Записки прапорщика - Дмитрий Оськин

- Не похвалит вас за это солдат!

- Всегда революционное меньшинство руководит пассивной массой большинства. Мы не можем идти на поводу у солдатских инстинктов.

- Слова-то красивые, товарищ Оцуп, но нам на фронте они не нравятся. Как насчет разрешения собраний?

- Если начальник объявляет солдатам, что надо идти в наступление, а солдатские организации в это время будут созывать свои собрания, то, согласитесь сами, что из этого получится? Собрания могут происходить лишь вне боевой обстановки, а это видно только военному начальнику. Если же командование будет злоупотреблять запретом собраний, то полковым и дивизионным комитетам предоставляется право апеллировать к комиссару армии.

- Комиссар далеко, от полка до армии сотни километров, пока снесешься - всякая надобность пропадает.

- Такова воля правительства. А вы за поддержку Временного правительства? - спросил он меня, смотря в упор своими белесыми глазами.

- Я член крестьянского Совета и представитель крестьянских организаций, а последние, как известно, поддерживают Совет, следовательно, и Временное правительство.

- Я вам рекомендую, - сказал Оцуп, - прочесть письмо Леонида Андреева, адресованное солдатам. Этот большой писатель, демократ до мозга костей, возмущен поражением под Тарнополем, потому и обратился с прекраснейшим письмом к солдатам, в котором честными демократическими словами осуждает их поступок.

- Познакомлюсь.

От Оцупа прошел к Гвоздеву. Гвоздев - небольшого роста шатен с симпатичными карими глазами и нервным тиком. Поздоровавшись со мной, пригласил сесть.

- Из-под Тарнополя? Плохо там у вас?

- Было плохо. Теперь как будто бы восстанавливается.

- Фронт предали.

- Ну, кто фронт предавал? Просто стечение обстоятельств. Разве нашим войскам впервые отступать, особенно когда немцы сосредоточивают свой удар на каком-либо одном участке?

- Что и говорить. А все-таки тут большая доля вины на большевиках, они разлагают фронт.

- А где же вы-то находитесь? Если большевики работают на фронте, то вам тоже следовало бы бросить Петроград и ехать на фронт.

- Здесь, в Питере, они настолько гарнизон обработали, что нам теперь показаться нельзя.

- Тем более, все говорит за то, что вам нужно быть на фронте!

- Знаете, товарищ Оленин, я вижу, что здесь мы толчем воду в ступе; говорим, митингуем, принимаем резолюции, а большевики действуют, и правильно делают. Вот у нас в Совете солдатская секция работу ведет. Какую работу? Такую, которая никому не нужна. Создали комиссию по обсуждению вопроса о демобилизации старших возрастов, - вопрос и разрешится, когда война окончится. Над земельным вопросом тоже работают; я выдвинул мысль, чтобы земля была немедленно передана в ведение земельных комитетов. Нет, видите ли, передать нельзя. Чернов, старый социалист-революционер, лидер Центрального комитета, признанный вождь, и тот приходит и жалуется, что у него в аппарате сплошной саботаж, что обсуждение аграрных реформ производится в Совете министров через час по чайной ложке. Решительности нет. Интеллигентщина сплошная.

- Что же вы не кричите?

- Перед кем кричать? Того не тронь, этого не обижай, а ведь масса не ждет. С Учредительным собранием тоже волокита: решено было собрать на август, теперь отложили на конец сентября. Во Временном правительстве кадетов сидит больше чем надо, свою линию гнут, народники - свою, социалисты-революционеры - свою. А история с введением смертной казни? Ведь это дело рук "революционной" демократии, которая всегда ратовала за ликвидацию смертной казни. Вы были у Оцупа?

- Был. Но он настроен не так, как вы.

- Это чиновник, хочет себе министерский портфель заработать. Он рекомендовал вам письмо Леонида Андреева читать?

- Рекомендовал.

- Он каждому солдатскому делегату рекомендует. Андреев бывший социал-демократ, зарабатывающий десятки тысяч рублей в год своими произведениями, написал сквернейший пасквиль на русского солдата. Вот чем восхищаются наши верхи.

- Вы что же, к левым социалистам-революционерам принадлежите?

- Ни к кому я не принадлежу. И там тоже сплошное политиканство. Больше говорят, чем делают; фраз больше чем надо... Пойдемте чай пить, неожиданно закончил Гвоздев.

- Идемте.

За чаем Гвоздев рассказал о настроениях и работе крестьянского Совета. Председателем в нем Авксентьев, ему дан пост министра внутренних дел. В Совете он демократию разводит, а в министерстве проявляет жесткость администратора: издал циркуляры о недопущении никаких беспорядков в помещичьих экономиях, приказал оставить в неприкосновенности помещичьи посевы, обещал помещикам содействие при уборке урожая.

- А как ведет себя бабушка Брешко-Брешковская?

- Выжившая из ума старуха, нянчится с ней вся наша братия только потому, что она просидела несколько лет в тюрьме и в ссылке. Керенский в Зимний дворец перебрался и бабушку около себя поселил. Плохо дело. Я кляну тот день, когда меня избрали представителем от 8-й армии в состав крестьянского Совета. Лучше было бы на фронте со своим ветеринарным лазаретом ездить...

* * *

Уже пять дней я в Питере. Был в Смольном, где жизнь кипит. Масса представителей с фронта - солдаты, много рабочих, снующих по различным комнатам, получающих литературу, указания, советы. Много говорят по поводу июльского выступления; большевиков ругают, но в то же время признают, что сейчас Петроградский Совет имеет более революционный вид, чем раньше, там почти обеспечено большинство за большевиками.

В Таврическом дворце попал случайно на заседание исполкома Совета рабочих депутатов. Делал доклад Громан о положении в стране с продовольствием. В большом зале, где раньше заседала Государственная дума, три четверти мест пустуют.

Больше оживления в кулуарах, где люди обсуждают положение на фронте, введение смертной казни и прочее.

- Что же поделаешь, - говорит один из членов Совета, одетый в форму военного врача, - мы должны продолжать войну в единении с союзниками. Союзники требуют, чтобы фронт был дисциплинирован, а дисциплину без крупных репрессий не восстановишь. Вся ставка на смертную казнь.

Потолкавшись по общественным организациям Петрограда, я собрался ехать обратно на фронт, ничего не получив путного от этой поездки. Перед отъездом зашел на Путиловский завод повидать брата. Он на этом заводе уже тридцать лет. Оказалось, брат меньшевик. Несколько рабочих вели ожесточенный спор.

- Большевики правы, - говорили одни. - А меньшевики и эсеры ведут нас по указке союзников; надо гнать их в три шеи.

- Большевики - немецкие шпионы, - говорил брат Николай, - было официальное извещение. Я слышал доклад следователя по важнейшим делам в Совете рабочих депутатов: все нити в руках.