Жены и дочери - Элизабет Гаскелл

— Я думаю, сильнее всего вашего отца беспокоит, куда были потрачены деньги.

— Если моя мать вдруг заговорит об этой стороне дела, — поспешно сказал Роджер, — заверьте ее от моего имени, что в этом нет ничего безнравственного или противоправного. Я не могу сказать больше: я связан клятвой. Но успокойте ее на этот счет.

— Я не уверена, помнит ли она все, что так мучительно ее беспокоило, — сказала Молли. — Обычно она много говорила со мной о нем до вашего приезда, когда ваш отец был так рассержен. А теперь, когда бы она не увидела меня, ей хочется говорить на прежние темы, но она неотчетливо помнит об этом. Если бы она увидела его, я не думаю, что она вспомнила бы, почему так беспокоилась о нем в его отсутствие.

— Он должен скоро приехать. Я ожидаю его каждый день, — беспокойно промолвил Роджер.

— Вы думаете, ваш отец будет сердиться на него? — спросила Молли так застенчиво, словно недовольство сквайра было направлено против нее.

— Я не знаю, — ответил Роджер. — Болезнь матери может изменить его. Но прежде он не так легко прощал нас. Помню однажды… но это не относится к делу. Я не могу не думать, что он сдерживался ради моей матери, и не станет слишком показывать свои чувства. Но из этого не следует, что он забудет. Мой отец — человек эмоций, а они у него очень сильные. Все, что касается его, он чувствует глубоко и надолго. Эта несчастная оценка собственности! Она навела моего отца на мысль о наследственных выплатах…

— Что это такое? — спросила Молли.

— Займ, что должен был выплачен после смерти отца, и который, конечно, включает в себя расчеты в течение его жизни.

— Как ужасно! — воскликнула она.

— Даю голову на отсечение, что Осборн не сделал ничего подобного. Но мой отец высказал свои подозрения такими словами, которые рассердили Осборна. А он не говорит и не станет оправдываться, даже если бы мог. И так как он сильно любит меня, я немного могу влиять на него, иначе он все рассказал бы отцу. Что ж, мы должны на время оставить эту тему, — добавил он, вздохнув. — Моя мать убедила бы нас поступить правильно, если бы была такой, как раньше.

Он ушел, оставив Молли опечаленной. Она знала, что каждый член семьи, которую она так сильно любила, находится в беде, и из нее она не видела выхода. И ее скромные возможности помочь им таяли с каждым днем, поскольку миссис Хэмли все больше и больше попадала под влияние снотворного и болезни. Только сегодня отец сказал о том, что ей желательно вернуться домой насовсем. Миссис Гибсон хотелось, чтобы она вернулась… без особой причины, но по разным незначительным поводам. Миссис Хэмли перестала вызывать ее к себе и только случайно вспоминала о ее существовании. Положение Молли (как считал ее отец — такая мысль не приходила ей в голову) в семье, где единственная женщина была больной, прикованной к кровати, становилось неловким. Но Молли усердно упрашивала остаться еще на два-три дня… только… только до пятницы. Если миссис Хэмли позовет ее (она спорила со слезами на глазах) и услышит, что Молли уехала из поместья, она посчитает ее злой и неблагодарной!

— Мое дорогое дитя, она уже никого не позовет! Острота земных чувств притупилась.

— Папа, это хуже всего. Я не могу этого вынести. Я не буду в это верить. Она может больше не позвать меня, и может совсем обо мне забыть, но я уверена, что до самого конца, если лекарства не притупят ее разум, она будет думать о сквайре и своих детях. А о бедном Осборне больше всего, потому что он страдает.

Мистер Гибсон покачал головой, но ничего не сказал в ответ. Через несколько минут он спросил:

— Мне бы не хотелось увозить тебя, пока ты полагаешь, что можешь быть полезна и утешишь ту, которая была так добра к тебе. Но, если она не вызовет тебя к себе до пятницы, ты согласишься поехать домой?

— Если я поеду, я смогу снова ее увидеть, даже если она не позовет меня? — спросила Молли.

— Да, конечно. Ты не должна ни шуметь, ни топать, но ты можешь войти и взглянуть на нее. Я должен сказать тебе, я почти уверен, что она не позовет тебя.

— Но она может, папа. Я поеду домой в пятницу, если она не позовет меня. Я думаю, что она позовет.

Молли слонялась по дому, стараясь делать все, что могла, за пределами комнаты больной, чтобы поддержать тех, кто находился в ней. Они выходили оттуда только поесть или по неотложным делам, у них было мало времени для разговоров с ней, поэтому все дни она проводила в одиночестве, ожидая вызова, который так и не последовал. Вечером того дня, когда у нее состоялся разговор с Роджером, приехал Осборн. Он прошел прямо в гостиную, где Молли сидела на коврике, читая при свете камина, поскольку ей не хотелось просить слуг принести для себя свечей. Осборн вошел торопливо, отчего показалось, будто он споткнулся и упал. Молли поднялась. Он не заметил ее сначала, теперь же он шагнул вперед и, взяв ее за руки, подвел к яркому мерцающему свету и, прищурив глаза, стал вглядываться в ее лицо.

— Как она? Расскажите мне… вы должны знать правду! Я ехал весь день и всю ночь, как только получил письмо вашего отца.

Пока она собиралась с ответом, он сел в ближайшее кресло и закрыл глаза руками.

— Она очень больна, — ответила Молли. — Это вы знаете. Но я не думаю, что она сильно страдает от боли. Она очень вас ждала.

Он громко застонал:

— Мой отец запрещал мне приезжать.

— Я знаю! — сказала Молли, желая предупредить его самобичевание. — Ваш брат тоже уезжал. Я думаю, никто не знал, насколько она больна… она так долго болела.

— Вы знаете… Да! Она многое вам рассказывала… она очень любила вас. И Бог знает, как я любил ее. Если бы мне не запрещали приехать, я бы все ей рассказал. Мой отец знает о моем приезде?

— Да, — ответила Молли. — Я сказала ему, что отец послал за вами.

Как раз в эту минуту вошел сквайр. Он не знал о приезде Осборна и искал Молли, чтобы попросить ее написать для него письмо.

Осборн не встал, когда вошел отец. Он был слишком утомлен, слишком подавлен, а также чрезмерно раздражен злыми, подозрительными письмами отца. Если бы он вышел вперед, проявив свои чувства в эту самую минуту, все могло бы сложиться иначе. Но он ждал, пока отец заметит его, прежде чем промолвить слово. Сквайр, когда его взгляд упал на сына, промолвил лишь:

— Вы здесь, сэр!

И, прервав указания, которые давал Молли, он внезапно вышел из комнаты. Все это время его сердце тосковало по первенцу, но обоюдная гордость держала их на расстоянии. И, тем не менее, он прошел к дворецкому и спросил его, когда приехал мистер Осборн, как он приехал и съел ли он что-нибудь… обедал или ужинал… по приезде?

— Поскольку сейчас я все забываю! — сказал бедный сквайр, положив руку на голову. — Хоть убей, я не помню, обедали мы или нет — эти долгие ночи, все эти страдания и дежурства совершенно сбили меня с толку.

— Возможно, сэр, вы немного перекусите с мистером Осборном. Миссис Морган тотчас же принесет ему поесть. Вы едва ли присели за обедом, сэр, вы думали, что хозяйке что-нибудь понадобится.

— Да! Теперь я вспомнил. Нет! Я больше не хочу. Подайте мистеру Осборну вино, которое он выберет. Возможно, он в состоянии есть и пить, — сквайр поднялся наверх с горечью и сожалением в сердце.

Когда принесли свечи, Молли поразили перемены, произошедшие с Осборном. Он выглядел изможденным и истощенным, возможно, из-за путешествия и беспокойства. Он уже не казался таким утонченным джентльменом, каким посчитала его Молли во время визита к мачехе два месяца назад. Но сейчас он нравился ей даже больше. Он был проще и меньше стыдился проявления своих чувств. Он спросил о Роджере тепло и искренне. Роджера не было дома — он уехал в Эшком заключить несколько сделок для сквайра. Осборн явно ожидал его возвращения и беспокойно бродил по комнате после обеда.

— Вы думаете, я могу не увидеть ее сегодня вечером? — спросил он у Молли в третий или четвертый раз.

— Нет, не увидите. Я поднимусь наверх, если вы хотите. Но миссис Джоунз, сиделка, которую прислал доктор Николс, очень решительная женщина. Я поднималась, пока вы обедали, миссис Хэмли только что приняла лекарство, и никто ни в коем случае не должен ее беспокоить своим посещением, а тем более волновать.

Осборн продолжал ходить взад-вперед по длинной гостиной, разговаривая то сам с собой, то с Молли.

— Мне бы хотелось, чтобы Роджер приехал. Кажется, он единственный, кто рад мне. Мисс Гибсон, мой отец все время проводит наверху в комнате моей матери?

— Он переехал туда после ее последнего приступа. Я полагаю, он корит себя за то, что не встревожился раньше.

— Вы слышали все, что он сказал мне — в его словах совсем не было радушия, так ведь? А моя дорогая матушка, которая всегда… обвиняли меня или нет… Полагаю, Роджер непременно приедет домой сегодня вечером?

— Непременно.