Чикита - Антонио Орландо Родригес

подлянка, такова, что даже самых порядочных женщин лишает рассудка. Нет, Рустика не осуждает хозяйку, скорее жалеет, поскольку в глубине души Чикита наверняка раскаивается в своей ошибке и невыразимо страдает.

В середине августа, когда Чикита уже совсем забыла про поездку на Стейтен-Айленд, Элис Остин прислала ей снимки. В конверте также обнаружилась милая записка с приглашением в гости, чтобы они смогли «поговорить о столь многом, на что не нашлось времени в прошлый раз». Если зануда Криниган, вечно спешащий вернуться на Манхэттен, останется дома, тем лучше. И вообще, почему бы Чиките не погостить у нее несколько дней? Элис горит желанием остаться с ней наедине и поснимать в свое удовольствие[61].

Вечером Чикита показала портреты и письмо любовнику. Тот с лукавым смешком заметил, что мисс Остин подчас переживает внезапные страстные приступы симпатии к своим приятельницам.

— Думаю, Элис больше влекут юбки, чем брюки, — сказал он. — Поэтому у меня с ней и не получилось романа.

На следующий день после репетиции Чикита показала фотографии Проктору, но он сразу же заявил, что для рекламных целей они не сгодятся. «Слишком художественно», — презрительно протянул он. Лучшие фото лилипутов — те, на которых они стоят рядом со стулом или с человеком нормального роста, так что можно составить представление об их размере. Ничего, он еще наймет прекрасного фотографа, и тот сделает потрясающие снимки Чикиты.

— Вроде этих. — И он вытащил из ящика стола несколько фотографий Принцессы Паулины.

Чикита знала, что полтора года назад, в декабре 1894 года, Проктор показывал у себя в «Театре на 23-й улице» эту голландскую лилипутку и что в самом начале успешного сезона, когда Нью-Йорк уже пал к ее ногам, акробатка Паулина скончалась, не достигнув возраста двадцати лет. Но никто никогда не показывал Чиките ее портретов, поэтому она живо заинтересовалась.

Принцесса была, мягко говоря, не красавица: слишком длинные руки, отсутствующая шея, бесцветные жидкие волосы, прозрачные брови и ресницы, круглые и тусклые птичьи глазки, придающие лицу выражение всегдашнего замешательства. Словом, сплошное расстройство, хоть плачь. Убогий, слабенький, мокрый воробушек, ошалевший от грандиозности окружающего мира. Но почти сразу жалость Чикиты сменилась завистью. Под одним из портретов значился рост артистки: семнадцать дюймов. Неужели она в самом деле была такой плюгавенькой? Верится с трудом. Скорее всего, убавила себе пару дюймов для пущего любопытства публики. Но пусть так, все равно по картинкам ясно видно: Чикита по сравнению с Мустерс — высоковата. Безобразно высока. В мире карликов каждый дюйм на счету.

— У меня аж сердце заходилось, когда она качалась на трапеции или балансировала на канате, — с тоской припомнил Проктор, не замечая раздражения помрачневшей Чикиты.

Заполучить Паулину было не так-то легко. Ее менеджер и зять, бельгиец Йозеф Версшхюрен, ссылаясь на бешеный успех «воробушка» в Европе, запросил немыслимых денег за три ежедневных выступления в течение пятидесятинедельных гастролей в Штатах. Но Проктор рискнул и согласился на его требования. Йоханна Паулина сошла с борта лайнера под конвоем сестры Корнелии и Версшхюрена.

— Встреча с ней стала для меня сюрпризом, — продолжал Проктор. — Я думал, придется обламывать рожки капризной тщеславной девице, а передо мной оказалось милейшее робкое создание, бледневшее, если рядом громко заговаривали.

Любопытно, что всю застенчивость как рукой снимало, когда поднимался занавес и загорались софиты. Тысячи глаз следили за акробатическими этюдами Паулины, но это ее не пугало: она действовала на удивление уверенно, элегантно, почти равнодушно. Десять лет она выступала в самых разных местах — сначала на голландских ярмарках и в театрах варьете, после — во многих столичных городах, — а это закаляет характер, как бы выковывает невидимые доспехи.

— Паулина прибыла из Лондона незадолго до Рождества. Я устроил банкет в отеле «Пятая авеню», позвал репортеров, посадил ее в корзину с розами и внес в зал. Все остолбенели, когда она, словно фея, появилась из охапки цветов. Они не могли поверить, что в этой крохе всего восемь с половиной фунтов весу.

Чикита, которая весила вдвое больше, совсем приуныла и задумалась, сможет ли сбросить пару фунтов до дебюта. Придется отказаться от десертов и восхитительных конфет с ликером, которые так любит дарить ей Криниган. Ей никогда не стать такой нежной и малюсенькой, как эта самая голландка, но, если постараться, можно поставить на грациозность и воздушность… Она с трудом заставила себя дослушать Проктора, который, описав, как очаровательно смотрелась освещенная прожекторами Мустерс на трапеции, приступил к печальной заключительной части истории.

— Паулина выступала всего несколько недель. В середине января она подхватила жуткий грипп, и пришлось отменить спектакли. Она вроде бы поправилась, немедленно вернулась на сцену, но я заметил, что вид у нее теперь грустный, отсутствующий, словно огонек в душе погас. Через месяц она снова слегла и скончалась.

Поминальная служба состоялась через пять дней, 19 февраля 1895 года, в церкви Святого Викентия де Поля, в двух шагах от театра, где тысячи ньюйоркцев расставались с двадцатью пятью, а то и с пятьюдесятью центами, чтобы взглянуть на Паулину. Пока труп бальзамировали для отправки на родину, сестра и зять лилипутки получили несколько предложений от ученых и коллекционеров, заинтересованных в покупке тела. Говорят, им сулили аж шестьдесят тысяч долларов, но они возмущенно отвергли сделку[62].

— Одни доктора винили воспаление легких, другие — менингит, кое-кто подозревал малярию. Мне же не было дела до причины смерти. Я сокрушался о самой утрате, и поверьте, не только из-за того, что пришел конец прибыльному дельцу. Я очень привязался к Паулине, — признался Проктор и сокрушенно убрал портреты в ящик. — Второй такой не найти! У нее был дар трогать сердца.

Тут он заметил, что Чикита пристально смотрит на него, сбитая с толку сентиментальным порывом, и поспешил добавить с вымученной улыбкой:

— Однако это уже история, а нам важнее настоящее. Да, Паулина Мустерс обладала необычайной привлекательностью, но кубинская куколка Чикита Сенда тоже на диво хороша, и публика вскоре это оценит.

Вечером Эспиридиона посетовала Кринигану на то, как нетактично ее импресарио позволил себе расхваливать одну лилипутку в присутствии другой. Да, она ревнует к голландке, что толку скрывать? Она хотела быть несравненной, единственной, лучшей. Криниган расхохотался и посоветовал не тягаться попусту с призраками — куда важнее обойти комиков Хаммерстайна и Пастора. Они, а не покойная акробатка — конкуренты, которых стоит остерегаться.

— Эти итальяшки с немцами меня не волнуют, — угрюмо заявила Чикита. — А вот с легендой состязаться опасно. Признаюсь, при мысли о том, что меня может победить призрак, становится не по себе.

— Да бог с ней,