Капитал в XXI веке - Томас Пикетти

В XX веке сформировалось совершенно иное понимание государственного долга, основанное на убеждении в том, что задолженность, напротив, могла выступать в роли инструмента, обеспечивающего рост государственных расходов и социальное перераспределение в пользу наименее обеспеченных граждан. Разница между двумя представлениями была довольно простой: в XIX веке выплаты по долгу стоили дорого, что было выгодно заемщикам и вело к укреплению частного имущества; в XX веке долг таял из-за инфляции и выплачивался «фантиками», что на деле позволяло финансировать дефицит за счет тех, кто одолжил свое имущество государству, без необходимости существенно повышать налоги. В начале XXI века этот «прогрессивный» взгляд на государственный долг по-прежнему разделяется многими, хотя инфляция уже давно опустилась до уровня, близкого к XIX веку, а ее способность содействовать перераспределению богатства представляется довольно неоднозначной.

Интересно отметить, что перераспределение за счет инфляции во Франции было выражено намного сильнее, чем в Великобритании. Как мы видели в предыдущей главе, инфляция во Франции между 1913 и 1950 годами держалась на среднем уровне выше 13 % в год, т. е. привела к увеличению цен в 100 раз. Когда в 1913 году Пруст издал роман «По направлению к Свану», государственная рента казалось такой же незыблемой, как и «Гранд-отель» в Кабуре, где писатель останавливался каждое лето. В 1950 году покупательная способность этой ренты упала в 100 раз, в результате чего у рантье 1913 года и их потомков практически ничего не осталось.

В результате, несмотря на изначально высокий уровень государственного долга (около 80 % национального дохода в 1913 году) и очень высокий дефицит в 1913–1950 годах и особенно в годы войны, в 1950 году, так же как и в 1815 году, французский государственный долг был относительно невелик (около 30 % национального дохода). Огромный дефицит времен Освобождения был практически сразу уничтожен инфляцией, превышавшей 50 % на протяжении четырех последующих лет, с 1945 по 1948 год, в условиях чрезвычайной политической напряженности. До определенной степени это соответствовало «банкротству двух третей» 1797 года: счета прошлого гасились для того, чтобы можно было восстановить страну и обеспечить низкий уровень государственного долга (см. график 3.4).

В Великобритании события развивались иначе: медленнее и не так бурно. Между 1913 и 1950 годами инфляция в среднем составляла чуть больше 3 % в год, т. е. цены увеличились в три раза (или в 30 раз меньше, чем во Франции). Это обернулось серьезными убытками для британских рантье, которые невозможно было себе представить в XIX веке, вплоть до Первой мировой войны. Однако этого было явно недостаточно для того, чтобы воспрепятствовать накоплению огромного дефицита во время двух мировых войн: Великобритания мобилизовала все ресурсы для участия в них, но при этом не стала широко прибегать к печатному станку, вследствие чего к 1950 году государственный долг достиг колоссальных размеров — более 200 % ВВП, еще больше, чем в 1815 году. Лишь инфляция 1950-1960-х годов (более 4 % в год) и особенно 1970-х годов (около 15 % в год) позволила снизить объем долга до 50 % ВВП (см. график 3.3).

Механизм перераспределения посредством инфляции обладает огромной силой и сыграл ключевую роль в истории обеих стран в течение XX века. Однако он приводит к двум серьезным проблемам. Во-первых, его цель оказывается довольно размытой: среди тех, кто прямо или косвенно, через банковские депозиты, владеет облигациями государственного долга, далеко не все являются состоятельными людьми. Во-вторых, этот механизм не может действовать в течение долгого времени: когда инфляция становится постоянной, заемщики начинают требовать более высокую номинальную процентную ставку, а повышение цен более не приводит к ожидаемым результатам. Кроме того, высокая инфляция имеет тенденцию к постоянному ускорению (когда процесс запущен, часто его тяжело остановить) и может привести к трудно контролируемым последствиям (доходы некоторых социальных групп оказываются сильно переоцененными, других — недооцененными). В конце 1970-х годов, десятилетия, которое в богатых странах было отмечено сочетанием высокой инфляции, ростом безработицы и относительного экономического застоя («стагфляцией»), установился новый консенсус, гласивший, что инфляция должна быть низкой.

Долгая и бурная история государственного долга, прошедшая путь от мирного получения ренты в XVIII и XIX веках до экспроприации путем инфляции в двадцатом столетии, оставила глубокий след в коллективной памяти и представлениях. Этот исторический опыт повлиял и на экономистов. Например, когда в 1817 году Рикардо сформулировал гипотезу, сегодня известную как «уравнение Рикардо» и гласящую, что государственная задолженность ни при каких условиях не может воздействовать на накопление национального капитала, он, разумеется, находился под сильным влиянием того, что видел вокруг себя. Хотя в те времена государственный долг Великобритании приближался к 200 % ВВП, это не ослабило частные инвестиции и накопление капитала. Феномен «crowding out»[119], вызывавший сильные опасения, так и не проявился, а рост государственной задолженности финансировался за счет увеличения частных сбережений. Разумеется, это не значит, что мы здесь имеем дело с универсальным законом, который действует везде и всегда: все, бесспорно, зависит от благосостояния социальной группы, которую затрагивает этот процесс (в данном случае лишь меньшинство британцев располагало достаточными средствами для того, чтобы обеспечивать необходимые дополнительные сбережения), от предлагаемой процентной ставки и от доверия к правительству. Однако заслуживает внимания тот факт, что Рикардо, не располагавший историческими данными или измерениями вроде тех, что приведены в графике 3.3, но прекрасно разбиравшийся в особенностях современного ему британского капитализма, ясно осознавал, что наблюдавшийся им гигантский государственный долг может не оказывать никакого влияния на национальное имущество и представляет собой лишь долговые обязательства одной части страны перед другой[120].

Кейнс, писавший в 1936 году об «эвтаназии рантье», также находился под сильным влиянием того, что происходило вокруг него: мир рантье, существовавший до Первой мировой войны, рушился, и никакого другого политически приемлемого решения, которое позволило бы преодолеть тогдашний экономический и бюджетный кризис, просто не было. Кейнс прекрасно понимал, что инфляция, на которую Великобритания соглашалась с большой неохотой из-за сильной привязанности консервативных кругов к золотому стандарту, действовавшему до 1914 года, была самым простым способом — хотя и необязательно самым справедливым — снизить груз государственного долга и имущества, унаследованного из прошлого.