показалась невысокая плотная фигура в ярко-красном бархате, которая свесила вниз голову с черной бородой.

— Вы мои гости! — энергично прокричал Дуган Красный Молот, глядя на троих братьев. — И счастливейшие из людей, поскольку я избрал вас сопровождать меня в великом походе! В поисках, которые прославят вас на весь мир! В походе, по сравнению с которым все мелкие приключения, случившиеся с вашими родителями, покажутся кендерским ковырянием в помойке!

Дуган так сильно нагнулся, что его лицо сделалось красным от натуги и он чуть не свалился в трюм.

— Мы не отправимся ни в какой поход с гномом! — рявкнул Танин, и на этот раз Палин и Стурм были полностью согласны с ним.

Дуган искоса посмотрел на них сверху вниз и оскалился:

— Хочешь поспорить? Видите ли, парни, это дело чести.

Сбросив веревочный трап, Дуган — несколько неловко — спустился в трюм; карабкаться ему мешало то, что он не видел своих ног из-за огромного брюха. Добравшись до палубы, он немного отдохнул, вынул из рукава камзола кружевной носовой платок и обтер широкое лицо.