Месть фортуны. Фартовая любовь - Эльмира Нетесова

Капка от досады грызла ногти. Обидно было. Решила на следующий день исправить ошибку. Поставила чай, оладьи, взяла в руки книгу, словно никого не ждала, а просто отдыхала на воздухе, пользуясь солнечным утром.

Старый ученый и Олег поздоровались.

Капка сделала вид, что зачиталась и не заметила их приближения.

Они присели. Капка уже не сыпала комплименты. Она спрашивала о лесе, о цветах и казалась внимательной и серьезной.

— Ну, видишь? Не пустышка! Интересуется нашей работой! — услышала она из-за кустов слова старика.

— Да бросьте вы! Все наигрыш! Пыль в глаза! Когда мы к ней подходили, она прекрасно видела нас. Прикинулась…

— С чего взял?

— Книгу держала кверху ногами. И вовсе не читала ее, — ответил Олег.

— А мне она кажется очень умной и доброй девушкой! — выпрямился старик.

— Может быть, — отмахнулся парень равнодушно, и Задрыгу затрясло.

— Ах, падла! Ты еще ковыряешься? Ты во мне, как в рыжухе — гавно шмонаешь? От меня свое поганое мурло воротишь, пидер! Заметано! Закадрю, тебя, измучаю, доведу до малахольного. А потом высмею и брошу, как паскуду! — решила Капка.

Но ни через три дня, ни через неделю, даже через месяц не обратил на нее внимание Олег.

Капка, запомнив опытную полянку, где ученые вели свои наблюдения и ставили опыты, поставила для себя шалаш. Большой и уютный, душистый и теплый. Всего за два часа. Разозлить решила, уж коль влюбить в себя не получалось. И рано утром отправилась в шалаш, чтобы опередить, сделать вид, что ночевала в лесу.

Эта игра с Олегом отвлекла Капку от мыслей о Короле. За все время он ни разу не навестил. Не прислал стрему с весточкой.

И Капка все реже вспоминала о нем.

Задрыга легла на кусок войлока, какой специально принесла

сюда. Ждала прихода ученых. Мечтательно смотрела на небо.

И вдруг услышала чье-то дыхание, совсем рядом с шалашом. Шагов не уловила. Задрыга затаилась. Решила, кто-то из пацанов за нею следит неотступно, по слову Сивуча или Лангуста. Захотелось наказать «зелень». Высчитав все, мигом вылетела из шалаша, сбила с ног Тоську.

Та не ожидала столь острого слуха и внезапного, разящего прыжка. Она хотела увидеть, подслушать. Ведь неспроста Капка стала каждый вечер накручивать волосы на бигуди. Значит, сама всерьез влюбилась. А ей, Тоське, темнит все.

— Ты что? За мной? Меня пасешь? — врезала пощечину Задрыга. Тоська вцепилась в волосы Капке. Хотела свалить. Исцарапать, искусать всю. Но до Задрыги ей было далеко.

Капка поддела ее кулаком в печень. Отбросила от себя далеко. И подскочив, приказала злым шепотом:

— Хиляй на хазу! Скоро возникну! Сваливай живо!

Тоська встала. Подняла увесистый сук и со всей силы запустила в Задрыгу. Та успела пригнуться. Тоська со всех ног бросилась наутек, не глядя перед собой. И на всем ходу сшибла с ног Олега. Они оба упали в куст багульника, спугнув из-под него толстую мышь. Задрыга увидела, остановилась вовремя. Выбросила острый сук из рук, сделав вид, что они с Тоськой играли в лесу, звонко рассмеялась.

Олег помог подняться девчонке. Спросил, не ушиблась ли? Увидев на колене царапины, сорвал подорожник, приложить посоветовал. Спросил, почему так редко выходит из дома? Задрыга, услышав такое, решилась уйти, чтобы не показаться навязчивой.

Капка вошла в дом и из коридора услышала голос стремача отцовской малины. Она вмиг забыла о Тоське. Влетела в гостиную.

— И где ж тебя носит? — всплеснул руками Сивуч, предложив послушать посланца пахана.

Тот рассказал, что малина побывала в гастролях. Обмотала и юг, и Сибирь. Проехала насквозь Украину и Кубань. Четыре клевых дела провернула. Правда, во Львове едва сумели смыться от лягавых. Едва не попухли в Саратове. Да и в Новосибирске их чуть не замели. Обошлось, конечно. Но не без мандража. Троих новых кентов сфаловал Шакал в малину. Теперь для Задрыги будет набирать. Не верит он в ее «зелень». И неспроста.

— Твою Тоську по всему пределу шмонают. Все штольни на уши поставили. Просят явиться в органы для засвидетельствования прав наследования на квартиру, вклады и имущество. Про то уже по радио ботали. Ведь того мужика, хахаля ее мачехи, посадили за убийство. На дальняк увезли, на самую Колыму. Тоська— в честнягах осталась. Шакал велел трехнуть ей про это!

— Еще чего? А как малина?! — рассвирепела Капка, разозлилась на пахана. И не дослушав стремача, выскочила из дома, увидела Тоську.

Та сидела в кресле, за чайным столиком, и через открытую форточку слышала весь разговор.

— Слиняешь, как падла? — спросила девчонку, подойдя совсем близко.

— Останься мне сестрой! Ведь без тебя я не дожила бы до этого дня! Не полюбила бы. И ничего бы не имела, — сделала шаг к Задрыге, попросив тихо:

— Не сердись, Капля!

— Ты любишь его? — спросила Задрыга.

— Да. Но что толку? Он женат. У него есть дочь.

— Откуда знаешь?

— Сивуч сказал. Ему все про всех известно. А и к чему темнить? Не повезло нам с тобой. Купе оказалось занятым, — улыбнулась грустно и пожаловалась впервые:

— Я бы и не ушла. Но Лангуст мне сказал, что дальше от тебя скрывать нельзя. Я не гожусь для фарта, кричу по ночам и все рассказываю. Он за мной все время следил. Слушал. И Сивуч подтвердил. Так что все к лучшему. Не засыплю я малину, не засвечу никого, как боялись старики.

— Ты вякаешь по ночам? А Лангуст мне трехал, что это Данилка. И это скоро у него пройдет. Значит, клепал на него плесень? — качала головой Капка. И, подумав немного, сказала:

— Линяй, Тоська! Только шустрей! Выходит, увидела тебя Фортуна, но не в моей малине.

Они вместе вошли в дом. Стремач, не закрывая рта, рассказывал, как взял пахан налог с городской шпаны, как снова тряхнула порт малина.

Выпив и вовсе развязал язык. Поделился, каких шикарных шмар клеют законники Черной совы. Особо восторгался шмарой Короля — жгучей брюнеткой с синими глазами.

— У ней корма, как паровозный тендер! На ней всю малину возить можно запросто. Клянусь волей! Я б за такую жопу не только весь положняк до копейки, всю волю бы отдал! Ну и баба! Конь с яйцами! — А какая лихая на водяру! Я офонарел! Шары чуть не вылетели! Всякое видал! Но чтобы баба водяру в миску вылила, накрошила туда хлеб и хавала как тюрю, такое впервой! Да ладно б на том завязала! Еще и луку туда наперла!

У Капки дыхание свело.

— Когда мне ехать? Я уже собралась! — услышала за спиной голос Тоськи.

— Линяй! Сейчас сваливай! — бросила через плечо не оглядываясь. И, услышав, как тихо закрылась за девчонкой дверь, вышла во двор, чтобы никто из пацанов не увидел, как плачет законница.

Капка подошла к чайному столику и не поверила глазам. Громадный букет лесных ландышей стоял в банке. Кто их нарвал? Кто принес? Увидела записку, торчавшую из цветов. Взяла ее, развернула:

— Тося! Я люблю тебя! Олег… — прочла Капка короткое запоздалое признание и обрадовалась, что не только ей не повезло в любви…

— Ты хоть бы при Задрыге про Короля не трепался! — услышала Капка голос Лангуста через форточку.

— Щадить ее пахан не велел. Да и чего там прятать? Медвежатник наш, едва Капка за порог, вмиг по блядям. Как и все кенты… Он закон держит, — рассмеялся тихо.

— А насчет рыбака шухеру в пределе не было, не дыбали лягавые его? — спросил Лангуст стремача.

— Шмонали долго! Но не пронюхали! Хату опечатали. Закрыли. Теперь в ней никого нет. Трясли Борьку в лягашке про близнецов. Тот на пирожках попух. Вякнул, что смылись пацаны на поезде, еще зимой. По деревням побираться подались. — С тех пор в город не вернулись. Может, насмерть замерзли где-нибудь. Такое уже бывало с подземными пацанами. Ну, а если живы, по теплу воротятся.

— А лягавые что в ответ?

— Велели, чтоб возникли в ментовку?

— Нет! Сами рисуются. Узнают всякий раз. Без понту сваливают.

— Данилку посеяли?

— Не трясли за него никого. А вот нашу малину секут всюду. Уже сколько хаз сменили! Пасут менты и чекисты. Последние даже к подземке клеились, чтобы про нас пронюхать. Но не обломилось им, не высветила «зелень». Не мылятся подземные к ментам, не кентуются с городскими. Хотя чекисты сколько «уток» подбрасывали. Не клюнули. Пронесло.

— Трудно стало фартовать! — вздохнул стремач.

— А когда легко было? — удивился Сивуч.

— Мне пахан велел вам башли передать. И Задрыге долю! За Короля! От него ей записку привез! И забыл! Надо ж! Вовсе тыква трухлявой стала! — сетовал стремач.

Капка ждала, когда он ее вытащит, подошла к Сивучу, спросила осторожно:

— Ботни, это верняк, что Олег, ну этот хмырь, ботаник — женатый? Или ты Тоське туфту подпустил?

— Стемнил. Чтоб выкинула его из души. И ты за ним не стремачи! Дерьмо он! Нутром чую! Неспроста тут кружит. Поверь!

— Я их целый месяц пасла. Обоих. Все видела и слышала. Ничего сомнительного. Мы их не интересуем! Он даже записку Тоське оставил, про любовь. Опоздал малость.