Архивы Дрездена: Ведьмин час - Джим Батчер

На своем веку это оружие выпило немало крови, но клинок сверкал на солнце как новенький. Эспераккиус, могучий меч Надежды, негромко затянул свою звонкую песню, и она коснулась моего лица, будто ласковое солнце.

– Дружище, – Баттерс отступил в сторону и сунул руку в лежавшую на земле старую курьерскую сумку, – как бы мое оружие не испортило Эспераккиус. Даже не знаю…

– Я тоже не знаю! – Саня издал раскатистый смешок. – Я верю!

– Но что, если он… – нахмурился Баттерс.

Русский покачал головой:

– Если существует меч, против которого не выстоит мой, я должен это знать.

– А как же твоя вера? – спросил Баттерс.

Саня бросил на него озадаченный взгляд, но тут же снова улыбнулся:

– За неимением знаний меня устроит вера. Но знание – сила. Da?

– Da, – без колебаний согласился я.

Оба обернулись в мою сторону, совершенно не удивленные моим присутствием. Просто слишком увлеклись, чтобы раньше обратить на меня внимание.

Баттерс пару раз крутнул Фиделаккиусом и нахмурился:

– Точно?

– Лучше знать наверняка, – заверил я. – В мире полно зачарованных мечей. В течение очень долгого времени они считались наилучшим инструментом смертоубийства. Насколько мне известно, теперь процесс вплетения чар в клинок оптимизирован, причем радикально. Если с мечом Веры что-то произойдет, правила игры изменятся раз и навсегда. Ситуация усложнится, и нам надо об этом знать.

– Как-то не хочется прогневать Бога, испортив Его имущество, – вздохнул Баттерс.

– Это если он существует, твой бог, – сказал Саня, и Баттерс озадаченно посмотрел на него:

– Ты очень странный человек.

– Da, – жизнерадостно согласился Саня и деловито вскинул саблю. – Ан гард![56]

Баттерс поморщился, но расставил ноги в боевой стойке, поднял Фиделаккиус и окинул внимательным взглядом прилегающие дворы, проверяя, не таращатся ли на него соседи.

– Только недолго. Хорошо?

– Да-да, – подтвердил Саня.

Баттерс решительно кивнул. Из потертой рукоятки выскользнул сияющий клинок меча Веры. Загудела энергия, и в мире стало чуть больше света. Каждое движение меча сопровождалось негромким призрачным колеблющимся хоровым аккордом. Баттерс поднял Фиделаккиус над головой – так же, как совсем недавно держал тренировочный меч.

– Всегда высокая позиция, – заметил Саня.

– Потому что я ниже всех, – объяснил Баттерс.

Затем он рубанул мечом Веры, метя в предплечье оппонента.

Недрогнувшей рукой Саня принял удар на Эспераккиус. Призрачный хор взял громкую и напористую ноту, а в точке соприкосновения клинков брызнули искры и блеснул свет, будто в зеркале проезжавшей машины отразилось солнце. Вспышка вышла ослепительно-белой, и мне подумалось, что мир не видел такой белизны уже несколько миллиардов лет – возможно, с тех самых пор, как Некто сказал «Да будет свет».

Бойцы разошлись. Саня принялся осматривать свой меч, но блестящий клинок нисколько не пострадал.

Баттерс нахмурился. Затем повернулся к старому пню с пристегнутой к нему наковальней. Вернее, ее остатками: примерно половину как будто срезали под косым углом. Баттерс примерился, сделал неглубокий вдох и взмахнул мечом Веры. Раздался воющий звук, за которым последовал каскад искр, и раскаленный металлический ломоть толщиной с обеденную тарелку, отделившись от наковальни, упал на подсыхающую летнюю траву, где мгновенно занялся небольшой пожар.

Баттерс ойкнул, схватил бутылку с водой и стал поливать и притаптывать язычки пламени. Этот процесс сопровождался громким шипением, а закончился облачком пара.

Что до Сани, тот улыбался лучезарнее прежнего, и, когда он посмотрел на Баттерса, глаза его ярко сверкнули.

Баттерс встретил его взгляд с подозрением, но затем расплылся в улыбке:

– Ага. Ладно.

И Рыцари без лишних слов бросились друг на друга с занесенными мечами.

Снова с лязгом и гудением сошлись клинки, но теперь инициативу перехватил Баттерс. В воздухе мелькал Эспераккиус, стремительный и текучий, как вода, но, несмотря на быстроту Сани, его сабля не была невесомой.

В отличие от Фиделаккиуса, меча Веры.

Баттерс напирал на оппонента с жестокой беспощадностью, не давая русскому гиганту ни малейшего шанса перейти в атаку. Саня начал отступать всерьез, по возможности отвечая контрвыпадами, но натиск Баттерса был столь свирепым, что такая возможность выдавалась противнику нечасто.

Споткнувшись о пятигаллонное ведро, стоявшее рядом с уличным краном, здоровяк упал, перекатился и вскочил на ноги – как раз вовремя, чтобы принять удар меча Веры на клинок Эспераккиуса. Баттерс продолжал безжалостно теснить соперника, мерцающая шашка отражала удар за ударом, и Саня наконец расхохотался:

– Это против правил! Изумительно!

Уолдо усмехнулся в ответ, и тут громадный Саня сжульничал: подцепил носком ботинка землю с газона Карпентеров, отправив ее Баттерсу в физиономию, и невысокий Рыцарь отпрянул. Пользуясь моментом, Саня набросился на него, словно медведь-шатун, идеально рассчитавший время атаки, вынудил коротышку попятиться и, не подпуская его к себе, шлепнул свободной рукой Баттерсу по макушке.

Но недооценил скорость его реакции. Баттерс инстинктивно отмахнулся световым мечом, и тот прошел через Санино запястье.

Здоровяк вскрикнул, упал на колени и согнулся над изувеченной рукой.

– Саня! – охнул Баттерс.

Какое-то время он в ужасе смотрел на свой меч, а затем выронил его. Когда рукоять коснулась лужайки, клинок вспыхнул и пропал, а Баттерс бросился к раненому великану.

– Аптечку! – крикнул я, повернувшись к дому, после чего присоединился к Баттерсу и Сане.

Высокий Рыцарь раскачивался из стороны в сторону, содрогаясь от боли. На спине и плечах бугрились мускулы.

– Надо же. Нас предупреждали, а мы не слушали, – пробурчал я. – Кстати, не припомнишь, сколько отрубленных рук упало на землю?

– Знаю, знаю, – потрясенно лепетал Баттерс. – Саня, дружище, ну как ты? Дай взгляну.

– Все в порядке, – процедил тот сквозь стиснутые зубы. – Для сабли достаточно одной руки, так что я все еще могу быть Рыцарем.

– Господи, какой же я идиот, – проговорил Баттерс. – Этот меч даже доставать нельзя, пока зло не окажется прямо перед носом. Ну же, Саня, дай посмотрю.

– Не вини себя, Уолдо, – торжественно произнес Саня. – Я не считаю себя христианином, но концепция всепрощения мне по душе. И я прощаю тебя, брат.

Я встал и скрестил руки на груди, выгнув бровь.

– Господи, Саня, я не нарочно, – причитал Баттерс, – слушай, ну извини, ладно? Я… – Вдруг он нахмурился. – Эй!

Басовитый хохот Сани зародился где-то в пятках, поднялся к животу, груди и, наконец, выплеснулся через рот. Не переставая смеяться, он поднял «изувеченную» руку и пошевелил пальцами.

– Ой-ой, – заикаясь, выговорил Баттерс. – Ой-ой-ой. Скотина ты, вот ты кто!

– Так я и знал! – Все еще смеясь, Саня встал, стер ладонью испарину с бритой головы и подошел к лежавшим на траве ножнам. Достав тряпочку из футляра на ремне, он вытер клинок и отточенным движением зачехлил Эспераккиус.

– Знал? О