Обнаженная дважды - Элизабет Питерс

Крэйг также мог предположить, что она начала страдать неврозом после падения на нее кувшина, и объявить ее лгуньей. Жаклин изучала адвоката с таким напряжением, что он начал ерзать на кресле. Никаких перевязок, царапин, ран. Не за что зацепиться, чтобы узнать у него, не пострадал ли он недавно в одном из несчастных случаев. Она желала, чтобы это было так.

Не было смысла спрашивать его, чем различались завещания Катлин. С каким удовольствием он принял бы мрачный вид, стал бы разглагольствовать о конфиденциальности! Согнувшись над рулем машины, которую она вела быстрее обычного, Жаклин утешала себя тем, что в менее официальной обстановке Крэйг был бы не более расположен к разговору.

Она уже решила, куда поедет пообедать, но у нее не было причины поступить с возможным хозяином так же грубо, как с Крэйгом. Поэтому она остановилась на заправочной станции, чтобы предупредить о своем появлении телефонным звонком. Лори, сестра Катлин, отвечала с осторожностью человека, который ожидает, что его о чем-либо попросят; но неподдельная теплота окрасила ее голос, когда Жаклин назвала себя.

— Приятно, что вы позвонили, миссис Кирби. Я все собиралась пригласить вас на ужин и отблагодарить хоть в какой-то степени за то, что вы зарабатываете для нас деньги, и за ваше отношение к Бенни во время нашей первой встречи.

Возможно, и были какие-то недостатки в речи Лори, но с манерами у нее было все в порядке. Никому и в голову не приходило поблагодарить Жаклин за то, что ее работа может принести им богатство.

Она вытянула из Лори приглашение на ленч без всяких трудностей.

— Будет отлично, если вы приедете прямо сейчас, миссис Кирби. Когда дети дома, у нас несколько шумно. Бенни сегодня у мамы Эрла. Нет, уверена, это не вызовет у нас затруднений, я сегодня утром испекла хлеб и сварила большую кастрюлю супа. Это не то, к чему вы привыкли, я полагаю, но…

Жаклин так торопилась принять предложение, что грубо прервала Лори. У нее потекли слюнки.

В домашнем овощном супе было много мяса, а хлеб еще не успел остыть. Жаклин наградила хозяйку высочайшим комплиментом, бывшим в ее арсенале, — она ела до тех пор, пока ее живот не раздулся. Аппетит гостьи и ее похвалы растопили застенчивость Лори. К концу обеда они обе держали локти на столе и рассказывали друг другу истории из жизни своих детей.

Эрл поддерживал дом в хорошем состоянии, а милые незатейливые украшеньица были делом Лори — кружевные занавески на окнах, старые изящные фарфоровые безделушки, купленные ею на распродажах, плетеный коврик, который она смастерила из поношенных комбинезонов Эрла. Жаклин могла бы заплатить за него приличную сумму; мягкая блеклая смесь синего и белого смотрелась очень мило.

Было интересно наблюдать за тем, в каких формах может выразиться талант. Катлин писала, Лори была мастерицей; другая сестра, Шерри… Особенно грязная и циничная мысль заставила Жаклин сделать гримасу, из-за чего Лори прервалась на середине описания последней выходки Бенни.

— Я что-то не то сказала? — обеспокоенная, спросила она.

— Нет-нет. Я почувствовала неожиданную боль. — В любом случае, это было правдой. — Я съела слишком много, — добавила Жаклин с улыбкой.

— И я заболталась. Вы такой человек, с которым легко говорить. Как я уже сказала, мы, конечно, ценим все, что вы для нас делаете. Я была бы счастлива помочь вам, если бы могла.

— Быть может, вы и можете, — сказала Жаклин, как если бы к ней только что пришла мысль. — Мэриби упомянула однажды, что у вас есть несколько фотографий Катлин. Мне бы хотелось взглянуть на них. Я, конечно, помню ее лицо, но портреты людей в напряженных позах не скажут вам так много, как семейные фотографии, сделанные в неофициальной обстановке.

Лори сияла радостью, когда принесла альбомы. Жаклин захотела посмотреть фотографии Катлин в детском возрасте.

Они не дали ей многого, но она этого и не ожидала. Она их использовала в качестве предлога, чтобы навести Лори на воспоминания о сестре.

— Иногда Катлин нам скорее была как тетя, чем сестра, ведь она гораздо старше меня и Шерри.

— Между вами и Катлин разница в возрасте всего только десять лет, не так ли?

— Казалось, что больше. Знаете, мама никогда не была сильной женщиной. Катлин практически подняла нас, младших, на ноги. Теперь, когда у меня есть свои собственные дети, я вижу, как это, должно быть, было трудно для нее. Даже сейчас я помню ее пишущей — или старающейся делать это. — Лори покачала головой, слабо улыбаясь. — Мы брали ее листки для рисования. У нее никогда не было рабочего места. Тогда в доме было только три комнаты, одну из которых занимала мама, она всегда отличалась слабым здоровьем. Катлин спала на недостроенном чердаке. Ей было не очень-то удобно там. Я помню, она часто шутила по поводу мышей, которые грызли ее тетради. Прошу прощения — вы что-то хотели сказать?

— Нет, — прошептала Жаклин. Ее язык болел, так часто она кусала его. — Продолжайте.

— А наш отец — да, конечно, он не облегчал ей жизнь. Вот он сидит на крыльце старого дома вместе с мамой.

— Он был привлекательным мужчиной? — спросила Жаклин, изучая жесткое, неулыбчивое лицо.

— Он был пьяница, — сухо ответила Лори. — Счастье, что у мамы был дом, потому что нам никогда не хватало денег. Он все пропивал. Отец утонул однажды ночью, возвращаясь из таверны. Он был настолько пьян, что свалился с пешеходного мостика и не смог всплыть.

— Прошу прощения, — прервала ее Жаклин. — Алкоголизм…

— Да, именно так это теперь называют. Это болезнь. Но для нас, детей, не было никакой разницы, был ли он больной, или просто дурной человек.

— Я знаю, — ответила Жаклин. Что раздражало ее больше всего в комментариях Лори, так это полное отсутствие эмоций. Она могла бы таким голосом читать телевизионную программу. — Хуже всего то, что он был плохим человеком?

— Вы имеете в виду, не обижал ли он детей? Нет. Он не бил ни нас, ни маму. Но это было не потому, что он не хотел этого. Потому что была Катлин.

Лори замолчала, лицо ее было бесстрастно, руки сложены. Жаклин боялась сделать замечание или как-нибудь прореагировать. Она не могла предвидеть реакцию Лори.

Через некоторое время Лори продолжила:

— Я помню одну ночь. Мне было лет пять или шесть. Это самое мое первое воспоминание о том, что он по-настоящему напился. Обычно люди не помнят многого из того, что произошло с ними до этого возраста. А я полагаю, что он, может быть, не пил так много раньше. Он не всегда был таким… Так или иначе, мама кричала на него и плакала, а он начал на нее наседать; она прижалась спиной к стене, закрывая лицо руками, а он собирался ударить ее — его кулак был сжат. И тогда Катлин встала между ними. Ее голова доходила ему как раз до подбородка. Она посмотрела на отца и сказала: «Только тронь ее, я убью тебя. Если не сейчас, то когда-нибудь, когда-нибудь ночью, когда ты будешь спать и видеть сон о том, что я вхожу в комнату и убиваю тебя. Я не решила, как я это сделаю. Может быть, ножом, а может быть, из револьвера. А может быть, это произойдет и не ночью. Может быть, я просто положу что-то в твой утренний кофе. Для этого есть множество вещей. И ты об этом никогда не узнаешь, пока неожиданно твой желудок не начнет выворачиваться, но тогда будет слишком поздно. Или, может быть…» Она продолжала говорить и говорить, а он смотрел на нее как на призрака, вставшего из могилы; она рассказала ему обо всем: о машине или тракторе, о воздухе, которым он дышал, с помощью которых она могла выполнить задуманное — убить его. «Ты оставишь ее в покое, — произнесла она, — и ты оставишь их в покое». Катлин имела в виду меня и Шерри. «Если прикоснешься к ним с дурным умыслом, я сделаю это. У тебя не будет второго шанса. Только один раз, и я сделаю это». Он отпрянул. Все время, пока Катлин говорила, отец не отрывал от нее глаз. И он никогда не поднял на нас руку — он никогда не тронул маму или кого-нибудь из нас. И ее — Катлин…

Жесткая маска сползла с ее лица.

— Я никогда никому этого не говорила, — прошептала она. — Кроме Эрла. Я почти забыла. О Господи, миссис Кирби, Джеки — вы сказали, я могу вас так называть…

Жаклин этого не говорила, но сейчас ей было все равно, даже если бы Лори называла ее Дракулой. Лори начала плакать. Со слезами она умела обходиться.

Жаклин обняла ее, похлопала по спине и издала некие утешающие звуки. Лори наконец прекратила плакать и принялась извиняться. Жаклин быстро вскочила на ноги и схватила сумочку. Не стоит задерживаться после того, как кто-то раскроет тебе свою душу. Лори успокоится; дети скоро вернутся домой, она встретит их с радостным выражением на лице. Ей станет лучше после того, как она сбросила с себя эту ношу.

Трагическая история была полезна постольку поскольку, так как бросала новый свет на некоторые грани характера Катлин, но она совсем не подходила к теории Жаклин. По крайней мере, так думала Жаклин до того, как Лори добавила последний изобличающий комментарий: