Азиатские христы - Морозов Николай Александрович

Благодаря недостатку письменности развитие буддизма в Индии не закончено и теперь.

«В настоящее время, — говорит Рис-Дэвидс,[73] — как в Сиаме, так и на Цейлоне, возникают его новые секты и появляются реформаторы.

Так почему же, — спрошу я, — думать, что таких сект и реформаторов не возникало и в XIX и XVIII и в предшествующих веках, когда буддизм был еще моложе?

Совершенно ясно, что молодая, еще только что образующаяся религия, всегда много гибче, чем старая, окостеневшая в «освященных древностью» формах.

Значит, это и теперь не такая уже древняя окостеневшая религия, какой ее читают современные европейские теологи, а еще растущая, по крайней мере до тех пор, пока ее рост не будет сразу прерван быстро распространяющимся естествознанием и успехами техники, подобно тому, как, например, бакинское огнепоклонство, с алтарями перед его вечными огнями, существовавшее еще и в XIX веке, само собой ликвидировалось при вторжении туда нефтяной промышленности.

Рассмотрим же основные идеи буддизма в том виде, в каком они выработаны теперь не столько самими буддистами, сколько от их имени самими европейскими исследователями.

По мере того, как дитя растет, — говорит Рис-Дэвис (стр. 85), — его самосознание отражает подобно тусклому зеркалу, картину окружающего мира, и фактически, хотя и бессознательно, оно смотрит на себя, как на центр, вокруг которого движется вселенная. Мало помалу его кругозор несколько расширяется, но и взрослый человек никогда не освобождается от заблуждений «самоличности».

Эти учения о панпсихизме не присущи исключительно буддизму и индийским философским системам. Они встречаются также и в других системах, совершенно различных по времени и по месту. Став носителем истины, заключающейся в этих идеях, буддизм, — догадывается автор, представляя буддистов по своему образу и подобию, — придал бы ей более решительное и более продолжительное распространение, если бы он не воспринял также любопытной веры в переселение душ — учение, которое возникло, по-видимому, независимо и почти одновременно в долине Ганга и в долине Нила.

После этого вступления, в котором особенно интересно сопоставление Индии с Египтом, Рис-Дэвидс, руководясь апокрифами современных индусских пандитов, тоже освещающих свои национальные сказания сверх европейской естественной философии, перечисляет пять родов качеств живых существ:

I. Материальные качества, числом двадцать восемь:

4 элемента: земля, вода, огонь, воздух, причем по Колбруку, буддисты, будто бы думают, что элементы вещей состоят из атомов и что составные вещи суть соединение первичных атомов.

5 органов чувств: глаз, ухо, нос, язык, тело.

5 свойств материи: форма, звук, запах, вкус, вещество. В некоторых рукописях это пропущено, и позднее прибавлено «пища».

2 различных пола: мужской и женский.

3 основных условия существования: мысль, жизненная сила, пространство.

2 способа общения: телодвижения, речь.

7 качеств живых тел: легкость, упругость, приспособляемость, сила сцепления, продолжительность, разрушимость, изменчивость.

II. Ощущения. Они распадаются на шесть разрядов, смотря по тому, воспринимаются ли они непосредственно каждым из пяти чувств, или умом (через посредство памяти); и далее на восемнадцать подразделений, так как каждый из этих шести разрядов может быть приятным, неприятным или безразличным.

III. Отвлеченные понятия.

Они делятся на шесть разрядов соответственно с шестью разрядами ощущений; например, понятия «голубой», «дерево» относятся к зрению, понятие «сладость» — к вкусу, и т.д.

IV. Наклонности или способности (буквально, созидание). Они имеют пятьдесят два деления, некоторые из которых содержат понятия, входящие в предшествовавшие разряды и чтобы не перебивать основного изложения, я даю их особо на табл. I.

V. Мысль, разум (органом мысли предполагается сердце[74]). Она делится с точки зрения заслуги или вины на восемьдесят девять разрядов, которые я не привожу, чтоб не удручать читателя, еще имеющего представление о таких делениях из табл. I.

Нельзя предположить, чтобы это все составили сами апокрифисты-пандиты, чтобы удовлетворить в студенческие годы настоятельным просьбам своих калькуттских, бомбейских, мадрасских и других британских профессоров международной теологии. Искренне верившие, что индусские теологи скрывают от них какую-то огромную, таинственную литературу, перед которой вся европейская наука — одно ничтожество, эти приезжие профессора, конечно, первым долгом уговаривали своих индусских студентов раздобывать или копировать для них у родителей и знакомых всякие имеющиеся там рукописи. Ведь если бы они не делали этого, они не были бы профессорами ост-индской литературы, и им незачем было бы ездить в эту страну, значит, такого рода уговоры была не одна моя догадка, а реальная атмосфера тамошней жизни. А в такой атмосфере рукописи, доставляемые студентами своим профессорам, должны были так же неизбежно появляться, как грибы осенью в северных странах.

Главная часть их, конечно, состояла в записях местных рассказов, отчасти точных и отчасти перередактированных студентами с их объевропеившейся точки зрения, а другая часть могла быть и настоящими апокрифами, где местный фольклор служил только канвою для собственной фантазии авторов.

Только таким образом и могли туда проникнуть, например, атомистическая теория строения вещества и ряд других таких же неожиданностей для современных естествоиспытателей. Во всяком случае, это современный нам народный эпос и его настоящее значение, как я уже говорил, только этнографическое, а никак не историческое. И сравнивая это мистическое мировоззрение, невольно сравниваешь восточные народы с детьми, еще играющими в куклы, и искренне верящими, что они их слышат и понимают… Да разве не куклы и все европейские мадонны и всякие чудотворные и не чудотворные иконы?

Наблюдая огромную разницу между современными естественными науками и теологическими пережитками прошлого, в нашем настоящем, еще охватывающим массы населения, особенно на азиатском континенте, невольно вспоминаешь стихотворение Добролюбова:

Солнце озарило гор вершины,

А внизу царит густая тень.

Тихо спят глубокие долины,

А вверху сияет яркий день.

Спустимся же снова в эти глубокие долины и проследим и далее их мировоззрение.

«Приведенное выше перечисление заключает в себе все телесные и духовные части и силы человека, но ни одна из них в отдельности не обладает постоянством. Первая группа, — говорит от имени индусов Спенс Гарди, — материальные качества, подобна пене, которая то образуется, то расходится. Вторая группа, ощущения, подобна пузырю, качающемуся на водной поверхности.

Третья группа, понятия, подобна неопределенному отражению, появляющемуся в солнечном свете. Четвертая группа, умственные и духовные наклонности, подобна банановому стеблю, без твердости и устойчивости. А последняя группа, мысли, подобна привидению или призраку».

В Питаках, — говорит Рис-Дэвидс (стр. 89), — неоднократно выражено, что ни одно из этих качеств одаренного чувством существа, не есть душа. Само тело постоянно меняется, и так же каждое из остальных делений, являющихся лишь функциями живого тела, вызванными соприкосновением внешних предметов с органами чувств тела. В два последовательных момента человек никогда не бывает одним и тем же и в нем нет ни одного постоянного принципа. Но ведь эти выводы, читатель, сделаны только новейшими европейским физиологами! Как могли они попасть к людям, не имевшим еще никакого представления о физиологии! А вот еще страничка и из современного спора между идеалистами и материалистами.

«Апостолы мои! — говорит Гаутами-Христос, — с какой бы стороны ученые ни смотрели на душу, они полагают, что ее составляют пять свойств или одно из пяти. Необращенный человек считает душу или тождественною с материальными качествами, или содержащею их в себе или содержащеюся в них; или же тождественною с ощущениями, или содержащею их в себе, или содержащеюся в них». «Рассматривая душу, он доходит до мысли «я есмь». Из ощущений (вызываемых прикосновениями) чувственный. Невежественный человек выводит понятия: «я есмь», «это я существую», «я буду», «я не буду», «я буду иметь материальные свойства или не буду иметь таковых», «я буду или не буду иметь понятия». И просвещенный ученик обращенного, обладая теми же самыми пятью органами чувств, освободился от невежества и приобрел мудрость; и поэтому мысли «я есмь» не приходят ему в голову.