Былой войны разрозненные строки - Ефим Гольбрайх

На попутных машинах быстро добрался до передовой. Минометчики на опушке леса показали на одинокое дерево в поле КП командира роты. Но ты туда до вечера не ходи. Это место снайпер держит на прицеле. Помаялся я, помаялся, до вечера еще далеко, дай, думаю, рискну сейчас бы ни за что! и дернул, что было сил. Тихо. Снайпер, видно, задремал. В углу землянки сидел маленький старший лейтенант, представился: Демьяненко Василий, зампострой. И, подозрительно покосившись на мой карман, спросил: «Що это в тэбе рукавиця насупроти настромлена? Достаю. О! Це дило! И командиру оставимо. А где он? В хозвзвод пошел, помыться».

Так я попал в штрафную роту.

О штрафных ротах не раз писали. Есть и кинофильм со странным названием «ГуГа». Тем более досадны многочисленные погрешности. Вранье в малом вызывает недоверие и ко всему остальному. Выше уже говорилось в атаку толпами не бегут, но таковы, по-видимому, законы жанра, «массовость» наш конек. У командира роты погоны полевые, зеленые, а пуговицы на шинели золотые и звездочка на фуражке красная, на фронте! И звездочка и пуговицы были зеленые. Особую досаду вызывает заградотряд. Заградотряды не сопровождают штрафную роту на передовую и не стоят у нее за спиной. Они располагаются за линией фронта, вблизи контрольно-пропускных пунктов, на дорогах, на путях возможного отхода войск, скорее побегут обычные подразделения, чем штрафные, и вообще, почему заградотрядовцев больше, чем штрафников. Напрашивается желание поменять их местами… Заградотряды не элитные подразделения, куда подбираются бойцы-молодцы. Это обычная воинская часть с несколько необычными задачами. Почему-то все они одеты в новенькие откуда такая роскошь! шинели, что, вообще говоря, не по сезону, в котором происходят события, с красными вшивными погонами! Вшивные погоны полагались только генералам, все остальные, от рядового бойца до полковника, носили пристежные. И красные! На фронте! И в касках! Заградотряд в касках! Это ж додуматься надо. Их и в боевых подразделениях не больно-то жаловали. А офицер, которого все время тошнит, который в конце стреляется. Это ж не эстетично и неправдоподобно. Любой командир роты, даже и не штрафной, немедленно отправил бы его с передовой.

Киноскандал со сдачей оружия, едва не перешедший в сражение, вызывает уже не досаду, возмущение. Показать, какие штрафники патриоты? Довольно распространенное заблуждение…

…После нескольких операций у нас осталось около двух десятков бойцов. Не ранены. Но в боях участвовали, и мы с полным основанием передаем их в соседний стрелковый полк. При этом все оружие сдается, а не отбирается, и никаких скандалов при этом не возникнет. Они получат оружие в своих новых подразделениях. Это элементарно. А за нами числится каждый ствол, и чем бы мы вооружили прибывающее из тыла пополнение. Все это знают. Кроме постановщиков фильма. Или они всерьез полагают, что уголовники едут из тыла в эшелоне уже вооруженные! Веселое дело, это уже не погрешности, а как сказали бы великие сатирики, сопли и вопли.

Поездка командира штрафной роты в тыловой запасной полк для отбора-подбора провинившихся солдат — бред. Никто его в такую командировку не пошлет, да и мысль такая никому не придет в голову. Командиры штрафных рот не комплектуют своих подразделений: кого тебе пришлют, с теми и будешь воевать.

Перечисленного вполне достаточно, чтобы отправить в штрафную роту постановщиков фильма на полный срок. Даже в мирное время.

Не следует думать, что все штрафники так уж рвутся в бой… Атака захлебывается. Оставшиеся в живых залегают среди убитых и раненых. Но нас же было больше! Где остальные? Вдвоем с командиром роты возвращаемся к исходному рубежу. Так и есть! В траншее притаились, в надежде пересидеть бой, несколько штрафников. И это когда каждый солдат на счету! С противоположных концов траншеи, держа в каждой руке по пистолету в левой привычный ТТ, в правой трофейный парабеллум, он тяжелее чуть не разрываясь над траншеей: одна нога на одном бруствере, другая на противоположном, двигаемся навстречу друг другу и, сопровождая свои действия соответствующим текстом, стреляем над головами этих паразитов не целясь и не заботясь о целости их черепов. Проворно вылезают и бегут в цепь.

Господи! Неужели это был я!

В штрафных штурмовых батальонах такого не может быть. Здесь все поставлено на карту. Эти офицеры не лишены званий и в большинстве случаев не имеют судимости. По ранению или отбытию срока они имеют право на прежние должности. (Право-то они имели, но, как правило, шли с понижением.)

В одном из таких батальонов, своей блестящей атакой положившей начало Ясско-Кишиневской операции, воевал мой товарищ Лазарь Белкин.

…18 августа 1944 года выдали по двести (!) граммов водки, привезенной на передовую прямо в бочках, по полпачки махорки и зачитали приказ: в 5 часов утра, по залпу катюш, батальон идет в атаку. Минут за пятнадцать все вылезли на бруствер, приготовились. 5 часов. Тишина. Шесть тишина. Семь наступление отменяется. Разочарованные вернулись в траншею.

Солнышко пригрело, немцы успокоились, полу-разделись, задремали. Без нескольких минут десять новый приказ: наступление ровно в десять! И никаких катюш! Ровно в десять батальон в полной тишине поднялся в атаку. Без «Ура!» Но это был не простой батальон, а батальон штрафников. Ворвалась в первые траншеи! Вторые! Третьи!! Захватили несколько шестиствольных минометов, развернули в сторону противника и дали залп. Навстречу Лазарю бежал к пулемету немецкий офицер, лег за щиток, нажал на гашетку… В упор! И вот счастье осечка… Ленту ли перекосило или еще что. Кинулся бежать. Поздно. Граната Лазаря уже летела.

У противника создалось впечатление, что здесь наносится основной удар. Немцы стали спешно подбрасывать подкрепления, бронетехнику. До позднего вечера батальон отбивал атаки, и к ночи остатки батальона вынуждены были вернуться на исходные позиции.

Из почти тысячи человек в живых, на ногах, осталось сто тридцать.

Большинство участников штурма были ранены, убиты, по статистике, один к четырем…

Евреев в штрафной роте практически не было. За время моего пребывания, с конца сорок четвертого и до Победы, почти полгода на войне это большой срок, попался только один еврей, и меня немедленно позвали на него посмотреть. Это был портной из Прибалтики, и он не выглядел ни удрученным, ни несчастным, У евреев высоко развито чувство долга, думаю, он попал случайно или за какую-нибудь мелочь.

Зато соседней, 162-й ротой командовал Левка Корсунский, кишиневский, если память не изменяет, еврей с повадками одессита. Явившись в тихую минуту к нам в гости на шикарном трофейном фаэтоне, запряженном парой красавцев-коней, он снял с левой руки часы и бросил налево, снял с правой и бросил направо. Это был жест. Современному человеку это трудно объяснить. Часы были предметом вожделения и нередко служили наградой. Не знавшие ни слова по-немецки русские солдаты быстро научились произносить «вифиль из ди ур». Ничего не подозревавший немецкий обыватель охотно доставал карманные часы, и они немедленно перекочевывали к победителю…