Цена сокровищ: Опасные тайны Китеж-града - Елена Езерская

– Вы ошиблись, – после тягостной паузы, в которой словно издалека прослушивалось напряженное дыхание моего собеседника, сказал «заказчик».

– Я могу ошибаться, машина – нет. – Мне пришлось еще раз разочаровать его. – Компьютер распознал все части текста, который вы передали мне. Я сопоставил их содержание между собой и утверждаю: есть еще что-то, какая-то часть, следующая за финальным фрагментом. Найдете ее – определите искомое. А пока я сделал все, что было в моих силах и в мозгах моего компьютера.

– Я хочу получить то, что вам удалось расшифровать, – примирительно сказал мой таинственный собеседник, – соберите все полученные от меня бумаги, скопируйте расшифровку на диск или на флэшку, через час к вам приедет курьер и заберет все. Да, человек, который к вам приедет, немного разбирается в компьютерах. Советую вам не препятствовать его доступу к вашей машине. В его задачу, кроме курьерской работы, входит зачистка рабочего места. Постарайтесь принять его вежливо и содействовать во всем.

– А вы не думаете, что я мог сделать резервные копии, к примеру – на работе, или просто переслать полученные данные другу? – усмехнулся я.

– Вашу лабораторию мы проверили, вы и сами уже удалили любые указания на текст, с которым работали, – поддел меня мой странный «заказчик», и от его циничной уверенности в голосе мне сделалось не по себе. Как и когда они успели это сделать? Или он блефует? Но мой собеседник, словно разгадав мои мысли, продолжал: – Поверьте, нет ничего невозможного, а что касается идеи информировать о вашем открытии друга, то я почему-то уверен, что вы не станете умножать число тех, кто уже пострадал оттого, что приобщился к этому делу.

Конечно, он был прав, трижды прав, чертовски прав – даже Максиму я не рассказывал в полной мере о своих находках и поиске кода, и обо всем, что я делал, он знал только с моих слов.

– Значит, мы договорились? – возвращаясь к своему прежнему настроению, иронично спросил неизвестный, и мне показалось, что он торжествует, и он уверен, что победил.

– А что дальше? – вопросом на вопрос ответил я.

– Дальше… – Человек на другом телефоне как будто на минуту задумался, но потом все же решился: – Вы получите недостающую часть текста.

– Так все это время она была у вас? – воскликнул я. – Чего ради вы морочили мне голову?

– Я должен был убедиться, что вы справитесь с текстом, – холодно сказал мой «заказчик», – вы передадите его курьеру, я ознакомлюсь с тем, чего вы добились, и тогда вы получите возможность завершить свою работу.

– Как и когда? – спросил я, но неизвестный уже положил трубку.

Что делать, что делать? Я должен выиграть время! Что-то мне подсказывало, что заключительного текста у моего собеседника нет. Скорее всего он находится у Звонарева, но тот вполне мог его уничтожить – хотя бы ради того, чтобы больше никто не смог узнать о времени и месте «возвращения Китежа». Ведь именно туда он и отправился, и мой невидимый «заказчик» хочет его догнать, пройти по его следам. И по-видимому, он не знает, что автор идеи не Звонарев.

Ах, Звонарев, Звонарев… «Такие вот дела, Игорь Сергеевич, – с какой-то особой грустью, опустошенным тоном сказал мне вчера на прощание Максим, – наш король оказался голый». Это был настоящий удар по моему научному самолюбию. Вся моя стройная и прекрасная теория о выдающемся ученом-альтруисте в одно мгновение обратилась в прах. Гений и злодейство несовместны – жизнь снова подтвердила мудрость поэтического откровения. Можно быть выдающимся, незабываемым, неотразимым – одним словом, великим, но гений – это не просто понятие качества души, это знак ее чистоты. Максиму пришла в голову бредовая идея, Виктор Махонько познал озарение – профессор Звонарев просто украл. Разумеется, ничего нового – такое в истории случалось не раз, но каждый раз от констатации этой константы меня коробило. Я никогда не считал себя великим – мой дар заключался в умении объяснять. Я не создавал теории, но разрабатывал для них математическую модель, находил мотивации и как никто умел придать данным системный характер. Я словно учил говорить бессловесных тех, кого осеняли гениальные мысли.

Почему-то я с детства усвоил – брать чужое нехорошо. Помню, еще в старших классах мы серьезно поспорили с Олегом: в школе обсуждали пропажи вещей из классов, из шкафчиков в спортивной раздевалке. Пропадали в основном мелкие предметы – ручки, брелки, правда, все они были не из дешевых – уже класса с седьмого мы усвоили негласный «закон Паркера»: в классе писать чем-либо иным, кроме паркеровской ручки, пусть даже шариковой, считалось неприличным. А что говорить о сувенирах: брелках, «накнижных» лампочках для чтения и миниатюрных шахматах – их привозили родители из-за границы, и для каждого из нас они служили своего рода знаком отличия. Наши учителя считали, что крадет кто-то из соседней простой школы – в отместку за благополучие элитных учеников. Поэтому привычных бабушек при входе заменил охранник из отставных военных, а в гардероб теперь нельзя было пройти, чтобы взять вещи самому, – отныне все делалось с выдачи и под номерок. Какое-то время педагоги следили за теми из нас, кто общался с «чужими», – помню, даже Стелле досталось за то, что она пригласила на какое-то мероприятие девочек из соседней школы – своих подружек по курилке. По-видимому, эта идея понравилась «вору» – кражи на какое-то время прекратились, и учителя решили, что сделали правильные выводы, но на ближайший последний звонок, проходивший в закрытом режиме для посторонних, все повторилось, и дальше после перерыва на лето история продолжилась. Тогда уже и педагогам стало понятно, что ворует кто-то из своих, но найти его так и не смогли. По крайней мере я не слышал продолжения этой истории, но, честно говоря, мне это и так было безразлично – я выпустился из школы, и теперь у меня началась другая, более волнительная жизнь. Но тогда я был единственным, кто сразу сказал: это один из нас. Почему ты так решил, спросил Олег. Потому что у этих краж совершенно иная мотивация – я видел, как он слегка поморщился и переглянулся с остальными ребятами, с которыми мы остались после уроков поговорить о происходящем. Я знал: и его, и других немного раздражало мое увлечение аналитикой, но в этом случае объяснить свою позицию было необходимо. «Понимаете, – сказал я, – тот, кто это делает, крадет не для того, чтобы иметь, а скорее всего – для самоутверждения. Обратите внимание – ни одной кражи в учительской, короче – у старших. И это не из страха быть пойманным. Если бы он боялся, то уже давно бы прекратил этим заниматься. Нет, ему интересно посмотреть, как поведут себя одноклассники, другие ребята, им руководит не клептомания или желание иметь все эти красивые вещи, скорее всего они у него и так есть, а азарт игры – поймают или не поймают, а поймать не могут, и теперь он вырос в своем мнении до небес, может быть, он даже сейчас здесь (ребята взволнованно и негодующе зашумели)… Да не обижайтесь, это я фигурально выражаясь. Я это к тому, что он постоянно находится среди нас и видит нашу реакцию, и это его возбуждает. Он чувствует себя хозяином положения, он почти бог». И дальше я выдвинул тезис о том, что вор – тот же захватчик, завоеватель. «Ты так договоришься до того, – кипятился Олег в ответ на мои слова, – что дискредитируешь всю мировую историю, да что там – всю эволюцию! Человек живет, потому что развивается, а развитие достигается сменой видов и общественных формаций. Где сейчас была бы Америка, если бы ее не завоевали испанцы и англичане?» «Ты хотел сказать – если бы ее не украли у индейцев? – не сдавался я. – Почему ты решил, что это хорошо? Почему конквистадоры решили, будто то, что им не принадлежит, просто плохо лежит и это можно взять, да что там – обязательно нужно взять? Теперь никто не может сказать, какого уровня достигла бы исчезнувшая цивилизация индейских племен, если бы ее не стерли с лица земли». «Ну, не мытьем, так катаньем, – упрямился Олег, – раньше или позже на них свалился бы какой-нибудь метеорит или налетел тайфун». «Это судьба, – рассердился я оттого, что даже друг меня совершенно не понимает, – это свыше. Это силы, которые нам неподвластны, по крайней мере – простым смертным, но тот, кто стремится быть равным с богами, и в жизни пытается вести себя соответственно. Вот только одного он не понимает – у каждой силы воздействия есть сила противодействия, и лично я не хотел бы оказаться на пути богов, разгневанных тем, что кто-то покушается на их власть над людьми». «Что-то ты, Гарик, загнул», – рассмеялся Олег и обернулся, ища в других ребятах поддержки, и они дружно закивали головами, кроме разве что Илюши Мальцева. Он вообще был «ботаник», как сейчас говорят, ему прочили карьеру в МИДе, и все мы знали, что после школы он обязательно поступит в МГИМО. Илюша смотрел на меня с искренним изумлением, а через три дня, по обыкновению вернувшись из школы и вытряхивая дома из портфеля его содержимое на стол, я буквально на лету поймал своего скарабея – отец привез его мне в подарок из Египта. Я растерялся – рассказать об этом Олегу, другим ребятам или нет, но назавтра в классе только и было разговоров о том, что каждый, у кого что-то пропало, получил обратно одну из украденных вещиц. И я промолчал о своем скарабее. И еще раз утвердился в своем мнении – наш школьный «божок» снизошел до нас и сделал дар, а потом с любопытством наблюдал, с каким волнением все стали ждать свои вещи обратно, как будто они могли упасть с неба, точно манна небесная. Они решили, будто это была шутка – кто-то специально взял вещи, чтобы потом так же незаметно их вернуть. Но больше «вор» подобной щедрости не проявлял, по-видимому, наслаждаясь произведенным эффектом и делая всех еще больше зависимым от себя и своей воли. А пропавшие вещи, говорили, потом нашли на грядке за теплицей, но кому они уже были нужны? Илюша Мальцев подошел ко мне на двадцатилетии окончания школы – набравшийся под завязку, но отлично державший форму, извинялся, говорил, что страшно устал, что только что с самолета после балканских переговоров, и сказал мне – спасибо, Гарик. За что? – спросил я, но он не ответил. Да и зачем? Олег как-то сказал мне по секрету, что прошел слух – Илюшка станет «самим», ну, не меньше того, а он по-прежнему разводил международные конфликты на разных континентах. Наверное, ему не понравилось быть богом…