Тяжкие повреждения - Джоан Барфут

— Лайл тебе рассказывал, как мы ходили в суд вместе?

— Немножко.

О том, что парень признал себя виновным, что он, по сути, полностью и сразу признался во всем полиции. И что Лайл и Аликс оба сделали в суде заявление. По рассказу Лайла его заявление было больше похоже на восхваление. Про Аликс он сказал: «Извини, но я ничего не понял. Боюсь, мне это не по зубам».

— Лайл сказал все, что должен был сказать, а я все испортила. Я собиралась рассказать, какая ты хорошая мать и как ты была с нами, несмотря ни на что, и все в таком духе, а потом я шла мимо него, мимо Рода, и посмотрела на него, и все вышло так странно. Я просто остановилась. Что-то в нем такое было, что я смотрела и смотрела, наверное, пыталась понять, что это, и знаешь что?

Нет, Айла не знает. Она знает только, что есть предел ее терпению, и хватит Аликс болтать об этом маленьком засранце. Можно подумать, он кому-то интересен. Можно подумать, в этом есть смысл. Можно подумать, у нее есть время.

— Мы просто смотрели друг на друга. Как будто несколько секунд никого вокруг не было. И он, знаешь, он был такой потерянный, такой опустошенный. И я вдруг поняла, что во мне есть эта ужасная склонность к гневу. Я его по-настоящему ненавидела, такое жуткое чувство, как будто он огромный, потому что сделал нечто настолько страшное, и ты теперь здесь, и все, понимаешь, все рухнуло. Но потом я его увидела, он вовсе не огромный, он скорее жалкий, и, как только я это поняла, я почувствовала, как гнев и ненависть уходят, как будто отлетают от меня. То есть мы не двигались, просто смотрели друг на друга, и он как будто был пустым и каким-то образом наполнялся. Не знаю, — она машет рукой, — как это поточнее описать. (Конечно, не знает. Это очевидно.) — Но все-таки я в результате что-то сказала, вроде того, что ты очень смелая, и это испытание, но твой дух дает тебе силы, и ты все равно спасешься, как бы все ни сложилось. Ты не волнуйся, — Аликс еле заметно и лукаво улыбается, — я не сказала, что это испытание было благословением и что тебе повезло.

Шутка! Аликс в самом деле позволила себе робкую, но мрачную шутку!

— Потом я все думала, думала, что же произошло, и знаешь, иногда, когда о чем-то слишком много думаешь, оно как-то расплывается, и может оказаться, что все не так. То есть не так, как ты запомнила. Поэтому мне нужно было сегодня опять туда пойти. Наверное, и для того, чтобы услышать приговор, но, если честно, в основном для того, чтобы еще раз на него посмотреть. Понять, такой ли он на самом деле и что я чувствую.

— И что?

Чего она хочет от Айлы? Чтобы та его пожалела? У нее была полная, радостная и совершенно заработанная и заслуженная жизнь, пока этот опустошенный человек в нее не влез. Жалость не входит в ее репертуар.

— И дело в том, что все так и было. То есть я его увидела — он такой на самом деле. Поэтому я хотела тебе сказать, или спросить, я не знаю… — Она хмурится, глубоко и тревожно вдыхает. — Но я хочу снова с ним увидеться. Я не знаю, как ты отнесешься к тому, что я поеду к нему в тюрьму.

Если бы Айла чувствовала хоть что-нибудь, ощущение, как ей кажется, было бы, как от удара под дых.

Что в ней подталкивает тех, кого она любит, к предательству?

— Просто мне кажется, что я могла бы узнать что-то очень важное. Для меня. И он выглядит таким, я не знаю, таким нуждающимся. Я думала о том, как он сможет привыкнуть к мысли, что сделал что-то настолько ужасное, и как он будет с этим жить. И, похоже, что нет никого, кто бы ему помог.

Айле не приходило в голову, что он должен привыкнуть к мысли, что сделал нечто ужасное. Она думала, что его поспешный, бездумный поступок должен мучить его всю жизнь. Это и очень большой срок в какой-нибудь похожей на ад тюрьме устроили бы ее больше всего.

— Но, — осторожно начинает она, — ты ведь сказала, что у него есть семья. Бабушка, отец, кто там еще. Если кто и должен ему помочь, то это они, ты так не думаешь?

Хотя они ему каким-то образом уже помогли: прямиком в преступники, сразу наказан.

— А где его мать?

— Ой, это грустная история. Кто-то сказал, она покончила с собой, с моста, что ли, спрыгнула, когда он был совсем еще мальчишкой.

Он и сейчас мальчишка. Но это и правда грустно.

— Он и его отец уже переехали сюда, к матери отца, когда это случилось. Так они с тех пор тут и живут.

Ну что ж, виновата мать, что еще можно сказать? Если бы его мать не облажалась, Айла бы здесь не лежала. Все было бы иначе. И кто может знать, чего бы удалось избежать? Айла не знает.

— Я не хочу сказать, что у него никого нет, просто он кажется таким одиноким. Как будто в его жизни нет ничего настоящего, понимаешь, о чем я?

Ох. Вот теперь Айла внезапно понимает. Она понимает, что Аликс ей только что кое-что сказала, но не о том парне: Аликс чувствует его одиночество и опустошенность, потому что ей это знакомо и понятно.

Какой катастрофически погруженной в себя матерью она была: быть благодарной, даже довольной, что, по крайней мере, в самое трудное время Аликс не сбилась с пути, как Джейми, упорно работала, старалась, не доставляла никаких хлопот.

Тихо дожидалась своей очереди. Терпела, думая, что придет ее время. Дожидаясь и терпя, растила свои желания и стремления. Свою тоску.

— Да, — медленно произносит Айла, — кажется, я тебя понимаю.

— Значит, ты не будешь очень возражать? Я не хочу все для тебя усложнять, но я должна спросить. Знаешь, бывают моменты, когда знаешь, как нужно поступить?

В общем-то, нет. Такие моменты в основном бывают у других. Вот как Лайл, например, нашел место, где захотел остаться: какое-то волшебство.

Теперь ей придется высказаться по поводу того, стоит ли ее дочери завязывать знакомство, неважно, какого рода, с мальчиком, который стреляет в людей. Который стрелял в мать Аликс, только в одного человека.

Что будет, если Аликс когда-нибудь забредет на нормальную, не вызывающую беспокойства, возможно, не слишком интересную, заурядную территорию; но, глядя вверх, видя сосредоточенный, решительный взгляд дочери, Айла понимает, что вряд ли это произойдет. И в самом деле, должны же быть на земле люди с сосредоточенными, решительными взглядами.

— Что ж, меня это огорчает, конечно, ты бы поняла, что я тебя обманываю, если бы я сказала что-то другое. Но я готова тебе поверить, если ты говоришь, что знаешь, как нужно поступить. Я хочу сказать, как нужно тебе. На него мне в высшей степени наплевать. Только я тебя прошу, пожалуйста, будь осторожна. Я его видела всего один раз, и то недолго, но не тот это был момент, чтобы поверить в то, что он подает надежды.

Только представить себе, что Аликс поедет к нему, туда, куда его, слава богу, отправили, пусть и на слишком недолгий срок. Только представить себе, что она будет слушать, как он снова и снова объясняет, пытается разжалобить ее и внушить ей сочувствие.

— Но есть еще кое-что, это тебя порадует, мам. Еще я хотела тебе сказать, что я подумала и, по-моему, решила, что не вернусь в Корпус Умиротворения.

Что? Айлу как будто оглушили рукояткой пистолета: один сильный удар, потом другой. Может быть, она не расслышала?

— Мне грустно, потому что, помимо всего прочего, многие из этих людей были моими настоящими друзьями. — Слегка улыбнувшись, Аликс добавляет: — Что, наверное, означает, что я не совсем освободилась от привязанностей, как полагалось — но я много об этом думала и уверена, что все решила.

— Почему? — под этим Айла имеет в виду: «Что за чудо в конце концов произошло?»

— Ну, потому что даже Мастер Эмброуз говорил, что может указать нам путь, но никуда не может нас привести, потому что идти мы должны сами. Вот и все, что я думаю: что сейчас, может быть, подходящее время, чтобы идти самой. — Она делает паузу, хмурится, снова делает над Айлой неопределенный жест. — Потому что, то, что случилось, так все меняет, правда? Заставляет совсем иначе ко всему относиться. Понимаешь, что что-то происходит на самом деле, освободиться от всего нельзя.

Это нелегко: когда нужно, чтобы в тебя стреляли, чтобы дочери пришло странное спасительное откровение.

Но все равно — аллилуйя. Счастливо оставаться, Мастер Эмброуз, до свидания, коричневые платья, прощай тупое повиновение? О да, ура.

— Ты права, — говорит Айла гораздо мягче, чем того требуют ее чувства. — Это — хорошая новость, она меня на самом деле радует. Мне это кажется хорошим знаком.

Сначала сплошное невезение, потом — слишком много удачи? Не хотелось бы, чтобы ее лимит исчерпался до четверга.

— Но все-таки, что ты там искала? Теперь можешь сказать?

Величайшая загадка.

У Аликс удивленный вид.

— Только то, о чем шла речь: умиротворение. Я услышала: «Корпус Умиротворения», — и подумала: «Вот. То, что надо». Не слишком таинственно. Во всем порядок, но и покой тоже. Чтобы быть умиротворенным, нужно мужество.