Одиссея варяжской Руси - Михаил Серяков

Торговля с Востоком была чрезвычайно доходна: «Баснословную прибыль, достигавшую иногда 1000%, приносила разница в стоимости, исчисляемой в серебре, пушнине у северных народов и на восточных рынках»{528}. Естественно, западные славяне самыми разными средствами стремились обеспечить за собой контроль над этим торговым путем. Мекленбургский автор Ф. Томас, также писавший о происхождении Рюрика из Вагрии, в 1717 г. отмечал, что женой короля вендов и ободритов Ариберта I, правившего с 700 по 724 г., была Вундана, или Виндона, «дочь короля из Сарматии»{529}. Сарматией античные и средневековые авторы неоднократно именовали Восточную Европу, равно как и Польшу, однако имя Виндоны указывает на зону славяно-германских или славяно-финно-угорских контактов. Поскольку никаких германцев или финнов в указанный период в Польше не было, остается предположить, что Виндона была дочерью предводителя славянского племени на севере Восточной Европы, соседями которого были финно-угры. Если это так, то данное известие относится к началу складывания пути «из варяг в арабы», когда правитель ободритов путем брака закрепил установившиеся выгодные торговые связи на противоположном конце Варяжского моря. Отметим, что одним из наиболее древних кладов восточных монет в землях западных славян является находка в Карсиборе, датируемая временем около 698 г.{530} Данное известие показывает, что брак дочери Гостомысла с ободритским князем был не чем-то необычным, а продолжал существующую традицию.

Одним браком дело не ограничилось. Раскопки Е.А. Рябинина Любшанского городища окончательно прояснили вопрос о том, кто в действительности доминировал на севере Руси до призвания Рюрика Общая площадь городища составляла примерно 1800 кв. м, и находилось оно в 2 км к северо-востоку от Старой Ладоги на противоположном берегу Волхова. Первая деревянная крепость была построена на этом городище в последней трети VII столетия. Затем, в середине VIII в., на Любшанском городище возводится каменно-земляная крепость, не имевшая в тот момент аналогов в Восточной Европе: «Сооружение представляло собой глиняный вал высотой более трех метров, укрепленный двумя подпорными стенками. Верхняя часть одной из них возвышалась над поверхностью вала, образуя каменное обрамление гребня насыпи. Выше были устроены деревянные городни или клети. Общая высота оборонительного сооружения достигала семи метров». Под защитой этой твердыни возникает и Ладога, самое древнее строение которой датируются 753 г.{531} Самая первая крепость, притом сразу же каменная, строится в Ладоге в последней четверти IX в. практически синхронно с гибелью Любшанского городища, которое было уничтожено до 870 г. Таким образом, более 110 лет Ладога спокойно жила и развивалась как торгово-ремесленное поселение безо всяких укреплений под защитой этой крепости, явно доминировавшей во всем регионе. Исследовавшие ее археологи отмечали, что «в середине (возможно, в начале) VIII в. на Любше воздвигается крепость качественно нового типа. Ее создателями не являлись аборигенными жителями Восточной Европы… Изначально здесь осела популяция, связанная по происхождению с западными славянами»{532}. Само название восточнославянской реки, на которой была возведена крепость, находит свою прямую аналогию в названии племени любушан, упомянутого Адамом Бременским при перечислении им славян на территории современной Германии{533}. Также оно перекликается с именем чешской Либуши и более поздним Любеком. Необходимо отметить, что никаких следов присутствия скандинавов на городище не выявлено. Не являются скандинавскими и наконечники стрел, более двух десятков которых были найдены археологами, причем часть из них были обнаружены воткнутыми в вал и каменную обкладку укрепления: «Стрелы (кроме одной) явно не скандинавского происхождения»{534}. Зато другое найденное на городище оружие имеет весьма показательную аналогию: «Один из двух железных дротиков, откопанных в Любше, был очень похож на найденный Зорианом Ходаковским в начале XX века в Олеговой могиле. Можно предположить, что строители Любши и человек, погребенный в кургане, — западные славяне, пришедшие из Европы»{535}. Археологи отметили, что жители городища активно занимались изготовлением украшений из цветного металла: на территории поселения уже было найдено 19 тиглей и их фрагментов, 3 льячки, 13 литейных формочек и их заготовок, а также бронзовые и свинцово-оловянистые слитки для изготовления ювелирных изделий. Исследователи отмечают, что «такая концентрация находок, связанных с литейно-ювелирным производством, пожалуй, не имеет аналогий на остальных раннесредневековых памятниках Восточной Европы»{536}. Хорошо было развито и кузнечное дело.

Но самым важным открытием являются артефакты, указывающие на еще одну специализацию городища: «Представляет интерес занятие древних любшанцев обслуживанием судоходного пути, который в это время только начал свое функционирование на Великом Волжском пути из Балтики в Восточно-Европейскую равнину и далее на Кавказ, Закавказье и Арабский Восток. При раскопках найдена многочисленная серия (около 50 экз.) железных корабельных заклепок и их заготовок. Значимость их обнаружения заключается в том, что такие детали в корабельной технике использовались при соединении деталей крупных морских судов. Далее выходцы из Балтики должны были оставлять свои корабли в удобной гавани и плыть затем на мелких речных судах»{537}. В вопросе о возникновении Волжско-Балтийского пути история тесно смыкается с геологией. Представители последней науки по разному датируют время возникновения Невы: одни считают, что она существует с позднеледникового времени, другие полагают, что она появилась в результате прорыва вод Ладожского озера к Балтике во время позднеголоценовой трансгрессии, которая, по мнению большинства специалистов, произошла примерно две тысячи лет назад. Вне зависимости от того, какая из этих точек зрения правильная, судоходство по реке стало возможным только после трансгрессии: «Если сток из Ладожского озера действительно всегда происходил по Неве, а его уровень не превышал до трансгрессии 1–2 м… то Нева в верхнем течении была тогда мелководной (до 0,5–1,5 м), быстрой, порожистой рекой; в низовьях Волхова его долина представляла собой узкий каньон с водопадами и непроходимыми порогами. Это делало судоходство по ним совершенно невозможным. Поэтому именно во время ладожской трансгрессии, вне зависимости от того, связано или нет образование Невы с данным событием, стал доступен водный путь из Балтики по Волхову на юг и юго-восток»{538}. Таким образом, вскоре после возникновения природных условий для начала функционирования Волжско-Балтийского торгового пути его начинают активно осваивать западные славяне. Именно они, а отнюдь не скандинавы строят мощную Любшанскую крепость, уникальную для всего региона, которая на протяжении более столетия надежно контролировала ключевой участок торгового пути и защищала торгово-ремесленное поселение в Ладоге. Не имевшая в тот момент аналогов на всем севере Восточной Европы, эта крепость надежно защищала сверхприбыльную торговлю западных славян. Е.А. Рябинин особо подчеркивал стратегически важную роль созданной славянами крепости во всем регионе на протяжении двух веков: «Именно выходцы с этих территорий (Нижнего Подунавья или западнославянских земель. — М.С.) и построили крепость. Любша как ключевой укрепленный пункт на протяжении около двухсот лет держала под контролем стратегический перекресток между водными магистралями эпохи раннего Средневековья: Великий Волжский путь из Балтийского в Каспийское море и летописный путь “из варяг в греки”, соединявший Север с Черным и Средиземным морями»{539}. В своей совокупности археологические данные показывают, что скандинавам позволялось принять участие в прибыльной торговле с Востоком, первоначально через посредство живших на Готланде славян, однако к контролю над этой торговле их никто подпускать не собирался, а ключевой ее участок надежно охранялся славянской Любшанской крепостью.

Возможно, что, опираясь именно на эту крепость, варяги обкладывают данью северные племена Восточной Европы. Интересно отметить, что, подробно рассказав о начале хазарской дани, автор ПВЛ ничего не сказал об установлении дани варяжской, что наводит на мысль о ее изначальном характере. Следует добавить, что в среде западнославянских племен существовала традиция взимания дани, носившей к тому же религиозный характер. Описывая современное ему положение дел, немецкий хронист XII в. Гельмольд так характеризует живших на Рюгене ранов: «Раны же, у других называемые рунами, — это кровожадное племя, обитающее в сердце моря, преданное сверх всякой меры идолопоклонству. Они занимают первое место среди всех славянских народов, имея короля и знаменитейший храм. Именно поэтому, благодаря особому почитанию этого храма, они пользуются наибольшим уважением и, на многих налагая дань, сами никакой дани не платят, будучи неприступны из-за трудностей своего месторасположения. Народы, которые они подчинили себе оружием, принуждаются ими к уплате дани храму»{540}. Как отмечал Й. Херрман, храм Арконы на этом острове существовал уже в IX в. Кроме Арконы у западных славян было еще знаменитое святилище в Ретре. Не исключено, что во имя какого-нибудь из этих двух святилищ и была наложена варяжская дань на племена на севере Восточной Европы.