Владимир Красно Солнышко. Огнем и мечом - Наталья Павлищева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С Оболони начнем. Берите Волоса сначала!
Дружина отправилась исполнять повеление своего князя. Огромный истукан бога скотницы Волоса, стоявший на торге в Подоле, притащили на берег Почайны и сбросили в воду. Торг уже шумел множеством голосов купцов и киян, собиравшихся продавать или покупать, раскладывавших свои товары или помогавших продавцам. Но никто не помешал дружинникам ни свалить Волоса, ни тащить его к берегу Почайны, ни толкать дальше до Днепра. Никто! Одни люди стояли, замерев в испуге, другие, уже крещенные, радовались, третьи и вовсе не имевшие отношения к христианской вере, с укоризной качали головами.
После Волоса наступила очередь самого капища. Князь подивился, когда обнаружил, что волхв исчез. Владимир побаивался именно стычки с хранителем огня на Перуновой Горке. Но и само пламя тоже погашено. Это заставило дружинников остановиться, страшно смотрелись пустые светильники, огонь в которых горел даже в сильные дожди и снегопады. Истуканы замерли, глядя пустыми глазницами на оцепеневших людей. Воевода передернул плечами:
— Точно сам ушел и из них всю силу унес…
Князь чуть прищурил глаза: силу унес? Может и так, тогда справиться легче. Ему очень не хотелось стычек с киянами. Еще раз глянул на златоусого Перуна. Истукан действительно стоял, точно простой кусок бревна. Почему-то полегчало.
Раздался зычный голос Владимира, велевшего сбросить Перуна, сечь батогами и тащить по Боричеву извозу до Ручая, а там в Днепр! Это было неслыханно! Дружинники, хотя и крещенные в Корсуни, поеживались, не решаясь приступить к казни истукана. Князь повысил голос:
— Всех сбросить, всех топить! Посмотрим, смогут ли они защитить сами себя? Велес вон не смог…
Вспомнившие, что действительно истукан Волоса ничем не выдал гнева бога, дружинники бросились выполнять княжью волю уже уверенно. Все пять истуканов сброшены, частью разрублены топорами, частью просто протащены до реки. Особо досталось Перуну. Пока его сплавляли по Ручаю, по берегам собралась толпа киян. Люди рыдали в голос, уговаривая бога воспротивиться измывательствам, но истукан молчал. Это вызывало дополнительные насмешки христиан:
— Что же ваш бог сам себя защитить не может? Как же он вас защитит?
И это казалось для киян самым страшным — Бог позволял надругательства над собой! Все ждали страшной грозы, сверкающих молний, но ничего не происходило. Нашлись те, кто сразу стал говорить о большей силе христианского Бога, который помогал князю и его дружине, мол, Владимир ведает, что творит, если не боится Перунова гнева, значит, его бог сильнее. И все же по берегам Ручая и вдоль самого Днепра стоял немолчный плач и крик — люди прощались с бессильными, как им казалось, богами, в которых верили всю жизнь! Смущало и то, что сам князь, которого слушались извека, выбрал новую веру, велел сбросить идолов, им же поставленных.
До самого вечера уничтожали истуканов по всему Киеву. Князь поспешил воспользоваться замешательством киян, тут же разослал по городу глашатаев с повелением поутру всем прийти на берег, где Почайна впадает в Днепр. Это означало одно — крещение всех!
Наступила беспокойная ночь. Дружине велено не дремать, кияне могли под покровом темноты отплатить за своих поруганных богов. Волчий Хвост всю ночь обходил выставленные посты, проверяя их, сам Владимир долго не решался лечь спать. Но Киев затих.
Уже за полночь князь все же отправился к себе в ложницу. Сегодня ему не до новой жены, решалась судьба Киева. Но Анна и не требовала внимания: утомившись одними слухами, она тихо посапывала во сне. Владимир улегся рядом, стараясь не шуметь, уже привык не будить без надобности. Почти смежил веки, как вдруг увидел на стене силуэт волхва, который утром выговаривал у капища. Князь резко сел, забыв о спящей Анне, та отвернулась к стене, потянув на себя накидку.
— Ты?.. Ты откуда?
Владимир видел, что волхв не настоящий, что только видение, но от этого становилось еще страшнее. Старик укоризненно покачал головой:
— Князь, князь…
— Это ты забрал силу у истуканов на капище? — дрогнувшим голосом поинтересовался Владимир.
— Я унес самих богов, жалея киян. Они не будут виновны в надругательстве, а вот ты… Твоей волей истуканов секли.
— Я христианин! — объявил князь.
— Ты клятву Перунову забыл?! По роте клялся. Помнишь, чем та клятва грозит?!
Владимир не заметил, что Анна уже проснулась и со страхом слушает его разговор с едва заметным видением на стене ложницы.
— Бабка Ольга тоже христианка была, но дожила до стольких лет.
Волхв усмехнулся и чуть переместился в сторону:
— Боишься… Верно боишься. А княгиня Ольга клятвы по роте не давала.
Князь действительно уже боялся.
— Над христианами та клятва не действует!
— Не елозь! — сурово возразил силуэт волхва. — Ты нарушил, тебе и расплата предстоит. Живи пока, ты Руси нужен, но придет и твой час!
Видение растаяло, точно его и не было. Только тут Владимир заметил распахнутые ужасом глаза жены. Подумав, что она вряд ли видела волхва и решит, что князь разговаривал сам с собой, он уже ломал голову над тем, как объяснить все Анне. Но та, кивнув на стену, вдруг поинтересовалась дрожащим от страха голосом сама:
— Это кто?
Князь нахмурился:
— Волхв с капища, который сегодня точно унес силу истуканов, когда мы пришли.
Он не думал, что Анна поняла, о чем речь. Ошибся: княгиня знала о дневных происшествиях, ей с восторгом рассказал священник Леон. Анна вцепилась в руку мужа:
— Владимир, о какой клятве он говорил?!
Князь нахмурился, значит, ему не почудилось, если христианка Анна и та слышала слова волхва. И даже поняла русскую речь?
— О клятве по роте. Ею клянутся Перуну, когда в дружину приходят. Эта клятва срока давности не имеет, держится, пока земля стоит и вода течет.
— А что бывает с теми, кто нарушит?
— Рота карает, — совсем помрачнел князь. — Рвет на части.
— Ка-к-кая рота? Как… рвет?! — с ужасом прошептала княгиня.
Владимир лег на спину, заложив руки за голову. Лежал, разглядывая в полутьме потолок, точно мог на нем что-то увидеть. Анна ждала, вглядываясь в лицо мужа.
— Так князь Игорь погиб, дал клятву и нарушил. Древляне порвали меж двух берез.
Княгиня почувствовала, как к горлу подступает дурнота. Владимир поспешил ее успокоить:
— Но я же христианин, а князь Игорь был язычником…
Анна схватилась за эту спасительную мысль:
— Да, ты же крещен! Крестишь и Киев, а потом и всю Русь, тебе зачтется… Господь милостив, прегрешения простит. Отмолим, церкви построим, спасешь душу свою бессмертную!
И с таким жаром она это говорила, что Владимир поверил в защиту христианского бога, в возможность уйти от ответственности за нарушение клятвы. Все верно, он крестит Киев, потом всю Русь, будет жертвовать на строительство церквей, монастырей… Чтобы многие и многие отмаливали его грехи, те, что уже совершил. А новые? Нет, нет, он больше не станет грешить…
Долгая беседа в ночи с женой убедила князя в правильности поступков, тем более крещения. Утром он вышел на берег Днепра так, точно и не было того ночного предупреждения волхва.
Кияне собрались на берег почти все. Кто-то пришел по велению сердца, кто-то убоявшись княжьих посулов. Большинство искренне желали поклониться новому богу, помня, что старые не смогли защитить даже себя. Священники были поражены готовностью киян креститься, но дело свое делали споро, читали совершенно непонятные киянам молитвы, отправляя людей в воды Почайны и Днепра. Кто-то окунался с головой, кто-то лишь по пояс, многие держали на руках детей, желая и им обрести покровительство нового Бога. Выходившие из вод не знали, как быть дальше, и ходили по берегу мокрые и растерянные, несмотря на пронизывающий холодный ветер, гнавший волну. И все же крик стоял над Киевом великий! Не все крестились доброй волей, много было и тех, кто воспротивился. И старым богам уже мало верилось, но и в нового пока тоже не очень.
Ночью Владимир с затаенным ужасом ждал появления волхва. Анна видно тоже, потому как долго не спала. Но тот не появился. К чему? Предупредил, князь все решил для себя, теперь оставалось только ждать…
Памятуя о ночном разговоре с женой, Владимир уже на следующий после крещения Киева день приказал заложить новые церкви. Быстро выросли три из них — на месте старого капища церковь во имя княжьего покровителя Василия Кесарийского; второй стала церковь Святого Георгия, третьей — на месте самого крещения поднялась церковь во имя апостола Петра. Второй церковью Владимир хотел помочь сыну Рогнеды Ярославу, хромому от рождения, при крещении получившему имя Георгий, надеялся на чудо. Третьей церковью точно просил прощенья у сына Натальи Святополка, крещенного под именем Петра. Это был совет разумной Анны, всем сердцем принявшей нелегкие заботы мужа.