Проект «Пламя» - Юрий Козловский

— Полагаю, — начал Захар, — из вчерашнего допроса вы не узнали ничего такого, что удивило бы вас?

— Меня — да. Но не остальных, — ответил генерал, пристально глядя на собеседника. — Я давно прикоснулся ко всем этим тайнам, к другой, невидимой стороне жизни. Но, вообще-то, людям трудно в такое поверить.

— Вы-то верите! И, надо отдать вам должное, умеете хранить молчание. Почему вы это делаете, Василий Андреевич?

— Наверное, чтобы сохранить в людях веру в собственные силы и способность сопротивляться обстоятельствам, — ответил Романов, подумав. — Если вывалить все это им на голову, они станут ждать чуда, и из этого не выйдет ничего хорошего.

— Вы совершенно правы, — согласился с ним цыган. — Люди готовы верить в самые невероятные чудеса и поэтому с легкостью идут за лжепророками.

— Скажите лучше, что мне делать с Сидориным? — сменил тему генерал. — Вы знаете, что я никогда не убирал нежелательных свидетелей и не собираюсь делать этого впредь.

— Что-нибудь придумаем, — успокоил его Захар. — Он не будет болтать лишнего.

— Неужели вы вхожи даже в камеры Лефортова? — изумился Романов.

Захар в ответ только пожал плечами.

Подал голос телефон на столе генерала. Он поднял трубку, долго слушал, потом аккуратно положил ее на рычаги и сказал:

— Кажется, Сидорин самостоятельно решил все проблемы.

— Что случилось? — поднял на него глаза Захар.

— Его поместили в одну камеру с вором в законе…

— Сидорина — к уголовнику? — возмутился цыган.

— Этот уголовник — спокойный, уравновешенный человек, — возразил генерал. — Вежливый, обходительный, матом никогда не ругается. И был таким, пока Сидорин ночью не стал к нему приставать.

— Как приставать? — не понял Захар.

— В самом прямом смысле. Проявил к нему сексуальный интерес.

— Тьфу ты, гадость какая! И что уголовник?

— А какой реакции можно ожидать от человека, двадцать лет прожившего за решеткой и пользующегося уважением всего уголовного мира? К моменту, когда вмешалась охрана, он успел превратить Сидорина в отбивную. Разбита печень, проломлен череп, множество других повреждений.

— Жить-то будет?

— Врачи говорят, что вряд ли. И знаете, возможно это грех, но я не испытываю ни малейшего сожаления по этому поводу.

5

Впервые за последние годы Ивану Матвеевичу пришлось убивать время. Он переезжал из страны в страну, не задерживаясь нигде надолго, но время тянулось как резиновое, и до срока, обозначенного в ультиматуме, оставалось еще десять дней. В глубине души Фотиев понимал, что именно сейчас он должен быть в Москве, где сосредоточены силы, способные сорвать его планы. Но одновременно он не хотел себе признаться, что просто боится возвращаться в Россию и поэтому тянет время, дожидаясь назначенного срока.

Первый тревожный укол он почувствовал, когда в его электронном почтовом ящике не оказалось сообщения от Сидорина. Прежде мутант не позволял себе подобных срывов, поэтому Иван Матвеевич всерьез обеспокоился и в поисках помощника погрузился в Сеть. В свое время Роберт дал ему несколько уроков компьютерной грамоты. Больших высот Фотиев не достиг, но на уровень хакера средней руки вышел.

Блуждая в Сети, Иван Матвеевич узнал, что его указание насчет генерала Романова не выполнено, тот по-прежнему жив и здоров. А проникнув в милицейскую сводку происшествий по Москве, выяснил, что за хулиганские действия в отношении иностранной гражданки задержан предприниматель Альберт Митрофанович Коновалов.

Фотиев предполагал, что неуемная сексуальность мутанта когда-нибудь доведет его до беды, но не думал, что это произойдет в такой неподходящий момент. И все же происшествие показалось ему подозрительным. Что, если к нему причастны его бывшие коллеги из ордена или люди Захара? Кому еще выгодно оставить его без помощника и лишить возможности влиять на происходящие в Москве события?

У Фотиева оставалось два выхода. Первый — возвращаться и брать вожжи в свои руки. Второй — использовать организацию мутантов, имеющую своих людей в России. В Москву не хотелось, поэтому Иван Матвеевич связался с Айзенштадтом и отправил ему подробную и обстоятельную инструкцию.

И только одно событие обрадовало Ивана Матвеевича. Как-то, просматривая электронную почту, он машинально набрал адрес и пароль ящика, известного только одному человеку в мире. А когда увидел, что там уже две недели дожидается прочтения зашифрованное письмо, пришел в сильное возбуждение. Потому что этим человеком был его друг и соратник Борис Барков, девять лет назад отправленный кругом в вечное изгнание. Фотиев не стал задаваться вопросом, как ему удалось уйти оттуда, и немедленно отстучал ответ. В полученном назавтра письме он прочитал, что Борис сможет быть в Каире примерно десятого августа. Иван Матвеевич попросил Баркова собрать попутно информацию о некоторых людях из ордена и клана. Окончательное решение о дальнейших действиях он отложил до встречи с Борисом.

Когда Карл Вайсман ознакомился с пришедшей из Испании депешей, то понял, как был прав, что не стал сразу сообщать руководству ложи о своей ценнейшей находке — семье старого Пантелея. Сколько он ни ломал голову, но так и не смог понять логики начальства. Наверно, старый калека Франц совсем выжил из ума, если думает, что в одиночку можно провернуть такую гору работы. Но, хорошенько поразмыслив, Карл решил не просить помощи у организации. Попросишь — и пришлют деятеля с более высокой ступенью, чем у него, он возглавит операцию и, в случае успеха, пожнет лавры, оставив Вайсмана на бобах. А вот если Карл справится сам, то снова обретет доверие и сможет укрепить свое положение в организации.

Карл видел только один способ выполнить задание — прибегнуть к помощи Пантелея и его сыновей. Но, чтобы договориться с ними, сначала нужно было их обуздать, а это было примерно то же, что приручить пятерку матерых волков. Только если для приручения зверей нужно много мяса, то в случае с пантелеевскими пришлось пускать в ход зеленые американские доллары, причем в больших количествах.

Поскольку начальство не только не ограничивало Карла в расходах, но и прямо приказывало исполнить приказ, не жалея никаких денег, назавтра после встречи на кладбище и беседы в большом, но бестолковом доме Клима Вайсман снова появился в поселке с большим кейсом в руке. Вываленные из кейса на стол сто пачек бумажек с изображением президента Франклина произвели на Пантелея и четверых его сыновей должное впечатление.

— Миллион! — завороженно прошептал Стае, второй по старшинству сын Пантелея, благоговейно поглаживая пачки денег. — Миллион!