Плацебо - Ирина Фингерова

Нула. – Бесплатно! В Храме и только здесь бесплатные услуги по проверке здоровья. Мы берем анализы – биологические часы ставят диагноз! Ура!

– А что потом? – интересуется Флор.

– Определяется ваш настоящий возраст, сколько еще жизни отмеряно, когда начнет кожа дрябнуть… Конечно же множество социальных благ: неплохая пенсия, проездные льготы, встречи для, – Нула поморщилась, – стариков. Что еще? Противопоказания к хирургическому вмешательству, процедурам по омоложению.

– Звучит неплохо, – Фатус прокашлялся, – то есть если биологические часики говорят, что я старпер, то мне не надо работать?

– Ну да, – Нула пожала плечами, – разве что по собственному желанию. Вы принимаете идею того, что жизнь быстротечна, не пользуетесь услугами Министерства молодости, налоги не платите тоже. Получаете ограниченную медстраховку для оказания неотложной помощи, услуги стоматолога не входят, но зато оплачиваются порошковые каши. Я всех деталей не знаю, это нужно уточнять в Офисе. Но в любом случае, много плюсов, вы знаете точно, сколько у вас осталось времени, начинаете ценить каждый новый день…

– А мы можем пройти обследование, но решение принять позже? Хотим мы выписывать талон на старость или нет? – спросила Флор.

– Конечно! Сейчас вы на ознакомительной экскурсии, нас еще ждет второе здание, – ответил Вальтурис, – вы абсолютно свободны. В этом вся суть. Вы и есть, – Фатус брезгливо скривился, – тот самый, уж простите за архаизм, Бог. Вам решать.

– А пока я воспользуюсь случаем для выражения благодарности генеральному партнеру Храма – фармкомпании «Placebo».

Участников просят выстроиться в шеренгу. Нула подходит по очереди к каждому, отрывает тоненьким пинцетом волосок на правом виске (так в протоколе указано), отрезает одноразовыми щипчиками кусочек ногтя на большом пальце. Вальтурис раздает всем пакеты с гелеобразной массой – маской, покрывающей лицо и создающей мимический слепок. Звучит режим «веселье». Затем участники по одному проходят в темную комнату, раздеваются, следуя указаниям настенных колонок, и залезают в прозрачную колбу томографа. Проходит несколько секунд – снимки готовы и отправлены в базу данных.

По залу бегают роботизированные часики-официанты с подносами и предлагают кофе без кофеина с сахарозаменителем.

В Храме свое дело знают, сбор соматической информации занимает не более пятнадцати минут. Участники молчат. Нула пытается разговорить их, оживить кадр.

– Эй, ну же, – пристает ведущая к Фатусу, – расскажи каково это, наконец, оказаться в Храме? Почувствовать, что выбор есть…

– Вот что я думаю про Храм, – Фатус выдержал паузу и хрюкнул, затем еще раз хрюкнул, погромче, – Храм – это когда хочешь бекона и ешь бекон, а я про него только в книжках читал. Какая разница, сколько я проживу, бекона нет и не будет.

– Ну, поэтому, – Нула опешила от ответа Фатуса и замялась, – я и вегетерианка.

Вальтурис иронично приподнял бровь и встретился взглядом с коллегой.

– С сегодняшнего дня! – добавила Нула.

– Вот оно, коллективное чувство вины. Заразилась? – усмехнулся Фатус.

– Я серьезно, диета такая. Буду пить витаминные коктейли и есть рисовый хлеб.

– А еще конкурентов, – хихикнул Вальтурис и аж раскранелся от удачной шутки.

Пока Фатус и ведущие упражнялись в остроумии, Импер и Кукумерис опускались все глубже, на дно эмоционального колодца.

Оператор незаметно приблизился.

Трагические брови Импера метались из стороны в стороны.

– Друг мой, – обращался он к Кукумерису, – я не знаю, как поступить! Человек слаб для такого выбора. Храмы нужны, чтоб лишать выбора, а не взваливать этот груз.

– Кофа у меня старая, я на солнце много работал. Небось, часики рефат, фто я настоящий старик, – вздыхал Кукумерис, игнорируя собеседника.

Оба они уставились в окно, выходящее на серую стену.

Луна и Флор согласились поиграть с кучкой роботизированных часов в классики. Пока что часики выигрывали.

Луна кидала камешек, должна была попасть на шестерку, но часики назойливо тикали-тикали, и она промазала. А часы никогда не промазывали. Флор вообще застряла на двойке, она как будто боялась, что попадет, и намеренно кидала камешек то слишком сильно, то слишком слабо. Луна боролась изо всех сил, но тщетно. Часы достигли клетки «двенадцать», издевательски тикнули и убежали играть с кем-нибудь поинтереснее.

– Кар-кар, – часовой механизм зашевелился и из нутра его показалась черная металлическая ворона, – кар-кар-кар, подсчет окончен.

Роботизированные часики принесли Нуле поднос с квадратными черными чипами, обильно смазанными костяным маслом. Ведущая поморщилась, вытерла чипы о свой спасательный круг, надетый поверх коктейльного платья, и сунула в сумку.

– Нас ждет белое здание, – торжественно объявил Вальтурис и погладил свои густые накладные усы.

Делегация миновала длинный холл, стены которого были задрапированы черной тяжелой тканью, словно кулисы, за которыми прячется сцена, и подошли к узенькой деревянной двери. По одному выбрались на шаткий веревочный мост-восьмерку.

– Не торопитесь! – предупредила Нула.

Никто не торопился.

Мостик пролегал над пропастью. Чтоб не смотреть вниз, участники смотрели по сторонам. И замирали в немом изумлении. Наверху плещется небольшой подземный ручеек, но наибольшее впечатление производит каменный сад: застывшие геликтиты закручиваются в спираль, пушатся араганитовые кристаллы, а вокруг – разрастающееся перламутровое сияние лунного молока… Если прикрыть глаза на мгновение – тишину разрежет тонкий потусторонний звук – это капли воды стекают по горным гребешкам. Каменные новообразования звенят, словно ксилофон, и гулкое эхо разносит звук. Так поет природа – самый многоголосый пересмешник, такого музыкального режима больше нигде не встретишь.

– Как так вышло, что мы не заметили этого, когда только приехали? – ошарашенно спрашивает Флор, – я не понимаю. Я одна не заметила этой красоты? Этого же не было, когда мы шли в белое здание? Нет, ну это странно, правда, – все не могла успокоиться Флор.

– Красоту замечаешь только, когда отправляешься в гости к смерти, – ухмыльнулся Вальтурис, – ваши глаза были заняты любопытством, – хмыкнул, – что, впрочем, немудрено.

Когда наконец все оказались по ту сторону моста, никто не сдвинулся с места.

На узенькой деревянной двери, ведущей в черное здание, была прибита табличка: «Ожидайте здесь. Молча».

Спустя несколько минут тишина рассеялась. Ее схватила в плен возникшая из ниоткуда старушка и заточила в своем пустом полиэтиленовом пакете.

Все вокруг размыто. Камера сконцентрирована на старушке.

Средний план

– Мое имя Альдея, – вырвался из бледных поджатых губ сиплый голос, – я смотрительница этого места. – Старуха стояла с высоко поднятой головой и демонстрировала многочисленные складки на выцветшей от солнца шее. Половину ее лица закрывали длинные седые волосы, но когда она говорила, можно было увидеть, что на левом ее глазу бельмо. – Выкладывайте все, что есть, вот сюда, – смотрительница указала на свой пакет, – взамен вот вам это, – достала из кармана своего безразмерного плаща несколько пакетов и протянула участникам. – В Храм можно брать только себя, это все, что вам удастся утащить, – старуха осклабилась, – туда.

Барахла